Разбуженная страсть - Сесилия Грант

Наконец ее дыхание выровнялось, а сердце перестало бешено биться. Она открыла глаза и увидела бескрайнее суссекское небо. Поднялась на ноги и медленно пошла обратно к Сетон-парку.

Нет, Лондон по-прежнему радовал его. Магазины на Бонд-стрит, бильярд и карточные игры в клубе «Уайтс», суета Ковент-Гардена после наступления темноты – все это, как и прежде, восхищало его. Он вернулся в свою квартиру, освещенную печальным осенним солнцем, – она была спланирована так, чтобы после пробуждения медленно и мягко заставить человека подняться с постели. И, как всегда, опера чудесным образом перенесла его в иной мир, и по телу его пробегали мурашки, а глаза часто моргали, когда он смотрел на публику внизу, пытаясь разглядеть, какие известные люди пришли в театр.

Беда в том, что к любому удовольствию теперь примешивалась легкая грусть – особенно когда он представлял, как бы Марта восприняла что-либо новое для нее. Он бы хотел прийти к ней и рассказать какую-нибудь забавную историю, случившуюся в клубе. А потом он бы сводил ее в оперу, обнимая за плечи, когда они будут идти среди толпы. И она бы сидела в кресле рядом с ним, постукивая его по колену закрытым веером, если его внимание вдруг начинало бы рассеиваться.

Нет, этого бы не случилось. Ее положение помешало бы ей какое-то время выходить в свет.

Тео беспокойно поерзал в кресле, когда глупая певица-сопрано начала свою арию, оплакивая потерю неверного мужа. Он пробыл в Лондоне пять дней, и порой его посещала мысль о том, что он бросил женщину, беременную его, Тео, ребенком.

Конечно, это был ее выбор. Так они договорились. И вряд ли «бросил» – подходящее слово, поскольку он, как джентльмен, просил руки дамы, а она ответила отказом. И все же…

Сейчас он был в Лондоне, и если когда-нибудь случится так, что его ребенок или его мать окажутся в опасности или в сильной нужде, то он не узнает об этом. Он никак не сможет помочь им. Но если даже забыть о любви и семейных узах, то ведь остается еще вопрос долга. Это единственное понятие, которое он привез из Суссекса.

Ему не давали покоя и другие мысли… Он вспоминал Гранвилла, помогавшего ему с молочной фермой и теперь вынужденного осуществлять его, Тео, план. И еще – работники. Да, он говорил им, что когда-нибудь вернется в Лондон, но они рассчитывали, что он останется хотя бы до того дня, когда купят коров.

По правде говоря, он ждал этого дня. Ждал, когда сможет послушать мистера Барроу или другого достойного человека, когда узнает, как отличить хорошую корову от плохой. Разве это менее интересно, чем оценивать лошадей на аукционе «Таттерсоллз»?

– Мирквуд! – раздался голос. – Черт возьми, что с тобой?! Я надеялся, что ты принесешь немного веселья в нашу ложу, но лучше бы я пригласил свою бабушку. – Его друг строго взглянул на него своими темными глазами и нахмурился.

«Ха-ха! Я-то видел настоящую строгость и темные глаза под нахмуренными бровями. Вы, сэр, даже отдаленно не похожи на нее», – подумал Тео.

– Лучше бы ты, Мирквуд, остался в Суссексе. Что за мысли так поглотили тебя?

Его друг прекрасно все выразил. Действительно, какого черта? Что он тут делает? Он должен был остаться. Ему казалось, что его привязанность к Суссексу была лишь привязанностью к миссис Расселл, и поэтому, когда эта история закончилась, он уехал. Но неужели им управляли лишь чувства? Черт возьми, ему надо многому учиться и воплощать в жизнь свои планы. Он не тот человек, который вот так возьмет и оставит свою затею с фермой.

– Коровы… – произнес он, когда оркестр заиграл особенно громко. – Я думаю о коровах. – Да, он знал, что ему делать. – Вернее, о стаде. Так, наверное, говорят, когда коров много.

– О чем ты? – Брови его приятеля поползли вверх, а глаза расширились.

– Саммерсон, – Тео решительно встал, – ты знаешь какие-нибудь молитвы?

– Молитвы? – Друг пристально посмотрел на него. – Я как-то выиграл приз в средней школе за то, что выучил стихи из Библии, но…

– Отлично! – Пульс Тео бешено бился. Он одернул сюртук и направился к выходу из ложи. – Выбери самые лучшие и прочитай их за меня.

– О чем ты? Боже, Мирквуд, куда ты?

Положив руку на дверную ручку, Тео обернулся.

– Сейчас домой, чтобы поспать. А завтра… – Последовала короткая пауза, во время которой голос певицы достиг своего пика и обрушился на них, словно океанские волны. – А завтра я отправлюсь в логово ко льву.

Марта стояла у парадной двери, когда закрытый экипаж, покачиваясь, выехал на подъездную аллею. Ужасно нервничая, Марта кончиком туфельки нащупала ступеньки. Их всего три. Она быстро спустится со счастливой сестринской улыбкой на лице. Первой протянет руку. «Как прошла твоя поездка?» – спросит она у Китти. И после этого начнется привычный обмен любезностями.

Вскоре экипаж остановился, и слуга подскочил, чтобы открыть дверцу. Затем опустил ступеньки.

«Иди и улыбайся», – сказала себе Марта. Она заставила себя ступить на первую ступеньку. Из экипажа вышла спокойная темноглазая женщина. И тут же все стало на свои места. Марта соскочила вниз и бросилась прямиком в теплые объятия. От Китти, как всегда, пахло жасмином.

– Господи, Марта! – Ах, такой родной и такой знакомый голос! – Ты сама не своя!

– Просто я очень рада тебя видеть. – И это была чистейшая правда.

– Я отправилась в тот же день, когда получила твое письмо. – Китти повернула голову и кивнула в сторону экипажа. – Я ехала через Лондон, и вот, смотри, кого тебе привезла.

– Ник! – Марта бросилась в объятия брата, который только что спрыгнул на землю. – Я не знала, что ты приедешь.

– Боже! – Этот голос так напоминал ей детство и родительский дом. – Но кто эта женщина? – Ник улыбнулся. – И куда она спрятала нашу сестру?

Наверное, она выглядела глупой, потому что вела себя как девчонка, будучи уже взрослой. Что ж, пусть будет так. Она и так слишком долго была сдержанной, и теперь ничто не могло радовать ее больше дружеской беседы с близкими людьми.

– По правде говоря, я рад видеть тебя такой. Признаюсь, после похорон я за тебя беспокоился. – Ник выпустил ее из объятий и повернулся к Китти: – Ты бы ее видела. Такая была бледная, изможденная и почти не говорила.

– Прости, что не смогла приехать, – пробормотала Китти. – Бедняжка Марта… Тебя некому было утешить, кроме двоих неловких братьев.

– Ничего. – Тут из экипажа выбрались слуги, и Марта отступила в сторону, уступая дорогу няне с крошечным свертком на руках. – У тебя была самая лучшая отговорка на свете.

– Милая, у меня не было никаких отговорок. Скажи, кто-нибудь из вас слышал хоть что-то об Уилле?

Ник последним получил письмо от брата и сообщил, что тридцатый батальон пехоты был по-прежнему расквартирован в Антверпене.

– О чем они только думают? – пробурчала Китти. – Я бы могла понять, если бы они расположились на Эльбе, чтобы лично следить за Наполеоном. Но ведь война уже закончена, и английским солдатам пора вернуться домой.