Обольсти меня на рассвете - Лиза Клейпас

— Там Харроу, — сообщил ей брат.

Выражение ее лица изменилось.

— Почему он там?

— Пытаюсь заставить его сказать, как нейтрализовать действие порошка дигиталиса. — Он злобно взглянул на гардероб. — И я убью его, если он мне не скажет.

— Кто отравился дигиталисом? — требовательно спросила Амелия, побледнев как полотно. — Кому-то плохо? Кому?

— Отравить хотели Меррипена, — тихо сказал Лео и поспешил приобнять сестру, прежде чем закончил фразу: — Но по ошибке яд принял Кэм.

Амелия сдавленно закричала:

— Господи! Где он?

— В цыганском таборе. С ним Меррипен.

В глазах Амелии заблестели слезы.

— Я должна пойти к нему.

— Ты ничем ему не поможешь без противоядия.

Уин протиснулась мимо них и шагнула к тумбочке возле кровати. Быстро и решительно она взяла со стола масляную лампу и коробку со спичками и понесла их к гардеробу.

— Что ты делаешь? — воскликнул Лео. — Ему не нужна лампа, Уин.

Проигнорировав его вопрос, Уин сняла с лампы стеклянный плафон и бросила на кровать. То же самое она проделала с медной горелкой, в которой крепился фитиль, открыв таким образом резервуар с маслом. Без колебаний она облила маслом гардероб. Едкий запах горючей жидкости распространился по комнате.

— Ты сошла с ума? — ошеломленно воскликнул Лео. Поражало не только то, что она делала, но и с какой невозмутимостью она себя при этом вела.

— У меня в руках спички, Джулиан, — сказала она. — Быстро говори, что надо дать мистеру Рохану, или я подожгу шкаф.

— Ты не посмеешь! — крикнул Харроу.

— Уин, — сказал Лео, — ты спалишь весь этот чертов дом. Его же только что отстроили после пожара! Одумайся. Отдай мне эти проклятые спички.

Уин решительно покачала головой.

— Мы что, хотим ввести новую традицию встречи весны? Отмечать возрождение природы ежегодным сожжением дома? Образумься, Уин.

Но та угрюмо уставилась на дверь гардероба.

— Мне говорили, Джулиан, что ты убил свою первую жену. Возможно, с помощью яда. И теперь, зная, что ты сделал с Роханом, я в это верю. И если ты не поможешь нам, я поджарю тебя как гренок. — Она открыла коробку со спичками.

Догадавшись, что она, должно быть, блефует, Лео решил ей подыграть.

— Заклинаю тебя, Уин, — с наигранным драматизмом воскликнул он, — не делай этого! Ни к чему… Господи!

Последнее слово он произнес в тот момент, когда Уин чиркнула спичкой и подожгла гардероб.

Она не блефовала, оцепенев от шока, подумал Лео. Она на самом деле намеревалась испечь ублюдка.

Когда первый яркий язычок пламени взмыл к потолку, из глубин шкафа донесся испуганный крик.

— Ладно! Выпустите меня! Выпустите меня! Дубильная кислота. Дубильная кислота! Она в моем саквояже. Выпустите меня!

— Хорошо. Лео, — сказала Уин, чуть запыхавшись, — ты можешь затушить огонь.

Несмотря на охватившую его панику, Лео не смог подавить сдавленный смешок. Она говорила так, словно просила его затушить свечку, а не остановить горение массивного, охваченного пламенем шкафа. Сорвав с себя сюртук, Лео бросился сбивать пламя с двери гардероба.

— Ты сумасшедшая, — бросил он Уин.

На шум и крики прибежали слуги. Один из них, лакей, сбросил с себя куртку и ринулся помогать Лео.

Тем временем женщины спешно занялись поисками черного кожаного докторского саквояжа.

— Разве дубильная кислота и чай не одно и то же? — спросила Амелия. Руки ее дрожали, она никак не могла справиться с защелкой.

— Нет, миссис Рохан, — сообщила ей гувернантка. — Я думаю, что доктор говорил о дубильной кислоте, получаемой из листьев дуба, а не из чайных листьев. — Мисс Маркс успела подхватить саквояж, который Амелия чуть было не опрокинула. — Осторожнее. Он не приклеивает этикетки к пузырькам. — Открыв саквояж, они увидели внутри ящик с ячейками, в которых находились аккуратно расставленные стеклянные пробирки с порошками и жидкостями. Сами пузырьки не были промаркированы, но ячейки, в которых они находились, имели наклейки со сделанными чернилами надписями. Порывшись в саквояже, мисс Маркс достала пузырек с бледно-коричневым порошком. — Вот этот.

Уин забрала у нее пузырек.

— Я доставлю ему противоядие, — сказала она. — Я знаю, где стоит табор. А Лео пусть тушит шкаф.

— Я привезу Кэму лекарство, — решительно заявила Амелия. — Я его жена.

— Да. И ты носишь его ребенка, и если ты упадешь с лошади на полном скаку, он никогда не простит тебе того, что ты рисковала жизнью вашего ребенка.

Лицо Амелии исказила мука. Губы ее дрожали. Она кивнула и сдавленно прошептала:

— Торопись, Уин.

— Ты можешь попросить своих людей, чтобы они смастерили носилки из парусины и шестов? — спросил Меррипен у хозяина кибитки. — Я должен привезти его назад, в дом лорда Рамзи.

Глава клана кивнул. У входа в кибитку стояли в ожидании его распоряжений несколько его соплеменников. Он сказал им, что надо делать, и они тотчас отправились исполнять приказ. Вернувшись к Меррипену, он пробормотал:

— Через пару минут все будет готово.

Кев кивнул, глядя на посеревшее лицо Кэма. Он выглядел очень больным, но по крайней мере угроза остановки сердца и судорог на время отступила. Сейчас, лишенный своей обычной экспрессивности, Кэм выглядел юным и беззащитным.

Странно было думать о том, что они с братом столько лет не знали, существовании друг друга. Кев почти всю свою сознательную жизнь провел в одиночестве, к которому сам себя приговорил, и все же последнее время одиночество его, словно одежда, которую долго носишь не снимая, поизносилось и стало расползаться по швам. Он хотел больше знать о Кэме, обменяться с ним воспоминаниями. Он хотел иметь брата. «Я всегда знал, что я не один» — так сказал Кэм в тот день, когда узнал о связывающем их кровном родстве. Кев чувствовал то же, что и его брат. Он просто не смог этого сказать.

Кев вытирал испарину с лица брата. Кэм тихо всхлипнул в забытьи, словно ребенок, которому снится кошмар.

— Все в порядке, фрал, — пробормотал Кев, положив руку Кэму на грудь и почувствовав, как медленно и неровно бьется его сердце. — Скоро ты поправишься. Я тебя не оставлю.

— Вы так близки с братом, — тихо сказал ром фуро. — Это хорошо. У тебя кто-то еще есть из родных?

— Мы живем с семьей гаджо, — сказал Кев и бросил на главу клана взгляд, словно бросал ему вызов. Он ждал неодобрительного отклика, но выражение лица его собеседника оставалось сочувствующим и дружелюбным. — Одна из них — его жена.

— Надеюсь, она не красавица, — сказал ром фуро.