Вельяминовы. Время бури. Книга третья - Нелли Шульман

– Хотя такое и вовсе неважно. Нельзя давать ложных надежд. Пусть найдет аристократку и женится. Евреем он никогда не станет, а я не могу выйти замуж, пока он… – она бросила взгляд на обложку американского Cosmopolitain, – не даст мне развода. Я не хочу своими руками ставить под угрозу будущее собственных детей… – в журнале напечатали рассказ Хемингуэя. Увидев имя писателя, Эстер вспомнила о бывшем муже. Она все поглядывала в сторону Джона. Он увидела, что мужчины заказали три бутылки Хейнекена и кофе:

– Тем более, его сестра замуж выходит, весной. У нее тоже ребенок… – Эстер, рассеянно, листала британский Vogue. Писали, что, в связи с затемнением Лондона, из-за опасности бомбежек, светская жизнь, вместо двух часов ночи, заканчивалась в одиннадцать вечера. В отеле «Беркли» возродили традицию полуденных танцев, после пятичасового чая. Магазины бойко торговали дневными платьями. Развлечения заканчивались ранним вечером, бальные туалеты носить было некуда. Автор статьи призывал отказаться от темных нарядов:

– С военными правилами у нас хватает черноты. Ателье Баленсиага предлагает оттенки голубого, а мадам Шанель, коралловые цвета, и шерсть бордо… – на обложке журнала красовалась модель, в дневном костюме цвета красного вина, улыбающаяся белой курице: «Аристократки помогают домашнему фронту. Благотворительные базары в пользу наших солдат». Американское издание Vogue описывало бал дебютанток в отеле «Плаза». Америка не воевала, и не вводила ограничений на светскую жизнь. Эстер, внимательно, рассмотрела фасоны платьев:

– Мне подобное носить некуда. Только если в оперу… – денег хватало, но Эстер, все равно, продолжала дежурить в госпитале. Она, каждый месяц, вносила определенную сумму на счет, где лежали средства для будущей учебы близнецов:

– Они растут… – женщина, допив кофе, попросила еще чашку, – высокие станут, я вижу. В меня, в Давида… – Джон курил, не глядя в ее сторону.

Эстер знала, о чем он думает, иногда, отрываясь от нее, лежа на спине, в узкой кровати, на безопасной квартире. Он закидывал руки за голову, смотря в потолок. Ей хотелось сказать, что она не сравнивает юношу с бывшим мужем. Невозможно было сравнивать, усмехалась Эстер, непохожих друг на друга людей:

– Он боится, что мне с Давидом было лучше… – она добавила в кофе немного сливок, – когда-то лучше, когда-то нет. Дело в том, что надо любить. Давида я любила, а это все… – она взялась за французский журнал, – просто от одиночества… – на террасу поднялся хорошо одетый, высокий, светловолосый мужчина. Эстер безучастно скользнула по нему взглядом. Он заказал кофе, на французском языке.

Эстер листала страницы, разглядывая мадемуазель Аржан, в окружении офицеров, на фронте:

– Звезды кино и эстрады навещают наши доблестные войска… – актрису сняли в смелом костюме, с юбкой, едва закрывавшей колено, в приталенном, подогнанном по фигуре жакете, в маленькой шляпке.

– Она, все-таки, очень на тетю Ривку похожа… – протянув руку к зажигалке, Эстер услышала вежливый голос: «Позвольте мне, мадам».

Англичане могли посадить на террасу еще одного агента. Увидев женщину, углубившуюся в модный журнал, Макс отмел эту мысль, но проверить не мешало. Эстер прикурила:

– Спасибо, месье. Вы проездом в Венло? – у нее были большие, голубые глаза. Кольца на пальце Макс не заметил:

– Уселась, – недовольно подумал фон Рабе, – теперь начнет бросаться на каждого мужчину. Ей к тридцати, не замужем, Такие дамы, как она, приходят в кафе на подходящих женихов охотиться… – он сухо ответил: «Да». Мужчина вернулся за столик.

