Рыцарь - Андрей Смирнов

Когда я отдал меч, указующий перст капитана остановился на моем кинжале.

– Это – тоже.

Я усмехнулся:

– Помилуйте, чем же я мясо резать-то буду?

– Это – тоже. – Он был неумолим.

Тут натура Андрэ де Монгеля одержала верх над рассудительностью Леонида Малярова.

– Обойдешься.

В следующую секунду на мне уже висело три человека.

А еще через минуту картина была следующая: я со связанными руками лежал на полу, а двое солдат сидели на мне сверху, видимо, чтобы отбить охоту дергаться. Еще двое занимались третьим, которого мне в ходе потасовки удалось-таки ткнуть шипом на наруче в живот. Еще один солдат держал все отнятое у меня вооружение – в том числе и наручи.

Меня обыскали, но больше ничего опасного не нашли – потому что ничего больше и не было. Кроме меня самого, разумеется. Тут в конце коридора отворилась дверь. В проеме показался стройный высокий человек, одетый в пышный красный кафтан и узкие обтягивающие штаны – вроде трико. На позолоченной перевязи болтался средних размеров клинок.

– Что вы там возитесь, Ортоньо?

Ортоньо – это был капитан, – ничего не сказав, молча поклонился. Человек перевел взгляд на меня и сделал небрежный жест – ко мне, мол. Тащите его сюда.

Мне помогли подняться и повели к двери, за которой скрылся человек в красном. За дверью обнаружилась большая комната. Огромные ставни открыты нараспашку. Солнечный свет заливал комнату, проникая сквозь узорчатые решетки.

Пол комнаты был устлан коврами. Повсюду валялись пуховые подушки. Стояли низенькие скамеечки – слишком хрупкие и легкие, чтобы их можно было использовать как оружие.

В центре комнаты высилось большое кресло с подлокотниками. Рядом с креслом – резной круглый столик изящной работы. А в углу комнаты скромно размещалась главная достопримечательность помещения – книжные полки, забитые толстенными фолиантами и пергаментными свитками.

Фантастика. Жилище книголюба.

У кресла лежал здоровущий кобель. При нашем появлении он поднялся и демонстративно зевнул. Зрелище было впечатляющее.

Человек в красном рассеянно потрепал его по шее и впервые обратился ко мне:

– Андрэ, обещайте, что не будете делать глупостей – и вас развяжут.

Я подумал секунду-другую:

– Ладно.

Когда мои руки оказались на свободе, я стал разминать запястья. Крепко стянули, черти…

– Еще одно кресло, пожалуйста, – негромко распорядился человек в красном.

Кресло появилось мгновенно.

– Присаживайтесь, – пригласил меня местный босс.

Повинуясь небрежному движению руки хозяина, капитан и солдаты удалились.

Я посмотрел на сидящего передо мной человека. Лет тридцать – тридцать пять, чисто выбритый, темные длинные волосы собраны сзади в «хвост». Узкое, смуглое лицо с тонкими чертами, черные глаза. Золотая цепочка поверх кафтана. Длинные сильные пальцы, унизанные перстнями.

Человек в красном тоже разглядывал меня. С нескрываемым интересом.

– Вы – Альфаро де Кориньи?

Человек в красном кивнул, чуть улыбнувшись:

– Он самый.

– Что все это значит?

– Любезный дон Андрэ, нам с вами следует поговорить. Но поскольку к концу нашего разговора вы, вероятно, попытаетесь на меня напасть, я счел своим долгом заранее обезопасить нас обоих от этой некрасивой и – уверяю вас – совершенно бесплодной попытки.

– Хотели поговорить? – Я недоверчиво посмотрел на него. – Зачем? Вы что-то слышали обо мне?

Может быть, с ним был знаком мой настоящий де Монгель?

– Любезный дон Андрэ, – граф снова улыбнулся, – или как вас там зовут на самом деле… Я знаю о вас куда больше, чем вы думаете.

Мне не понравилось это «на самом деле». Просто очень не понравилось.

Сзади скрипнула дверь. Несколько слуг с профессиональной сноровкой установили на столике блюда и напитки, поместив на середину запеченного целиком поросенка. Передо мной поставили тарелку – серебряную, а к ней – серебряный нож. Слуги удалились. Скрипнула дверь.

– Угощайтесь, – с любезностью радушного хозяина предложил Альфаро.

Отрезая у поросенка ножку, он заметил:

– Кстати, если вам все-таки придет в голову задушить меня голыми руками… или зарезать этим ножом… право, Андрэ, не стоит и пытаться. Я вас не опасаюсь – Раур перегрызет вам горло быстрее, чем я успею его остановить.

Я отрезал себе кусочек свинины и поинтересовался:

– Отчего же, по вашему мнению, у меня может возникнуть такое желание?

– Оттого, что это, быть может, ваш последний приличный ужин, – разъяснил граф Альфаро, – и когда вы это осознаете, вы почти наверняка захотите устроить какую-нибудь глупость… Наслаждайтесь, Андрэ. Если вам не терпится что-нибудь устроить – устройте это к концу трапезы, ладно? Когда мы наедимся и наговоримся.

Я засмеялся:

– Вы всех так принимаете?

Дон Альфаро покачал головой:

– Отнюдь. Для вас я сделал исключение… Кстати, ваш акцент режет мне слух. Может быть, перейдем на провансальский?

Мы так и сделали.

– Чем же я вам так не угодил? – спросил я.

– Все по порядку. – Граф задумчиво прожевал кусок свинины. – К концу нашей беседы вы, возможно, поймете, почему ваша дорога закончится здесь, в моем замке, и какими причинами это вызвано, и что мной руководит… По крайней мере, я надеюсь, что поймете. Вы выглядите неглупым человеком.

– Спасибо.

– Не за что. – Он откупорил серебряный кувшин и плеснул себе какой-то искрящийся светлый напиток. Жестом предложил мне. Я подставил кубок. Похоже на шампанское. Совсем неплохо.

Я молчал, ожидая, что еще соизволит сообщить мне этот деятель. Не стану отрицать: он меня заинтриговал.

Дон Альфаро пригубил вино, посмотрел на меня и спросил:

– Каково это: ощущать себя в чужом теле, пользоваться чужими вещами, жить чужой жизнью? По вашему виду и поведению я заключаю, что вы уже вполне сумели освоиться в нашем времени. Как вы думаете, благодаря чему это произошло?

Мой мозг заработал в бешеном ритме. Так, и этот в курсе. Похоже на то. Необходимо выкачать из него как можно больше полезной информации. Тем более что и он сам, кажется, не прочь ею поделиться. Значит – ни в коем случае нельзя спугнуть его каким-нибудь откровенным враньем. Значит – придется играть в открытую – пока. Пока я не выясню, что именно ему обо мне известно.

Дон Альфаро, держа наполненный кубок в левой руке, откровенно рассматривал меня. Улыбался.

– Я давно не ощущаю себя «в чужом теле», – совершенно честно сказал я. – И вы ошибаетесь, граф, я живу своей жизнью. И совершаю поступки, которые мой «предшественник» не совершил бы никогда. Почему я так быстро освоился? – Я пожал плечами. – Не знаю. Поначалу я ничего не знал об этом времени, о вашем средневековом мире… Но я учусь. Может быть, скоро начну писать стихи, как мой «предшественник»… Вы удовлетворены ответом?