Сочини мою жизнь - Лана Барсукова

«Какая же я дура!» – сгорая от стыда, подумала она.

– При всем моем восхищении вами я не имел в виду ничего подобного. – Ее собеседник погасил последний приступ смеха. – У нас с вами могут сложиться великолепные деловые и взаимовыгодные отношения. И исключительно платонические.

– Я так понимаю, что это и есть тот разговор, ради которого вы меня позвали?

– Вы умная девушка, с вами приятно иметь дело. Я начинаю понимать того бизнесмена… ну который сыр делает. Никак не могу запомнить его имя. Он, видимо, расстался с вами абсолютно удовлетворенный. – Тане послышалась ехидная нота. – Может, и наши с вами деловые отношения сложатся самым наилучшим образом?

– Но никаких деловых отношений у нас с вами пока нет.

– Так за чем же дело стало? Только вы рулите этим процессом.

– И чего именно вы ждете от меня?

– Танечка, прежде позвольте обрисовать вам перспективу. Точнее, две перспективы. Первая, назовем ее оптимистичным вариантом, сводится к следующему. Вы получаете должность руководителя пресс-службы одной не самой слабой партии. Впрочем, если вам это претит по идеологическим соображениям, можно, я думаю, договориться о работе на ведущих телеканалах. Или вы предпочитаете радио? Поверьте, я многое могу для вас сделать. У вас будут совершенно другие жизненные возможности и по части доходов, и относительно круга общения. Кстати, с квартиркой мы тоже что-нибудь придумаем. Вы ведь снимаете? И, насколько мне известно, не самый светский вариант, – и он едва заметно скривился.

– По тому, как вы это описываете, я понимаю, что другой вариант на контрасте будет просто ужасным. – Таня попыталась сказать это весело, но голос подвел, вышло сипло и блекло.

– Почему же? Просто все останется как есть. Вы продолжите работу заштатным журналистом в мусорной газетке. В ваши репортажи будут заворачивать рыбу и кошачьи какашки. Правда, работу вам придется поискать новую. Вашу газетенку мы прикроем. – Фразы Иван Ивановича стали короче и конкретнее, а голос резче.

– Газета-то тут при чем? Там же работают люди, которые не имеют к вам никакого отношения.

– Вы правы, они имеют отношение только к вам. И вы их можете подвести, сильно и незаслуженно обидеть. Но себя вы можете обидеть еще сильнее. Работу какую-никакую вы, конечно, найдете, с вашим-то талантом. Но вот про приглашения на радио, телевидение придется забыть. Точнее, про вас забудут. Уж это я вам обещаю. Никто вам больше не позвонит, и это будет грустно. Вы ведь вкусили популярность, не правда ли? И уже примерились к роли популярного журналиста. Впрочем, у вас есть все данные для этого. Повторюсь, у меня есть возможности сделать ваши способности востребованными, превратить ваши мечты в реальность.

– То есть вы предлагаете мне выбор: быть богатой и здоровой или бедной и больной.

– Примерно так, я же говорю, у вас талант формулировать мысли. Грех закапывать его в землю. – Иван Иванович отпил кофе с видом человека, который сказал все, что хотел.

– Да, но вы не сказали самого главного.

– Разве? Чего именно?

– Чего вы хотите от меня? На каких условиях на меня просыплется манна небесная?

– А-а-а… Это… Но это всего лишь технические детали, даже обсуждать неинтересно. Главное, чтобы вы сделали выбор между двумя вариантами, которые я обрисовал, – сказал он со скучающим видом, продолжая пить кофе.

– Допустим, я выбираю первый вариант. – Таня попыталась придать голосу небрежность. Вышло плохо.

– Так вы его выбираете?

– Это зависит от условий.

Иван Иванович отодвинул кофе, придвинулся через стол к Тане и сказал размеренно и жестко:

– Нет, милая Танечка, выбор никогда и ни от чего не зависит. Запомните это на будущее. Человек выбирает вариант, а уж потом мирится с его издержками. Если вы не уверены, что вам нужны деньги и популярность, квартира и влиятельные друзья, смело выбирайте второй вариант. Гордая бедность и честный каторжный труд прекрасно смотрятся вместе. К этому прилагаются моральные терзания по причине безработицы своих нынешних коллег. Они-то у вас, как я могу предположить, не семи пядей во лбу, и найти новую работу после закрытия вашей газетенки им будет не так просто. Впрочем, когда человек решается быть моральным стоиком, разве его могут интересовать такие мелочи?

Они замолчали. Разговор прервался. В полной тишине Таня доедала крем-брюле, соскребала ложкой остатки бежевого десерта и почти не чувствовала его вкуса. Внутри ее натягивалась струна желаний, по которой елозил смычок надежд. Руку протяни, и можно дотянуться до золотой рыбки, которая даст все, за чем она приехала в Москву.

– Что вы хотите взамен? – глухо спросила она.

– Так, значит, выбор сделан?

Таня кивнула. Она избегала подтверждения выбора словом. Ей казалось, что обозначить ответ жестом – это как бы посадить свой выбор «на живульку», приметать его черновой ниткой, которая легко выдергивается. Тогда как слово, произнесенное вслух, пристрачивает ответ намертво, потом замучишься отпарывать.

Похоже, что Иван Иванович уловил ее маленькую хитрость, потому что переспросил:

– Простите, не расслышал. Итак, ваш выбор?

Таня набрала воздух, как при глубоком нырке:

– Я выбираю деньги и славу. Что вы хотите взамен?

– Пустяки. Я же не Люцифер какой-нибудь, чтобы требовать вашу душу. Душа останется при вас, не волнуйтесь. От вас мне нужно лишь одно публичное интервью, в котором вы поведаете миру про моральный облик одного человека.

– О чем вы говорите?

– Вы хотели спросить меня, о ком я говорю? Впрочем, вы же уже догадались, ну же, смелее, – и он пристально посмотрел на Таню.

«Так смотрят на подопытных кроликов», – подумала она.

Действительно, догадка зрела где-то в глубине ее наития, но она не пускала ее в сознание, не позволяла оформиться в мысль, в слово, в имя. Догадка скреблась как мышь, силилась прогрызть путь на волю, но Таня старательно обманывала себя, делала вид, что не слышит эту мышиную возню. Она глушила эту догадку, выставляла ей заслон в виде совсем других вопросов. «Может, это Петр Симонович? Напечатал что-то оппозиционное, и теперь его хотят дискредитировать? Или Людка? Вдруг ее разносчик пиццы оказался сыном олигарха? И теперь предки хотят смешать Людку с грязью…» – врала себе Таня.

– Не понимаю, о ком вы говорите, – сипло сказала она.

– Хватит себя обманывать, милая Танечка. Не разочаровывайте меня, нам ведь с вами вместе работать. Вы давно догадались, что я говорю о человеке, которому вы дали неизмеримо больше, чем он вам. О человеке, который использовал вас и пошел дальше, даже не оглянувшись.

– Я не знаю такого человека, – сказала Таня, от волнения по-детски скрестив пальцы под столом. Это происходило на автомате, когда ей случалось врать.

– Господи, если вы и вправду не понимаете, о ком я говорю, то вы глупее, чем я о вас думал. Все просто – это Игорь Лукич, сыродел, поймавший с вашей помощью свою звезду.