Позолоченное великолепие - Розалинда Лейкер

— Я стала уродливой старухой. Пугалом, охраняющим поле от птиц. Почему Том не дал мне умереть? Почему вам надо было вмешиваться и возвращать меня в этот мир?

Изабелла отложила зеркало с ручкой в сторону.

— Скоро ты станешь совсем другой. Ты еще не выздоровела.

— Скажи на милость, как я стану другой, если левая сторона моего лица изрыта оспами после той эпидемии, которая изменила всю мою жизнь еще до приезда в Лондон.

Для Сары это стало горьким и мучительным испытанием. Ей бурно рукоплескали зрители, но столь же яро завидовали другие актрисы. Каждый день происходили злобные ссоры с соперницами по сцене. Сара стала любовницей ведущего актера Себастиана Серле, давно выступавшего на сцене, хотя они жили как кошка с собакой, особенно когда она подозревала, что тот заигрывает на стороне. Ревность Сары придавала их любви остроту и необузданную страсть. Поскольку Сара осознавала свои недостатки и понимала, что держит зрителей в напряжении лишь своим ослепительным очарованием, это привело ее в дикую ярость. Она видела Сусанну Сайббер, трагедийную актрису, вместе с Гарриком на сцене театра Друри Лейн и была готова убить ту за ее талант. Многие дни, иногда недели после горьких взаимных обвинений она разговаривала с Себастианом только на сцене. Напряжение достигло такого вулканического накала, что нервы окружавших их актеров напряглись до предела и все были готовы вцепиться друг другу в глотку.

Между ними установились особенно хорошие отношения после того, как они, к обоюдному удовольствию, уладили очередную размолвку. Оба приехали в Норидж открыть неделю показа «Уловки франтов». Сара почувствовала небольшое недомогание, которое объяснила обычными женскими причинами, но выступала в каждом спектакле. К концу второго акта последнего спектакля она неожиданно рухнула на сцену. Ее пришлось унести в уборную. Сара лежала на диване, у нее кружилась голова. Роль за нее доиграла дублерша. Себастиан отвез ее домой, ей стало лучше, когда она легла. Сара сразу уснула. Оба спали допоздна. Себастиан встал первым, раздвинул занавески, и комнату осветили лучи солнца. Сара шевельнулась, почувствовала, что все тело болит, а в горле пересохло. Когда она хотела попросить, чтобы он налил ей воды из графина, стоявшего под рукой, из ее горла вырвался лишь хрип. Себастиан взглянул на нее, и на его безмятежном лице появилось выражение крайнего ужаса, когда он заметил первые волдыри от страшной оспы. Сара не могла оторвать голову от подушки и, не веря своим глазам, смотрела, как Себастиан набросил на себя одежду, схватил свои пожитки и, натянув треуголку на глаза, выскочил из комнаты, таща за собой накидку. До последнего дня своей жизни она будет помнить, как эхом отдался стук захлопнувшейся внизу двери. Он покинул Сару в самый трудный час ее жизни. Когда хозяйка обнаружила, что Сара больна, а странствующие актеры спешно покинули город, бросив свою актрису, пришел муж хозяйки дома в сопровождении какого-то мужчины, они ухватились за концы простыни, на которой лежала Сара, и отнесли ее к крыльцу дома приходского священника. Дверь на мгновение приоткрылась, и пара глаз взглянула на нее с отвращением. Приходской священник послал за старухой и ее сыном, уцелевшими после оспы, зная, что этой болезнью второй раз не заражаются. Те отнесли ее под навес за своим коттеджем и стали ухаживать за ней, получая вознаграждение из церковной кассы для бедных.

