Проклятие Аримана. Магистр - Евгений Малинин

Со всех сторон меня охватил желтый струящийся и переливающийся огонь. Его длинные языки облизывали мое тело, не причиняя мне ни малейшего вреда. Я шагал сквозь пламя песчаного цвета, а оно беззвучно обтекало меня, как ненужную ей, случайно занесенную в ее переливающееся нутро частичку.

Я сделал внутри этого феномена всего четыре шага и…

…И оказался на голой песчаной равнине, которая обрывалась в трехстах с небольшим шагах впереди меня. Невдалеке, чуть правее от принятого мной направления начинались лесистые предгорья, а слева, у недалекого горизонта, виднеюсь темная мокрая полоса, которая, покидая песок пустыни, превращалась в небольшую, но достаточно многоводную реку. И текла эта река как раз в сторону пустыни!

А позади меня вставал жарко струящийся воздух, наполненный цветом окружающей песчаной равнины!

Я вздохнул и снова взобрался в седло. Оглядевшись с высоты своего коня, я развернул его в сторону гор. Мне до черта надоели пустыни и болота, я хотел в Богом проклятые горы!

…Не слишком ли мы привыкли к избитой мысли о том, что русский язык «великий и могучий»? Кто из нас хоть раз в жизни не повторил с гордостью высказывание одного не слишком древнего мыслителя о том, что французский язык – это язык любви, немецкий – язык философии, а русский – язык поэзии!

А кто из нас вспомнит, когда он последний раз пользовался поэтическими возможностями русского языка? Вот, например, как можно опоэтизировать по-русски простое русское слово «болото»?…

– Благодарение Морю, наш господин справедлив и милостив, не то что господа с равнины или из пустыни!

Я автоматически оглянулся назад и бросил взгляд на еще видневшиеся с высоты предгорий пески Границы.

– Нет, это не пустыня! Это так, песочек! А вот южнее, там, где солнышко припекает, вот там-то настоящая пустыня! Говорят, до Войны эта пустыня тянулась на много миль, до самого южного моря, которое тогда называли океаном – такое вот странное, не очень понятное название. Но и теперь эта пустыня – очень неприятное место. Я там был дважды с поручениями от своего господина… Б-р-р-р!

Мой случайный попутчик так передернул плечами, что чуть не свалился со своего осла.

Мы не спеша продвигались по дороге, петлявшей по предгорью и медленно поднимавшейся все выше и выше. Я выехал на эту дорогу, а вернее, на тропу, которой она начиналась, почти сразу после того, как покинул приграничную пустыню. Она была узка и безлюдна, но я и не рассчитывал обнаружить многолюдный тракт вблизи от Границы. Тропа, как мне показалось, вилась в нужном мне направлении, а когда она расширилась настолько, что на ней стали видны следы от колес, я полностью уверился в правильности своего выбора.

А еще через некоторое время мой конь нагнал маленького осла, на котором гордо восседал невысокий толстяк, одетый в темно-синий, почти форменного покроя кафтан, расшитый к тому же серебряным позументом, такого же цвета штаны с желтым почему-то кантом, желтые же чулки и башмаки. На голове толстяка красовалась синяя широкополая шляпа.

Услышав позади цокот копыт моего коня, он обернулся и его щекастое румяное лицо сразу озарилось добродушной улыбкой. Как только наши животные поравнялись, он заговорил, и с тех пор, в течение уже почти двух часов, не умолкал, позволяя мне только изредка вставить в разговор одно-два слова или задать короткий вопрос.

Я уже знал, что толстяка зовут Попур Кашат, что он полномочный поверенный своего господина и возвращается из весьма ответственной поездки на равнину. Он также сообщил мне, что до замка хозяина здешних мест его осел доберется к сумеркам и что меня там примут со всевозможным гостеприимством, так как его господин очень любит свежих людей, а тем более таких опытных и знающих путешественников, как моя милость.

Я не знаю, почему Попур решил, что я опытный путешественник, но разубеждать его не стал. Во-первых, потому, что он все равно не дал бы мне сказать ни слова, а во-вторых, потому, что он в конце концов был прав. И вообще его болтовня была настолько интересна, образна и наполнена информацией, что доставляла мне массу удовольствия.

– Всем хороша наша страна, – продолжал между тем мой говорливый спутник. – Уж мне-то ты можешь поверить – я проехал ее из конца в конец. И только две вещи в ней нуждаются в изменении! Необходимо увеличить ее территорию и уменьшить количество властителей! Ты наверняка знаешь, что нашу страну на хорошей лошади можно проехать с востока на запад за двадцать восемь дней, а с севера на юг – за тридцать. Жителей в ней не больше пятисот тысяч. И что с того, что практически все они в той или иной степени владеют магией, когда на этой крошечной территории хозяйничают девять самовластных властителей! И это если не считать самого самовластного! Это хорошо, что он не имеет ничего, кроме замка, да и тот расположен в весьма отдаленном месте.

Тут Кашат задумался, но всего лишь на секунду.

– Слушай, я раньше как-то не задумывался, а ведь это действительно странно! Верховный правитель страны, обладающий к тому же самой серьезной магической силой, не пытается по-настоящему захватить власть… Вмешивается в дела других правителей только тогда, когда их распри принимают совсем уж чудовищные формы. Да что там говорить, его видели-то последний раз лет двадцать назад, когда он наводил порядок на равнине… Правда, разобрался он тогда со всеми проблемами жестко и эффективно!

В голосе толстяка недоумение быстро сменилось восхищением.

– А к нашему господину верховный правитель всегда относился с особым расположением!… – Теперь в его говорке преобладала гордость. – По всей стране известно, как он однажды сказал нашему господину: «Серый да синий – лучшие Цвета в мире!»

Он с торжеством посмотрел на меня, и я, усмехнувшись, поддакнул:

– Я тоже после серого больше всего люблю синий цвет…

– А я люблю синий с серебром, – тут же перебил меня толстый Попур, стараясь не упустить инициативу в разговоре. – Горам он как-то больше всего подходит. Хотя в горах можно отыскать любые, самые прихотливые цвета, на любой вкус, на любую магию… Ты раньше бывал в горах?

– Неоднократно… – уверенно ответил я. – Правда, в ваши горы я забрел впервые…

Честно говоря, окружающий нас пейзаж можно было назвать горным с большой натяжкой. Ни покрытых снегом пиков, ни ледников, ни обрывов и пропастей, таких, как на Земле или в том же Тань-Шао, здесь не наблюдалось. Радовавшие наш глаз горы были лишь немногим больше забайкальских сопок, да стояли потеснее.

Тем не менее толстяк с некоторым недоумением посмотрел на меня, а потом, словно что-то сообразив, заявил:

– Ну, юго-западные прибрежные меловые холмы вряд ли можно назвать горами!…

Я прикусил язык… Это ж надо, совершенно не зная географию страны, пускаться в рассуждения о своих горных походах. Не рассказывать же этому толстяку о своих хождениях за три мира!…

А Попур продолжал свою болтовню, живо объяснив самому себе мою оплошность: