Три позы Казановы - Юрий Поляков

Но влюблённые (даже в отсутствие мужа) встречаются не там, а в стареньком щитовом домике, стоящем на шести сотках близ речки Рожайки. Пай в садово-огородном кооперативе достался Кириллу от покойного отца. Итак, Юля утречком в коротеньком шёлковом халатике выходит на крыльцо и томно потягивается, открывая нескромным взорам невыспавшееся лоно. Конечно, наша скромница тут же спохватывается, одёргивает халатик, испуганно оглядывается… И что же? Ничего. Вокруг сколько хватает глаз видны хибары да уставившиеся в небо задницы огородников, пропалывающих грядки. Им нет дела до случайно заголившейся дачницы, они работают, тяжким трудом добывая из земли пищу. Так было всегда: при феодалах, при капитализме, при социализме и сейчас – при нефтеналивном олигархате. Итак, потянувшись, наша изнеженная Юлия переодевается в старенькие джинсы, повязывает косынку и тоже утыкается в грядки. Чтобы показать милому: её не смущает бедность, она теперь с ним везде – в горе и радости, в богатстве и нищете. Растроганный Кирилл вдохновенно рисует любимую во всех огородных ракурсах. Потом они любят друг друга посреди разбросанных пастелей и ватманов. Художник готовится к выставке – её пообещал организовать Молокидзе. По дружбе.

Кирилл не боится, что на дачку нагрянет Анита и застанет их при исполнении. Он знает, что его жена спит с Эриком Молокидзе и даже рад тому. Он давно питает к супруге такие же чувства, какие мы обычно испытываем к своему постоянному дантисту. Анита даже не раз намекала мужу, что в плотском смысле их брак давно исчерпан и Кирилл может себе кого-нибудь приискать на стороне… Для укрепления семьи ведь у них есть сын, который живёт в Америке с родителями Аниты, в прошлом ударниками советской торговли.

В результате наш простодушный художник сам и рассказывает жене про Юлию. Он уверен, жена одобрит и они заживут славным четырёхугольником, подобно многим интеллигентным семьям. Поначалу так и случилось: Анита рассмеялась, поздравила Кирилла и посоветовала пригласить Юлию на открытие выставки «Московские лица», которую для мужа своей любовницы организовал Эрик в галерее «Брандспойт», там, где прежде размещалась пожарная часть. Понятно, Аните не терпелось увидеть свою заместительницу, сравнить с собой, показать любовнику, чтобы потом, в постели, обсудить и посмеяться.

Молокидзе, конечно, припёрся на вернисаж с законной Мананой, усатой и толстой, как старый тифлисский кинто. Щедрая женщина привезла с собой дюжину бутылок настоящего киндзмараули, ведро домашнего лобио и несколько дисков сулугуни. Её брат Ираклий был авторитетным человеком и контролировал по всей России производство натуральных грузинских вин из этилового спирта, сиропа и лимонной кислоты. Но чтобы подпольные сомелье не забыли исконный букет легендарных напитков, в Москву время от времени контрабандой переправлялись бутылки с подлинными винами…

На выставку притащился Черевков, да ещё в смокинге с бабочкой. К тому же он взял с собой сотрудницу протокольного отдела мэрии Гузель, эмансипированную туркменку с глазами бешеной газели и повадками дорогой шлюхи. Восточная женщина реже забывает стыд, чем европейская, но уж если забывает, то бурно и навсегда. Вообще-то Константин Фёдорович столоначальник, по музеям не ходок, но ему шепнули, что на открытие пожалует Сам! А лишний раз попасться на глаза начальству никогда не помешает. Конечно, Черевков насторожился, увидев на вернисаже свою жену, якобы поехавшую навестить свою маму Анну Ивановну, но семейные разборки он, как воспитанный человек, отложил до вечера. Впрочем, он и сам попался, явившись на выставку с любовницей.

Впрочем, Юля и так давно всё знает и даже благодарна этой самоотверженной азиатке, которая своим смуглым телом заслонила её от пошлых домогательств постылого супруга, использующего брачный секс вместо снотворного. И вот вообразите, хорошо одетые люди переходят, прихлёбывая из бокалов вино, от одного рисунка к другому, одобрительно кивают, хмыкают, щурятся, ахают, восхищаются, подолгу задерживаются у портрета Юлии, исподтишка сравнивая пастель с оригиналом. А потом, конечно, шепчутся, что в двадцать первом веке рисовать в манере позднего Фешина пошло, глупо и бесперспективно…

Приехали и знаменитый живописей Фил Бест со своей Железной Тоней. Как и положено салонным знаменитостям, они прибывают с опозданием. Выходят из «Бентли», на «голой прокурорше» вечернее платье от Сони Риккель. Но все собравшиеся видят её обнажённой, словно сошедшей со скандального двойного портрета, потрясшего Москву в прошлом сезоне. Фил дружески похлопывает Кирилла по спине, хвалит некоторые работы, но в особенности портрет Юлии. Он-то сразу понял: это не обычное «московское лицо», нет – это судьба художника!

Однако Анита уверена в себе и не беспокоится. Сознаёмся, Юлия – не первое увлечение Кирилла. Но пока всё обходилось без неприятностей – развода и делёжки имущества. А вот Черевков взревновал! Конечно, Юлия подпорхнула к нему, вежливо поздоровалась с Гузель и как бы невзначай сообщила, что Кирилл случайно нарисовал её в Аптекарском огороде и сегодня, внезапно позвонив, пригласил на вернисаж, поэтому она здесь, а не у мамы.

– Ты дала ему свой телефон?

– А как же! Я думала, мы купим этот рисунок для гостиной.

– М-м-м… Почему бы и нет…

– Ах, какой у вас милый кулон! Это, кажется, сапфир? – восхитилась хитроумная Юлия, зная, что украшение любовнице подарил Черевков.

– Да, из новой коллекции Дюпона! – свысока сообщила туркменка.

– Пожалуй, в гостиной рисунок будет смотреться неплохо, но нужна хорошая рама, – смутился ревнивец.

В этот щекотливый момент в тесные стены бывшей пожарной части врываются бесцеремонные охранники и беспардонные телевизионщики, следом неторопливо входит Сам в своей знаменитой тюбетейке. Он начинал карьеру в Средней Азии, восстанавливал Ташкент после землетрясения – и пристрастился к тюбетейкам. Их у него, поговаривают, не менее тысячи, есть даже вышитые золотом, украшенные чёрным жемчугом, изумрудами и рубинами. А что делать, если все несут и дарят, несут и дарят?! По субботам Сам обычно объезжал стройки, распекая прорабов, доводя до инфаркта архитекторов, и вдруг увидел растяжку на бывшей пожарной каланче – «Московские лица. Пастели».

– Ну-ка зайдём! – приказал он своему начальнику охраны – в прошлом боксёру-тяжеловесу.

Вроде бы случайность… Всякое неожиданное решение большого начальника заранее тщательно готовится его помощниками. Иначе не бывает. Если президент задумчиво говорит: «Я вот тут подумал…» – это значит, что орава экспертов за месяц подготовила ему восемь вариантов державного экспромта.

Сам тоже интересовался искусством. Наши чиновники с первой большой взятки покупают жене бриллианты, со второй – особняк в Марбелле, с третьей – начинают собирать живопись. Как и положено истинному государственнику, он был тайным поклонником кондового реализма. Да и вообще, любителей авангарда к власти допускать нельзя – погубят страну! Человеку, влюблённому в Малевича, я бы не доверил должности шпалоукладчика – жди крушения. Но, конечно, из политкорректности Сам делал вид, будто куры, гадящие на голову восковому Льву Толстому, – это тоже искусство. Однако заметив на растяжке вместо кубических экскрементов трогательные лица жителей вверенного ему города, к тому же запечатлённые с реалистическим тщанием, он чуть не заплакал от избытка чувств и приказал остановить кортеж. А то, что он увидел на выставке, и вовсе его потрясло.