Твой враг во тьме - Елена Арсеньева

Все. Ну, вот и все.

Она вернулась к дивану. Олеся заворочалась,откинула одеяло, но не проснулась. Что-то торчало из кармана ковбойки, какой-тошелковый шнурок. Лёля потянула за него. Ах да, тот странный медальон. И что-тоеще, какая-то бумажка.

Это был детский рисунок в идиллических тонах.Пышные голубые облака, на которых сидели розовые человечки, намалеванные встиле «точка-точка-запятая». Над каждым подпись неровными буквами: мамочка,Саня, Костик, Олеся. В стороне, на общем облаке, сидели еще две куклы,названные Юля и Лёля. А над всем этим – большие розовые буквы: РАЙ.

Лёля машинально свернула рисунок и спрятала вкарман джинсов. Провела рукой по глазам.

Казалось бы, каждая минута ее жизни впоследнее время была наполнена страхом, но так страшно, как сейчас, ей не былоеще никогда…

Выходит, Олеся знает о своей болезни? Она несомневается, что скоро умрет и присоединится к мамочке и этим неизвестным Санеи Костику. И там же окажутся неведомая Юля в компании с Лёлей… Со странной,необъяснимой, жестокой легкостью девочка воспринимает смерть! Такоевпечатление, что та идет с ребенком рядом уже давно. Почему же она такиспугалась, увидав мертвого Асана? Не потому ли, что это был первый настоящиймертвый? О других она просто знала, этого – увидела. И впервые поняла, чтосмерть не очень-то похожа на розовые и голубые облака…

Однако для Лёли этот рисунок стал оченьсвоевременным предупреждением: нельзя сдаваться! Надо искать выход отсюда.

Утопающий и за соломинку хватается. Не отдаваясебе отчета, что, собственно, делает, повинуясь мгновенному проблеску догадки,Лёля взяла плоский медальончик, на одном ребре которого была серебристаяполоска, и, вернувшись к двери, чиркнула ею между косяком и черной коробочкойзамка, как если бы у нее в руках вдруг оказалась столь модная нынче карточкадоступа.

Послышался тихий щелчок, и дверь открылась.

Первое, что увидел Дмитрий, войдя в маленькийвестибюль Центра крови, была эта фотография. Она висела сбоку от входа, новсе-таки сразу обращала на себя внимание. В углу ее перечеркивала черная лентас пышным бантом, а под фотографией стоял накрытый черным столик с огромнымбукетом цветов.

– Ой, какая молоденькая, бедняжка, дасимпатичненькая! – вздохнул кто-то за спиной Дмитрия, и тот невольнокивнул, глядя в улыбающееся лицо, смотревшее с портрета.

Да, она и в жизни-то была хорошенькая, а напортрете смотрелась просто красавицей – без этой своей ненатуральной улыбки исмешных кокетливых гримасок. Дмитрий сразу узнал вертлявенькую медсестру,которая строила из себя недотрогу и одновременно отчаянно кокетничала с ним.Это она рассказала ему про Лёлин аборт – Надежда Васильевна Егорова, судя понадписи, неполных двадцати пяти лет. Это ее, Надежду Васильевну Егорову,намеревался отыскать сегодня Дмитрий, чтобы снова задать вопрос: как такполучилось, что Лёлины анализы все же оказались в областном Центре крови? Атеперь вот…

Сомнения заронила Алена Разумихина. Дмитрий досих пор оставался в квартире друга, потому что Алена с детьми практически вселето жила у матери в Толоконцеве, лишь изредка наведываясь в город. Онасчитала, что присутствие педантичного, любящего порядок Дмитрия благотворновлияет и на мужа, и на обстановку в квартире, куда хозяйка в кои-то веки можетзайти после долгого отсутствия вполне спокойно, не испытывая неодолимогожелания сразу хвататься за тряпки и швабры, попутно устраивая супругу разнос.Алена приехала с деревенскими гостинцами «мужикам» как раз вчера вечером, когдаДмитрий, Разумихин и привлеченный для мозговой атаки Андрей сидели на кухне иобсуждали сложившуюся ситуацию.

Дмитрий только что пытался дозвониться доКузнецова и выяснить насчет багажника у «Нивы» Мордюкова, а также внешности убитого.Гроб был закрыт, но, насколько Дмитрий мог вспомнить портрет, вроде бы покойныйи впрямь был плотным, широколицым. Именно такого человека описывала бесценнаяГерасимовна! Но участковый не зря так настаивал, чтобы Дмитрий позвонил именнозавтра. Он, очевидно, прекрасно знал, чем закончится сегодняшний вечер. В самомделе, невозможно уйти трезвым с деревенских поминок, да и зачем? Короче,Кузнецов оттянулся на полную катушку, и на все просьбы разбудить его длясрочного, жизненно важного разговора Дмитрий получал один ответ от какой-тоженщины, должно быть, жены участкового, бывшей тоже под немалым хмельком:

– Да у него сейчас хоть табельное оружиеотнимай – и то сопротивляться не будет!

Впрочем, и без разговора с Кузнецовымпросматривалась очевидная связь событий. Болтушки в похоронной процессииупоминали о каком-то кавказце, будто бы купившем у Мордюкова всю малину оптом иуехавшем с Мытного рынка вместе с ним. Шла речь и о словесном портрете. Вот бысравнить тот портрет с воспоминаниями Герасимовны! Однако она уверяла, будто незапомнила кавказца. Но можно было бы повыяснять, не видели ли возле Мытногорынка черную «дурынду». И вообще, что надо делать первым делом – это искатьчерез ГИБДД черный «Дюранго». Вряд ли таких автомобилей окажется в Нижнем в избытке.

– Слушай, – сказал Разумихин, – что,на том пьянчуге из Доскина свет клином сошелся? По-моему, нужно элементарно вмилицию заявлять. Пропал, мол, человек, так, мол, и так, располагаю такой-то итакой-то информацией…

Дмитрий отвел глаза. Наверное, Юра прав. Норазговор с Кузнецовым произвел на него слишком уж сильное впечатление. Стоиловспомнить его «смелые» предположения насчет Лёлиной участи – и снова судорогискручивали сердце.

– Ее мама уже подала заявление, – сказалон неохотно. – Как я понял, там не пришли в восторг: мало ли, куда моглаподаться взрослая, самостоятельная девица. Собственно, Мордюков – если именноего видела соседка – мог куда-то в другое место подвезти Лёлю. Кавказец… ну,тут вообще одни сплошные домыслы. А браслет – и того проще: меня обмануловнешнее сходство.

Все, что он говорил, было правильно и логично,однако себе можно было не врать: совсем по другой причине не хотел идти вмилицию. Его там первым делом спросят: а вы кто такой, кем приходитесьисчезнувшей гражданке Нечаевой? И что? Сразу признаваться, что я, Д. В.Майоров, виновник всех ее бед и несчастий, или врать: жених, мол, будущийсупруг, имею все законные основания… Самое смешное, что правдивыми будут обаответа.