Цвет винограда. Юлия Оболенская, Константин Кандауров - Л. Алексеева
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Перейти на страницу:
15 августа. ‹…› Уехали обормоты. Утром наскоро дописывала элегию Сереже, начатую накануне, но прерванную его появлением: он позвал меня провести вместе последний вечер.
М. И. Цветаевой
Резвым мальчиком впервые
Вы явились мне.
Бойко выбежали Вы – я
Помню, как во сне,
Шумный топот вдоль дороги,
Ропот смеха, свар,
Ваши тоненькие ноги
В складках шаровар –
Слишком веселы для юбки,
Для ковров легки,
Для мальчишки слишком хрупки,
Нервны и тонки,
Слишком ровны для паркета,
Грозны для травы.
Слишком юны для поэта
Были сами Вы.
В августе в ином наряде
Встретить вас пришлось –
Закрывала шляпа пряди
Срезанных волос,
Было слишком длинно платье
В слишком ранний час –
Быстрое рукопожатье разделило нас.
Слишком юная для дамы,
Но большой поэт,
Но расстались навсегда мы
Иль на много лет.
Слишком длинно я отвечу
Вам на пару строк.
Слишком милой стала встреча
В слишком краткий срок.
Из дневника 1913 года:
. И вот я снова постепенно дичаю без людей. Впрочем, мне подарили книги: Мар Ив и С Я – по ним заканчиваю такое недолгое и такое милое знакомство с их авторами. Должна быть Вам благодарна за него – все-таки его как-то устроили Вы. Вообще всех коктебельцев приходится вспоминать, так же, как и Коктебель: столько милых людей не встретишь за всю жизнь. (Черновик письма К. В. Кандаурову)
Дискоболам
Дни мчатся. Волей иль неволей,
Наш круг редеет все сильней.
Уж смолкнул голос дискоболий,
Как хруст бароновых камней.
Друзья! И наше время близко,
И наша кончится игра,
Как взлет вертящегося диска
Или тяжелого ядра.
Где руки те, что их метали?
Загар их был как темный лак,
А силу мышц их гибкой стали
Узнал угрюмый Карадаг.
От Коктебеля до Кадикса
Таких не встретишь – я не лгу.
Так выбирает фернампиксы
Судьба на нашем берегу!
Из дневника 1913 года:
‹…› Сегодня 16-е. Начала автопортрет. Послала мальчикам их элегии.
(Из неоконченного)
«Там, где, словно в колыбели…»
Там, где, словно в колыбели,
Убаюкивает море
Бесприютные суда, –
В лучезарном Коктебеле
На торжественном соборе
Обормотского гнезда –
Все мы провожали зори
После тяжкого труда.
На балконе стыло ложе:
Магда, к стенке отодвинув
Холст, терзаемый с утра,
Даровала мир Сереже.
Пела Брюсова Марина,
Хором прославляли Пра
И клонило пианино
Тень на наши вечера.
Тихо гаснул отблеск стекол
От коварного заката
Из-за горного кряжа,
Вынимал термометр Сокол,
Вера наблюдала свято,
Неусыпно сторожа, –
Медленно корила брата
За порывы мятежа.
Уж светила нам в окно ночь
Развернувшимся весельем,
Ярким вышитым шатром,
А Михаил Соломоныч
(За трудом его тяжелым
Не сразил бы даже гром)
Тщетно тщился дискоболам
Сделать шах и мат ядром,
Роем жалящих двустиший
Каждый был обезоружен,
Каждый мстил по мере сил.
Молчаливей всех и тише –
Стал профессор с зодчим дружен,
С Михаилом Михаил ‹…›
«Двойных холмов раскинуты шатры…»
Двойных холмов раскинуты шатры.
В твоем окне ветвей узоры остры.
А на стене причудливый и пестрый
Твердят узор причудливый чадры.
И мимо правят тяжкий быт миры,
Но здесь внутри их близнецы и сестры,
Пунктиром напечатанные пестрым,
Полет веков доводят до игры.
И ты на этой несказанной грани
Вплетаешь в переливчатые ткани
Порывы раздвоившейся мечты.
Из глубины предутренне беззвездной
Рожденье дня внезапно смерть настигла.
Безмолвно опрокинутые в бездну,
Ужасны скал вонзившиеся иглы.
В оцепеневшей розовой пустыне
Не слышен волн бунтующихся скрежет.
На море лодка раненая стынет
И мачтами скалистый берег режет.
Нависла мгла, прозрачна и недвижна.
Жизнь, как питье полынное, горька мне.
Простерта тяжело и неподвижно
Моя душа, распятая на камне.
Из дневника 1913 года:
. Вот я подошла к истоку лета – дорожному стихотворению. Лиризм все же одержал некоторую надо мной победу. «Валентина, звезда, мечтанье, как поют твои соловьи!» (строка из стихотворения А. Блока «Три послания»).
