Вариант «Зомби» - Виталий Романов

– Классно! – отсмеявшись, признал Константин. – Твой таджик, что ли, постарался?

– Ага, – кивнул Доценко. – Он мастер был на всякие приколы.

– Расскажи еще чего-нибудь, – попросил Константин.

– Может, о бабах? – улыбнулся Марат.

Дима вздрогнул. «О бабах». Сердце невольно заколотилось быстрее. «Димочка, ну ради меня!», – вдруг услышал он жалобный голос Любы. И будто увидел полутемный домик на далеком острове. Руки Лехи-Гестапо, по-хозяйски лежавшие на бедрах молодой женщины. Любаня умоляла отвернуться к стене, чтоб… чтоб Мезенцев мог взять свое.

«А ведь она совсем не продажная девка», – вдруг со стыдом подумал Дмитрий. Клокову вспомнилось, какими словами он поносил Любаню после того, как все понял. И Зинку. «Зинка-резинка»… В ушах вновь прозвучал крик докторши. А Любаня висела на колючей проволоке. Она предпочла умереть, бросившись на провода с током, лишь бы только не стать игрушкой в руках нелюдей Смердина.

А Марат Доценко и Константин Лишнев, которые «неровно дышали» в сторону Любани и Зинки, жили дальше, не мучаясь воспоминаниями. Травили байки. Про рожи в противогазах и баб.

– Хотите, я расскажу историю? – громко спросил он, и Марат остановился на полуслове.

– Ну расскажи, студент! – снисходительно улыбнулся Лишнев. – Побалуй общество. Веселое? Или про баб?

– Про любовь! – приподнимаясь с земли, резко ответил Клоков. – Про любовь, которой уже нет на Земле. Вернее, нет среди людей.

Он был рад тому, что вокруг темно. Никто не мог увидеть, как горит его лицо. Его рассказ предназначался Лишневу и Доценко, забывшим про… Просто забывшим.

…История эта произошла в Сибири, в небольшой деревушке. На самой окраине жил лесник, с семьей и детьми. Чащи там знатные, чтобы обойти все владения, много времени приходилось затратить. В общем, жил человек – и среди людей, и, как бы, в лесу. Когда уходил – брал с собой ружьишко, в деле проверенное, да пса-волкодава. Очень крупного и злого. Тот люто волков ненавидел. Не раз в схватки с лесным зверьем вступал, выручая хозяина из беды.

Как-то раз, во время одного из таких переходов по чащобе, заметил лесник волчицу подраненную. Кто подстрелил, почему не добили? Естественно, найти ответы на вопросы было уже невозможно. Зима стояла, пожалел лесник эту зверюгу. Понимал, что околеет в сугробе, нет у нее шансов выжить. Решил спасти волчицу. В общем, он и так, и эдак, а зверюга-то дикая – человека к себе не подпускает. Да и пес рядом в бой рвется – порвать глотку заклятому врагу.

Насилу мужик пса унял. Сумел как-то уговорить волчицу. Нашел слова, чтоб та его к себе подпустила. Рану промыл, перевязал – да на санки раненого зверя. И домой потащил. А пес все рядом крутился. Никак не мог в толк взять: что хозяин делает? Зачем, выбиваясь из сил, падая, тащит в деревню того, кому глотку порвать надо?

Дотащил ее лесник. Долго шел, но упрямый был. Дотянул… Фельдшера нашел, чтобы пулю вынули… В общем, выжила волчица, да только нрав ее ничуть не изменился. Как чуть окрепла – опять перестала людей к себе подпускать. Даже лесника, что ее выхаживал. Сидела на цепи во дворе. Выла да на лес смотрела. Если какая домашняя тварь зазевается, подойдет к хищнице поближе – вмиг останется на снегу, кровью истекать. Много волчица курей порезала, кота одного прихватила.

И понимал лесник, что не удержать ему зверюгу. Чуть только цепь снимешь – сиганет через забор, растворится в лесной чаще. А у него мысль засела: хотел щенков, полукровок. Чтобы, значит, его пес, волкодав, да эта лесная зверюга потомство дали. Но как животным объяснить, что от них требуется?