– Не француз, – Эстер вытащила черепаховую пудреницу, от мадам Лаудер:

– Джон читал письмо от кузена Теодора. Надеюсь, им удастся уехать в Америку. Мадемуазель Аржан тоже еврейка, из Польши… – в сентябре, с началом войны, Эстер сказала Джону, что свободно говорит на польском языке, и на идиш:

– Просто, чтобы ты знал, – заметила она, – может быть, пригодится.

Она читала рецепты джемов из малины и крыжовника, одним глазом поглядывая в сумочку. Под шелковым, носовым платком, лежал аккуратный, черный пистолет Baby Browning. Эстер, одним пальцем, погладила голову рыси на рукоятке кинжала. Она сама не знала, зачем взяла клинок сюда, в Венло:

– Его девочке надо передать, по традиции. Родится ли у меня девочка? – стрелка больших часов, на стене террасы, подобралась к четырем дня. Два черных мерседеса переехали мост. Англичане поднялись, расплачиваясь. Давешний мужчина, потушив сигарету, взял со стула твидовое пальто. Мерседесы завернули за здание «Бакуса», куда направился Джон, с коллегами. Мужчина исчез, вслед за ними.

– Я его хорошо запомнила, – поняла Эстер, – опишу Джону, когда операция закончится. Конечно, он может быть антифашистом… – из главного зала кафе слышался голос диктора:

– В Германии объявлен траур, по жертвам покушения, на Адольфа Гитлера. В США президент Рузвельт, на следующей неделе, заложит первый камень памятника президенту Джефферсону. Прослушайте результаты футбольных матчей и прогноз погоды… – заиграла музыка.

Два черных мерседеса понеслись обратно, к мосту через Маас. Эстер немного подождала, но никто из англичан в «Бакус» не возвращался. Ее сосед тоже пропал. Эстер прошла к его столику. Машины скрылись на той стороне Мааса, где развевались черно-красные флаги. В пепельнице лежал окурок от Camel. Смотря на реку, Эстер вспомнила поезда с еврейскими детьми, которые они встречали с тетей Юджинией, год назад. Деревья облетели, улица опустела:

– В бьюике никого не окажется, – поняла Эстер, – не зря они на двух машинах приехали. Они взяли подкрепление.

Женщина собрала журналы:

– Он здесь сидел, чтобы проверить, не наблюдают ли англичане за операцией со стороны… – официант появился на террасе. Эстер попросила счет. Оставив десять процентов на чай, сунув бумажку в портмоне, она, спокойно, пошла на стоянку «Бакуса».

Джон очнулся от боли в затылке. В комнате было темно. Поморщившись, он попытался поднять руку. Запястье заломило, послышался лязг металла:

– Наручники… – он лежал на кровати, с поднятыми руками, – я должен был вспомнить, догадаться. Питер мне давал описание. Никакой это не капитан Шеммель. Он следил за Питером, в Берлине. Вальтер Шелленберг, из СД. Но похожих людей много, светловолосых, голубоглазых, неприметных. Я и сам… – Джон не успел ничего сказать так называемому капитану Шеммелю. Когда они с Бестом и Стивенсом, подошли к бьюику, дверь второго мерседеса открылась. Джон успел увидеть людей в штатском, с оружием. Его ударили рукоятью пистолета по голове, он потерял сознание:

– Если Шелленберг участвовал в операции, то и фон Рабе здесь. Питер говорил, что они вместе работают, в иностранном отделе СД… – Джон прислушался. За дверью заскрипели половицы, раздались шаги. Мужской голос усмехнулся:

– В Дюссельдорфе ждет самолет, Вальтер. Вези англичан в Берлин, пусть начинают работать. Врач сказал, что герра Холланда придется оставить здесь, на ночь. Он боится сотрясения мозга… – Макс, в коридоре, прислонился к стене.