Руны Вещего Олега - Юлия Гнатюк

– Не верю я, что тархан решится порезать всех полонников, это же какой убыток, рабы у них наравне с шёлком ценятся, – несколько неуверенно и глухо проговорил боярин Черен.

– Могут и не всех, – возразил ему другой, – да что ж мы будем за частоколом хорониться и дальше бессильно глядеть, как нашим жёнам и детям глотки режут?

– Коли выйдем, то нас порешат, а тех, кто за нашими спинами, в полон возьмут, и тем убыток себе возместят, – хрипло молвил кто-то из старейшин.

– Верно речёшь, – молвил боярин Черен. – Пришли они за барышом своим, значит, есть только два пути: либо их здесь положить, но на то у нас пока сил нет, либо откупаться, иного они не разумеют.

– Так нечем платить! – в сердцах воскликнул старейшина. – Разве что украшения, какие есть последние, златые и серебряные у наших жён собрать, да предметы служения богам на капищах?

– Отобрать последнее у наших жён и у наших богов? – грозно вопросил волхв Мстибог. – Да за что ж мы тогда стоять будем, и зачем вообще столь бесхребетному народу жить на земле сей? Сломанная палка не нужна даже врагу!

После таких слов волхва все смолкли, наступила тишь, вязкая и чёрная, как смола, которая пузырилась в котлах.

– Тогда решим так, – молвил после тяжкого раздумья князь, – все, кто могут биться, к утру выйдем из ворот и вступим, может быть, в последний бой в нашей явской жизни. Кто не годен к сражению – на стены, поливать ворога смолой и варом, забрасывать камнями, рубить их верви с крюками. На холмах продолжать жечь сигнальные дымы, – ждём помощь от ополчения окрестных градов. И пусть Перун удесятерит наши силы, ибо пойдём сражаться не токмо за жизнь свою, но за честь и право называться северянским народом!

– Я с жрецами к богам пойду, – молвил Мстибог, – принесём им требу и будем молить о защите от ворога!

Волнение было столь велико, что о сне в эту ночь никто и не помыслил. Тысячи очей впивались в предутренний туман перед воротами и вслушивались в звуки, исходящие из хазарского лагеря. Сырой рассвет не спешил разгонять туман и морось, висевшую в воздухе. Но было слышно, как просыпался хазарский лагерь. Гасли костры ночной стражи, и сильнее разжигались кострища для приготовления пищи. Фыркали кони, звякали походные котлы, в сыром воздухе низко стлались чужие запахи чего-то кислого, перемешиваясь с духом варёного мяса. Вот уже солнце, несколько раз пытаясь вырваться из полонивших его серых туч, набрало силу, а ветерок разогнал туман. Хазары поели. Потом послышался некий шум, по хазарскому стану забегали воины, заржали встревоженные кони.

– Никак полонников ведут, – тихо молвил кто-то из наблюдавших из-за частокола, и все, кто был подле, задержали дыхание, оглушаемые стуком собственных сердец.

– Да что-то непохоже, – не то с сомнением, не то с очень робкой надеждой возразил другой.

Меж тем во вражеском стане творилось непонятное, – мчались люди и кони, крики начальников перекрывались ржанием, что-то стучало, звенело оружие, щёлкали плётки, и во всём быстро нарастала беспорядочная суета.

– Братья, похоже, по хазарам кто-то с тылов ударил! – Воскликнул опытный в боях Черен, – княже, если это не хитрость хазарская, чтобы нас выманить, то пора и нам ударить!

– Это, видать, Негода постарался, из других градов подмогу привёл. Приготовиться всем! – повелительно крикнул князь. – Кладём мост через ров, лучники прикрывают стрелами с бойниц частокола, пока не схватимся с первыми рядами!

Меж тем непонятный шум нарастал, приближаясь ко граду.

– Мост и ворота! – зычным голосом повелел князь и махнул десницей. Мост почти упал на оставленные со вчерашних приступов мостки и брёвна хазар, на их трупы, что усеяли пространство между частоколом и рвом, плавали во рву и лежали за ним на большой площади, бывшей в мирное время Торжищем Чернигова. С напором и яростью, будто стрелы, выброшенные тугой тетивой, ринулись черниговцы, не ведая точно, в самом ли деле то подоспела нежданная подмога из Любеча или Лиственя, или это хитрость коварных хазар. Тучи калёных стрел из-за частокола на краткое время свистящим пологом прикрыла сверху рвущихся в бой северян. Несколько мгновений – и вонзились копья черниговцев в деревянные щиты хазар. Скрестились клинки, завертелись кистени супротивников, сминая кожаные и железные шеломы, ломая кости, круша суставы и калеча лошадей. Чёрный вихрь безумства смертельной сечи взвился и закрутился над градом.

Прорубаясь сквозь частые ряды хазар, Жлуд вдруг узрел впереди, шагах в десяти, знакомую крепкую и быструю в движениях стать боярина Негоды, который был на острие клина облачённых в железо воинов. У князя разом отлегло от сердца, и он радостно возопил, ещё с большей силой опуская свой меч на хазарские кожаные панцири и железные кольчуги. Значит, не ловушка, но кто же эти вои, это никак не любечцы, – промелькнула мысль и тут же исчезла, сожжённая пламенем схватки жизни со смертью.

Князь Ольг в сопровождении богатырского начальника личной сотни Руяра, с охоронцами и воеводой шёл средь поверженных тел и возов, нагруженных разным скарбом, награбленным хазарами, да возов с данью, которой хазарам оказалось мало. Рядом шёл князь северян со своим молодым боярином.

– А где их тархан, мои вои его не взяли, а твои, княже? – спросил Ольг у Жлуда.

– И мои о таком улове не докладывали, – ответствовал князь северян.

– Неужто ушёл, ведь кажись, никого не выпустили? – С сомнением в голосе молвил начальник Варяжской дружины Фарлаф.

Они продолжили обходить недавнее поле битвы. Негода рассказывал, как он неожиданно встретился с киянами.

– Мы за охраной полонников наблюдали, мыслили, как нашим помочь. Сам лагерь полонённых отдельно от стана хазарского расположили, может, чтоб воины не отвлекались или рабов не попортили. Тут как раз посланник сего тархана пожаловал, мы его по-тихому взяли, допрашивать начали. А тут с восхода кто-то появился, будто тени бестелесные. Думаем, коли подмога хазарам, так чего среди ночи и тайком? Едва врукопашную не схватились, да вовремя разобрались. Оказалось, это изведыватели киевские. Тогда мы вместе кое-что и придумали. В общем, под видом хазар посыльные киевские к охране поехали и повелели от имени тархана вести пленных по восточному пути от града, да как раз на войско князя Ольга и вывели, – радостно поведал молодой боярин.

Вдруг чёрная клубящаяся сила, что витала над поверженным хазарским станом, из рассеянной превратилось в почти зримый образ чёрной змеи где-то совсем рядом. Князь остановился, за ним остановились охоронцы и северяне. Князь обвёл окрестья пронзительным взором и, чуть помедлив, направился к сбившимся в тесную кучу хазарам, охраняемым суровыми киевскими варягами. Подойдя к угрюмо глядящим пленникам, Ольг повелел хазарам выстроиться в одну линию. Он некоторое время стоял около, а потом подошёл к одному из них, одетому в простой грязный халат и рваные ичиги из сыромятной кожи, разбухшие от сырости и грязи. От взгляда пронзительных зелёных очей хазарин испуганно ссутулился, глядя себе под ноги.

– А ну-ка, брат Скоморох, погляди внимательного на сего хазарина и спроси, кто он таков, – повелел князь изведывателю. Низкорослый изведыватель стал задавать пленнику вопросы на хазарском. В ответ тот зачастил, заикаясь от страха.