Волкодав его со временем перестал на волчицу бросаться, привык. Если за свою и не признавал, то уже не целился – чуть что – глотку рвать. А та все равно его к себе не подпускала. Дикая кровь – вот и весь сказ.

Долго с ними лесник мучался. И так, и эдак. Уж и пес, вроде, понял, что хозяин от него хочет. А волчица – ни в какую. Не подпускает к себе. Рычит, скалится. И понял тогда хозяин – пора выпускать ее. Пусть бежит в лес.

Но решил последний шанс им дать. Как-то на ночь запер волчицу в бане. На цепь, естественно, посадил. Крепкую, железную. Лишь бы не удрала. Натопил печурку, чтоб тепло было. И волкодава внутрь запустил.

А сами они в тот вечер, с женой и детьми к родственникам отправились. Вроде бы в соседнюю деревеньку. Там недалеко было. Всего несколько километров. Час туда, час обратно. Да засиделись в гостях, вернулись обратно поздно ночью.

А баньки-то и нет вовсе! Угли тлеют. Такая беда. Присел лесник возле пепелища: на снегу – следы. Волкодава. От пепелища прямо к дому. Там – в несколько кругов. Возле двери да у каждого окна вытоптано. И обратно следы ведут.

Понял человек: поладили волчица и волкодав. Да, на беду, из печурки огонь на пол выскочил. То ли полешко шальное, то ли искра. И занялось…

Пес-то широкой грудью вынес раму оконную. Вылетел наружу, и стрелой – к дому хозяйскому. Это по следам легко читалось. У двери лаял, никто не ответил. Он к окнам. Звал на помощь, звал. Не откликнулись люди.

Баня уже вся полыхает, а внутри подруга его мечется. На цепи она, крепкой. Не выскочить…

Метался волкодав, от дома к бане. Круги рядом с огромным костром делал. Звал… Что толку? Никто на помощь не пришел. Тогда прыгнул он внутрь – зубами цепь рвать, вытаскивать подругу свою из беды. Да сил не хватило, цепь слишком крепкая была.

Так и не ушел он. Сгорел вместе с волчицей. Не смог подругу свою бросить и щенят, детенышей будущих…

– Такая вот история, – закончил Клоков. – Не бросил он любовь свою. Смерть предпочел. А люди так любить разучились!

Он замолчал, несколько раз моргнул глазами.

– Господи, упокой их светлые души, – донеслось до него из темноты.

И не надо было иметь талант Анастасии Каменской, чтоб понять – Святослав Фокин молился за души двух зверей. Сгоревших, но оставшихся друг с другом до конца.

– Тебе это сам лесник рассказывал? – помолчав, спросил Доценко.

– Нет, я в газете читал, давно, – ответил Клоков.

Он не понимал, что от этого менялось. Марат усмехнулся, Дима ясно услышал.

– Брехня! – рубанул Лишнев. – Газетчики всякой брехни понапишут – им только волю дай. В этой истории слишком много за уши притянуто. Просто баня сгорела! Пса долбануло падающими балками по черепушке – вот и не смог выбраться наружу. Ноги отнялись, или переломало чего.

Клоков стал красным, как помидор.

– Хозяин тоже хорош: если у него печка такая опасная, чего ж он ее запалил, да сам из деревни куда-то поперся, гулять? И где соседи были?! У меня на родине, в деревне, если у кого-то пожар, все за ведра хватались! Без приказов и команд. Ррраз воду из колодца – и на пожарище! Тушить, помогать. А тут что? Брехня! Вымысел. Не могло такого быть!

– Да и вообще, при чем тут любовь? – иронично поинтересовался Марат Доценко. – Хочешь, кратко перескажу твою историю, но без нытья? Волчицу и пса заперли ночью в бане, чтобы они детишек сделали. Хозяину требовались сильные, крепкие щенята-полукровки. Парочка дело сделала. А может, и нет. Разве кто-то свечку держал? Может, журналист, что статью написал? Ага, никто ничего толком не знает – ведь только головешки от бани остались. Зато надо было красивую историю придумать. И вот родилась легенда о космической любви пса-волкодава и дикой волчицы. Ага. Для простаков, что вытащат из кармана платочек – сопли утирать.