Как только Сара могла с трудом встать на ноги, ее выставили вон и предоставили саму себе столь же бесцеремонно, как и доставили сюда. Сару принесли сюда в ночной рубашке, и ей пришлось бесплатно выдать одежду. Домохозяйка заявила, что приходил тот актер и забрал все ее личные вещи. Сара знала, что это ложь, но не смогла доказать это. Приходской священник дал ей на дорогу шиллинг, но только после того, как прочел наставление о том, что театр является орудием дьявола, а оспа предостерегает о том, что она должна расстаться со сценой и начать новую жизнь. Она не стала бы слушать ханжескую проповедь, если бы не нуждалась в шиллинге. Ей стоило больших трудов не оттолкнуть его руку, когда священник, продолжая наставлять ее, с притворной рассеянностью поглаживал ее по руке, плечу и добрался бы до ее груди, если бы Сара неожиданно не бросилась на колени, точно решив молитвой воздать благодарность за то, что священник открыл перед ней истинный путь, и застала его врасплох.

Положив монету в карман, она отправилась в Лондон, надеясь найти работу в одном из столичных театров. Сара чувствовала слабость, исхудала и больше походила на нищенку, чем актрису, привыкшую к успеху. Вскоре она поняла, что совершила глупость, столь спешно покинув Норидж. Ей надо было уговорить приходского священника оставить ее в своем доме, пока она не отъестся, не поправится и не сможет действовать самостоятельно. Такая мысль уже приходила ей в голову, ибо она поняла, что ее легко осуществить. Если священник был бы моложе и приятнее, она не стала бы раздумывать, но прикосновение его дрожащих липких пальцев оттолкнуло ее. Сара почувствовала, что ей трудно дышать в его неприятной близости. По пути она слабела с каждым днем, туфли истерлись, а одежда была все время влажной от сырой погоды или росы. Она совсем недавно встала на ноги после болезни и нанесла себе огромный вред, ночуя под изгородями, в хлевах и навесах для зерна. У нее постоянно болело горло, ноги и руки.

Время от времени добропорядочные соотечественники подвозили ее на своих фургонах и обращались с ней как с дочерью, делясь едой, предлагая выпить пива или съесть яблоко, но чаще всего Сара встречала других людей, которые желали получить от нее плату, на которую она была не готова. Один мужчина стал угрожать, ударил ее хлыстом. После этого на ее плече и руке остался шрам, напоминавший извивавшуюся змею. Другой пьянчуга пытался взять Сару силой и, хотя ей удалось сбежать, тот ударил ее по лицу, отчего губы у нее болезненно кровоточили. Убежав от него на безопасное расстояние, она села на землю и расплакалась. Если бы в это мгновение она оказалась рядом с Батом, то поступилась бы чувством собственного достоинства и пошла бы к матери, но этот город был дальше, чем Лондон. И когда слезы высохли, а губа перестала кровоточить, Сара обрадовалась, что большое расстояние спасло ее от причитаний матери по поводу ее несчастий. Можно было отправиться в имение Тренчей, но еще до болезни она узнала из газет о том, что Натаниел умер, и засомневалась, осталась ли сестра в доме, который, скорее всего, стал для нее безрадостным местом. Наверно, Изабелла переехала в Лондон, где у нее сохранились знакомства. Она легко найдет там свою сестру.

Но все оказалось гораздо труднее, чем думала Сара. Она заболела воспалением легких сразу после приезда в Лондон и едва передвигалась. Вспомнив, что сестра жила на площади Сохо в то время, когда она выступала в Воксхолле, она направилась туда. Она шла от дома к дому, спрашивая о миссис Изабелле Тренч, вдове достопочтенного члена парламента, мистера Натаниела Тренча. Оборванная одежда и неухоженный вид отпугивал слуг, и они спешили избавиться от нее. Только в одном доме ей удалось кое-что узнать. Дворецкий, пожилой и опытный мужчина, заметил, что ее хорошо поставленный голос плохо вяжется с грязной одеждой, и взял на себя труд спросить свою госпожу о том, где может проживать миссис Изабелла Тренч. Хозяйка, которая была так стара, что не рискнула выйти из дома, и столь глуха, что едва слышала, вспомнила, как кто-то говорил, будто миссис Тренч путешествует по Италии, Франции или еще какой-то заморской стране. Эта информация давно устарела. Изабелла находилась совсем рядом, но Сара ничего не знала об этом и совсем растерялась. Теперь ей некуда было идти и не к кому обращаться за помощью.