К. В. Кандаурову
Ты не забыт лукавой музой,
Но был пропущен твой портрет
Затем, что тяжкою обузой
Считал ты жесткий табурет.
Не помогала спинка кресел
С дремотой нудною в борьбе.
Ты слишком жив и слишком весел –
Ну где ж позировать тебе!
Зачем сидишь мрачнее тучи?
Не ерзай! Сядь! Смотри левей!
Хоть чтеньем строк моих летучих
Дремоту нудную развей!
А, помогает скромный томик? –
За чтеньем лучше позу дашь.
Читаешь ты про «Желтый домик»,
А «муза» точит карандаш.
Свой длинный глаз ты смехом сузил,
Хоть все прочитано не раз.
Морщинок сеть стянулась в узел
У уголков веселых глаз.
Мой робкий стих ты чутко славишь:
Ведь бурей вздернуты одной
И зубы – ряд блестящих клавиш,
И кончик носа подвижной.
Прошедших лет тяжелой сменой
Твое лицо утомлено,
Но в искрах глаз без перемены
Играет юное вино.
Так из морщинистых предгорий,
Тараща желтые стебли,
Звездится голубой цикорий
По склонам выжженной земли[515].
На поднесение Константину Кандаурову Его печати Раисой, Магдой и Юлией[516]
Узнай неровный беглый почерк,
Лихого «т» задорный крюк
И весь тебе знакомый очерк
Твоих хвостатых закарюк.
Не кажется ли это странным –
Как будто в зеркале нежданном,
В толпе, неведомой тебе,
Идешь навстречу сам себе?
Зачем же буквами твоими
Мы начали тебе привет,
Твое ж оттиснутое имя,
А не черкнули наши три?
О том в истории смотри.
Она ж гласит: тогда-то правил
Таким-то царством Хан Даур.
Каких же он держался правил
И был приветлив или хмур,
О том за давностью преданья
Не сохранились. Мы в молчаньи
Минуем, сделав поворот,
И весь его державный род.
Для них пестрели весны; зимы
Сменялись, снегом серебря, –
Но мы за первым октября
Летим, историей гонимы:
Сей день был днем твоих крестин,
И ты был назван Константин.
Делами занятый своими,
Еще не сведав ремесла,
Ты нес полученное имя,
Куда судьба тебя несла.
Не думая об этом факте,
Подписывал его в контракте,
На рапортах и на счетах,
На всяческих иных листах,
На каталогах «Мир Искусства»,
На переплетах новых книг,
Не думая, в единый миг,
Без всякого при этом чувства.
Но вот потомок древних орд
Закончил первый «натюр морт»…
Не так трепещут в вихре листья,
Как трепетали буквы те,
Что ты чертил дрожащей кистью
На первом конченом холсте.
Как будто сделались живые,
Как будто их узнал впервые.
Так имя сонное твое
Вдруг получило бытие.
Прими ж от нас живое имя,
Его в контрактах не пиши:
Пускай твои карандаши
Живут рисунками твоими,
А эта скромная печать
Контракты будет заключать.
1918. Москва
Война королей
Пьеса в стихах для кукольного театра «Петрушка»[517]
А вот – небылица в лицах
Произошла в столицах,
Столицы – пиковая, бубновая
А лица ни для кого не новыя:
А вот – важный король
Играет первую роль.
А вот – дама модная,
Королева колодная.
А вот – верный слуга – Валет.
Известны они сотни лет,
И на каждого удальца
Приходится по два лица.
А вот целая вереница –
Им тоже хочется иметь лица,
Но вот небылица из небылиц –
До сих пор у них не было лиц!
Двойка-неумойка, тройка-землеройка.
Четверки-шестерки – грызут сухие корки,
Семерки-осмерки – из темной каморки,
Девятки-десятки – постятся и на Святки.
А вот товарищ Петрушка
Навострил ушки –
Слушает, кто что болтает,
Да на ус мотает.
Не любит он, как монах,
Сидеть в четырех стенах
И вовсе на него не похоже
Повторять все одно и то же,
Прежде сказанное-заказанное.
Сегодня так позабавит,
А завтра вдвое прибавит.
Хочешь – развешивай уши,
А не любо – так не слушай,
И со словом крылатым
Не ходит он по палатам,
А закидывает на черное крыльцо
Красное словцо.
Пролог
Здравствуйте, почтеннейшая публика
И вся Р.С.Ф.С. республика!!!
Вот я – товарищ Петрушка –
Самая задорная игрушка!
Никогда не знавался с богатыми,
Не дружил с дворцами и палатами.
Забирался в тар-та-ра-ры –
На задние дворы –
Ходом – черным,
Словом – красным, –
Опасным!
Сегодня в первый раз перед вами
Гворю своими словами.
Расскажу на свободе,
Как в знакомой колоде
Короли растеряли короны,
Рассыпались картонные троны,
Развалились карточные домики…
Все мы, Петрушки, – комики;
Но когда я все это взвесил,
То стал особенно весел!
1
Перейти на страницу:
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!