Употребитель - Алма Катсу

Между тем я уже знала, что существование в этом ином мире даром не дается. Вот только пока я не до конца понимала, какую цену приходится за это платить. Я не чувствовала себя лучше и выше простых смертных, не казалась себе божеством. Если и были у меня какие-то ощущения, то, пожалуй, такие: я ушла от обычных людей в царство постыдных тайн и сожалений, в темное подземелье, в застенок кары. Но ведь наверняка можно было покаяться и искупить свои грехи.

К тому времени, когда я добралась до Кэмдена, наняла карету и тронулась на север, у меня вновь возникла мысль о том, чтобы взбунтоваться против Адера. Я ехала по краям, которые были так не похожи на Бостон, и мне казалось, что Адер так далеко… Я еще не забыла, как сурово он наказал меня за попытку побега, и мысль об ослушании вызывала у меня дрожь. Я торговалась сама с собой: если, приехав в Сент-Эндрю, я увижу, что Джонатан счастлив со своей юной женой, я пощажу его. Последствия возьму на себя. Я скроюсь и начну новую жизнь, потому что ни за что не смогу вернуться в Бостон без Джонатана. Вот ведь забавно: Адер сам снабдил меня всем необходимым для побега — деньгами, одеждой… Я спокойно могла начать все заново. Но я быстро избавилась от этих фантазий, вспомнив об угрозе Адера. Я должна была исполнить его приказ, иначе мне было суждено страшное наказание. Адер ни за что не позволил бы мне покинуть его.

Вот в таком унылом настроении мне суждено было въехать в Сент-Эндрю ранним октябрьским вечером. Мне предстояло изумить своих домашних и знакомых тем, что я жива, но затем я могла разочаровать их тем, во что я превратилась.

Я приехала в городок в пасмурное воскресенье. Мне повезло, что зима еще не вступила в полную силу. Снега на дороге выпало не так много, удалось сносно проехать. На фоне неба цвета серой фланели чернели деревья. Последние листья, державшиеся на ветвях, были сухими, морщинистыми, мертвыми. Они походили на летучих мышей, висевших на насестах.

Только что закончилась воскресная служба в церкви. Горожане выходили из широких дверей на лужайку. Прихожане по обыкновению разбивались на компании и вели разговоры, несмотря на холод и ветер. Мало кому хотелось сразу возвращаться домой. Я искала глазами отца, но не находила. Может быть, теперь ему не с кем стало ходить в протестантскую церковь и он стал посещать католические мессы? А вот Джонатана я увидела сразу же, и мое сердце взволнованно забилось. Я заметила его у дальнего края лужайки, поблизости от лошадей и повозок. Он садился в повозку, а за ним гуськом выстроились его брат и сестры. А где же его мать и отец — церковный староста? Их отсутствие заставило меня нервничать. Джонатана держала под руку хрупкая молодая женщина — бледная, болезненная. Джонатан помог ей сесть на переднее сиденье. Женщина держала в руках сверток… нет, это был ребенок. Девочка-невеста подарила Джонатану то, чего я не сумела ему подарить. При виде ребенка я почти утратила храбрость и была готова попросить кучера развернуться.

И все же я не сделала этого.

Моя карета подъехала к лужайке, и, конечно же, на нее сразу обратили внимание. По моему приказу кучер придержал лошадей. Я, едва дыша, спрыгнула на землю и предстала перед собравшейся толпой горожан.

Приняли меня теплее, нежели я ожидала. Меня узнали, несмотря на новую красивую одежду, прическу и роскошную карету. Меня окружили люди, которым, как мне всегда казалось, не было до меня никакого дела — Уотфорды, кузнец Тинки Тэлбот и его чумазые детишки, Иеремия Джейкобс и его новая невеста — я вспомнила ее лицо, но забыла имя. Пастор Гилберт торопливо сбежал по ступеням крыльца в одеждах, раздуваемых ветром. Мои бывшие соседи смотрели на меня во все глаза и шептались:

— Ланор Мак-Ильвре, чтоб я померла!

— Да вы только поглядите на нее, как вырядилась-то!

Некоторые горожане стали протягивать мне руки, чтобы поздороваться, а я краем глаза видела, что другие цокают языком и неодобрительно качают головой. А потом горожане расступились, и ко мне подошел раскрасневшийся от быстрого бега пастор Гилберт.

— Боже милостивый, это ты, Ланор? — выдохнул он, а я едва расслышала его слова — настолько меня изумила его внешность. Как же он постарел! Как-то весь сжался… Куда девался его круглый животик? Лицо у пастора сморщилось, словно яблоко, забытое в подполе, а глаза подернулись сеточкой красных жилок. Он сжал мою руку с трепетом и радостью. — Как же твоя семья будет рада тебя видеть! А мы считали тебя… — Он покраснел — наверное, решил, что сказал неправильные слова. — …Пропавшей без вести. И вот ты вернулась к нам — такая красавица! Похоже, у тебя все просто замечательно.

При упоминании о моей семье люди стали отводить глаза, но никто не сказал ни слова. Господи, что же случилось с моими родными? И почему мне казалось, что все так состарились? У мисс Уотфорд волосы подернулись сединой. Мальчишки из семейства Остергардов выросли из домотканых рубах и штанов.

В задних рядах толпы люди начали расступаться. В круг, образовавшийся около меня, ступил Джонатан. О, как же он изменился! Он окончательно утратил все мальчишеское. Исчез беспечный огонек в его глазах, его надменность. Он по-прежнему был красив, но стал скромен и серьезен. Он смерил меня взглядом с головы до ног, оценил очевидные перемены. И похоже, эти перемены его опечалили. Мне хотелось рассмеяться и обнять его, чтобы он развеселился, но я сдержалась.

Джонатан сжал мои пальцы двумя руками:

— Ланни, а я уж думал, что мы тебя никогда не увидим!

Почему все продолжали говорить одно и то же?

— А Бостон пошел тебе на пользу, судя по всему, — отметил Джонатан.

— Это верно, — сказала я, но больше ничего не добавила — решила разгорячить его любопытство.

В это мгновение к Джонатану сквозь толпу протолкалась молодая женщина и встала чуть позади него. Он обернулся и взял ее под руку.

— Ланни, ты помнишь Евангелину Мак-Дугал? Мы поженились вскоре после твоего отъезда. Но времени прошло немало, так что мы успели родить первого ребенка! — Джонатан нервно рассмеялся. — Это девочка. Кто бы мог представить, что моим первенцем станет девочка? Не повезло, но в следующий раз мы постараемся получше, правда?

Евангелина зарделась, как маков цвет.

Умом я понимала, что увижу Джонатана женатым. Не исключала я и такую возможность, что у него будет ребенок. Но смотреть на его жену и дочь мне оказалось намного труднее, чем я ожидала. У меня сжалась грудь, перехватило дыхание. Я не могла пошевелить языком и поздравить Джонатана и Евангелину с рождением ребенка. Как же все могло произойти так быстро? Ведь меня не было здесь всего несколько месяцев — неполный год.

— Я понимаю, все это слишком быстро случилось — я стал отцом, и все такое прочее, — проговорил Джонатан, комкая в руках шляпу. — Но старина Чарльз хотел, чтобы я твердо встал на ноги, пока он жив.

Ком сжал мне горло.

— Твой отец умер?

— О, да… Я забыл сказать, а ты об этом не слышала. Это случилось за несколько дней до моей свадьбы. Значит, два года назад примерно. — Джонатан не заплакал, он говорил совершенно спокойно. — Он заболел сразу после твоего отъезда.