По агентурным данным - Фридрих Незнанский

— Там все еще ходит трамвай?

— Да, и очень шумный. Так что, когда я еду к бабушке, день состоит из шума и запахов.

— Тебе они нравятся?

— Запахи — всегда! Мне очень нравится, как пахнет конский навоз, и как лошади пахнут тоже очень нравится. А шум. Когда как.

— Да, бывают такие дни, когда каждый звук режет слух. А бывает наоборот: когда хочется услышать каждый шорох вселенной и щебет каждой птахи. И это можно устроить!

— Например, отсюда услышать, как поют птицы в Москве?

— Запросто!

— Почему же мы не слышим?

— Сегодня не такой день, — уверено заявил Макс, — сегодня день обоняния и зрения!

Машина остановилась у лесной опушки.

— Сейчас мы войдем в лес, и ты это поймешь!

Они вошли в лес и погрузились в запахи земли, влажной от недавнего дождя.

— Нам нужны пчелы! — заявил Макс. — Пчелы всегда вьются возле дикого винограда.

Помахивая пластиковым ведром, он уверенно шел впереди, за ним, подпрыгивая от нетерпения, шла голенастая Алиса, Алекс замыкал шествие.

Они поднялись на невысокий холм. Макс обнял Алису за плечи.

— Смотри, вон там за холмом, в глубоком овраге, живут тихие летние ветры. И они плывут в зеленых глубинах, словно невидимые рыбы.

— Откуда же ты знаешь об этом? Если они невидимые?

— Если долго-долго стоять неподвижно и смотреть — их можно увидеть! И потом, я их слышу! Ну, пойдем дальше!

Они спустились с холма, вышли на небольшую поляну, окруженную высокими деревьями.

— Алиса, подними голову!

Рыжие кудри взметнулись, острое личико сосредоточено смотрело вверх.

— И что?

— Ты видишь эту паутину?

Алекс тоже невольно поднял голову. Над ними сплетались кроны деревьев, образуя кружевной шатер, сквозь который сияло ярко-голубое небо.

— Красиво, да? Нет на свете кружева тоньше, — говорил Макс, — и не поймешь, то ли листва поднимается так высоко, что вплетается в небо, то ли небо опускается вниз и переплетается с листвой.

Они стояли рядом, немолодой мужчина и маленькая девочка, задрав вверх головы — седую и рыжеволосую.

И Алекс понял, что все небылицы, которыми сыплет сегодня Макс, все то, что он пытается показать и рассказать Алисе, посвящено его умершей дочери, которую он никогда не видел, не растил и не смог подарить ей цвета и запахи мира. Он до сих пор тоскует по ним, по несостоявшейся своей семье. Его изумительный дед, волшебник, чародей, сказочник. И Алексу стало до слез жаль и Макса, и себя самого, хотя все в их жизни ладилось, и причин для слез не было никаких. Это все Макс с его умением разбередить душу.

— Эй, мы зачем пришли сюда? Пока вы витаете в облаках, я нашел куст винограда! Да какой большущий! — крикнул Алекс.

Алиса тут же кинулась к нему, упала на колени, погрузила руки в темно-зеленую массу и вытащила их оттуда алыми, обагренными виноградным соком.

— Вот это да! — выдохнула она, облизывая пальцы. Вокруг гудели пчелы.

Вечером они вчетвером сидели на террасе за ужином. Джоди меняла блюда, тарелки, приборы. Они пили домашнее виноградное вино, урожая позапрошлого года, — о чем важно объявил Макс, — и разговаривали.

— Как у вас здесь замечательно! — Марина подняла полные руки и погрузила их в свои густые волосы. — Словно на острове. Почти необитаемом.

— Так приезжайте почаще!

— Спасибо! И вы к нам! У Егорки отличная квартира почти в центре Москвы. Жена у него замечательная, увидите.

— А вы не с ними живете?

— Нет, упаси бог! Москва такая шумная, суетная. Нет, нет! Я от своего конзавода никуда!

— Все еще работаете, Марина?

— Да! От лошадей оторваться невозможно! И от них столько положительной энергии исходит. Они продляют мою молодость!

— Не знаю, они ли, но то, что продляют, это верно на все сто!

— И меня, представьте, до их пор ценят!

— Не сомневаюсь! Поклонников по-прежнему тьма?

— Есть немного. — рассмеялась Марина. — Стыдно признаваться в свои почти семьдесят.

— Гордиться надо! И что ваше неприступное сердце?

— Оно предпочитает свободу. Очень этим дорожу. Другого Хижняка на моем пути не встретилось. Что поделать! У меня замечательный сын, и вот это рыжее чудо. — она погладила Алису по рыжим кудрям. — Я здорова, никому не в тягость, чего еще желать? Ну, откровенность за откровенность. Что у вас на этом фронте? Вы ведь совсем мальчишка. Каких-то шестьдесят!

— Г-м-м. Хотя. Стариком себя не чувствую, это точно. Вообще, мне кажется, возраст не имеет к нам с вами никакого отношения.

— Не увиливайте от ответа, Максим! — смеялась Марина.

— Увиливать от ответов — это его любимое занятие! — вставил Алекс свои «двадцать копеек».

— Все, обложили, как волка! Ну, что вам сказать. Есть в нашем универе одна милая особа, которая приехала сюда из Питера. Очень хороший биолог.

— Понятно, — рассмеялась Марина. — Что ж, все замечательно! А что, Алиска, не прикупить ли нам здесь небольшую хижину, чтобы чаще встречаться?

— Точно, бабуля! — завизжала Алиса.

— И отдыхать летом рядом с этой чудесной башней! Правда, какой у вас замечательный дом!

— Да, мы сами любим свой дом, верно Алеша?

— Конечно! — кивнул тот. — Порой кажется, что это дом на краю земли. А сядешь в машину, — полчаса, и ты в Филадельфии. Сел в самолет и полетел…

— Куда? — ревниво спросила Алиса.

— Куда угодно! В любую точку земли. Ну. в Москву, например.

— Правда?! А когда ты приедешь?

— Не знаю, — под общий смех откликнулся Алекс. — Я ведь теперь работаю в одной очень большой газете. Куда отправят, туда и полечу.

— Да уж. Десять лет я бегал от газетчиков, всякого рода фотокорреспондентов, папарацци и вот — вырастил журналиста в собственном доме! — шутливо вздохнул Макс.

— Наверное, это зачем-нибудь нужно! Если звезды зажигаются.

— Смотрите-ка, Марина, он еще помнит Маяковского! Не так уж плохо я учу своих студентов!

— Да уж… Стоит вспомнить экзамены… «пары» выплывали из аудитории одна за другой, как стая черных лебедей!

— Кто-то должен задавать вопросы, на которые следует давать ответы! — заметила Марина.

— Что ж, теперь я устрою экзамен! Это будет интервью. Согласен?

— Интервью? Всякие глупые вопросики, типа, «каких женщин вы предпочитаете?», или «ваш любимый напиток?», «любите ли вы джаз?» и все такое? — поморщился Макс.