Русское лихолетье. История проигравших. Воспоминания русских эмигрантов времен революции 1917 года и Гражданской войны - Иван Толстой

Я был приглашен как эксперт. К счастью – наверное, поэтому меня и пригласили – у меня была напечатана специальная работа «Судебная ответственность министров». И там исторический экскурс о том, как обращались с министрами, в особенности во Франции, какие законы были, чтобы министров судить не политически, свергая и отсылая в отставку, а судить по законам, и какие случались судебные процессы. И вот я на основании этого опыта и прецедентов в других странах предлагал собрать весь обвинительный акт против всех министров и дело о них передать будущему Учредительному собранию. У него будет полнота власти законодательной, судебной и исполнительной. Они будут выбирать правительство или, может, управлять коллективно – я не знаю, что, но вся власть будет исходить отсюда. Это учредительная власть. Все функции Государства будут сосредоточены там и оттуда будут исходить. Потом оно распустится и в дальнейшем все будет происходить как повелит это Учредительное собрание. Мое предложение было принято к сведению, никакого постановления не было принято, но мне казалось, что это имеет смысл. Во всяком случае, по атмосфере и по психологии, которые царили в 1917 году, отпустить всех этих Белецких и Щегловитов было невозможно. Понимаете? Вот что я хотел и мог бы сказать об Учредительном собрании.

Вы были секретарем Учредительного собрания, но вы вообще имели возможность выполнять функции секретаря?

Не имел. У меня были предпринятые, заранее выработанные законы. Я был председателем комиссии государственного устройства России по фракции членов Учредительного собрания. Мы выработали ряд проектов закона, но провести мы ничего не могли. Ведь у меня не было полиции, так сказать. Возьмите обычный парламент: там имеется какая-то полицейская сила, которая наводит порядок. Пьяный войдет, убийца выстрелит – их надо убрать. Кто этим занимается? Я могу заниматься. Если убийца, то он меня убьет раньше, чем я к нему подойду. А мне большевики не дали даже списка членов Учредительного собрания. Для того. Чтобы попасть в собрание, нужно было, как я это называл, пройти урицизацию: Урицкий был надсмотрщиком над комиссией выбора в Учредительное собрание, и чтобы пройти, требовалось взять у него билет. И ведь это чудо, что имеются протоколы о заседании Учредительного собрания. Они не совершенные, но и в том виде, в каком есть, благодарно должно быть человечество мне и главным образом, конечно, секретариату Предпарламента, который я унаследовал от Государственного совета и Государственной думы.

Это секретарь особого совещания по выработке закона Авинов повлиял на то, что я стал секретарем Предпарламента, а я ни за что не хотел и не пошел бы. Мне говорят – вас разгонят – а мне было так трудно собрать этих людей, это был лучший состав секретариата. Они вызвались по собственной инициативе туда пойти, это было немножко рискованно, и составить стенограмму, которую я проредактировал очень поверхностно, и только для потомства оставил, не притронувшись, всю речь этого Дыбенко. Матроса безграмотного, хулигана, – потом его Сталин уничтожил. Назначили его морским военным комиссаром, а вид у него был какого-то банщика с цепью. Я описал речь, которую он там произнес, и она была безграмотна. Как он говорил, так это и занесли в протокол, и я не прикоснулся к этой речи. Не то, чтобы я его побаивался, – он сказал достаточно хорошо, все это буквально вошло в протокол, и этими протоколами пользовались и большевики, они издали свой протокол после этого. Главным образом обязаны они этим членам секретариата, которые с некоторым риском (поскольку вести протокол не было разрешено было советской властью), пришли и отдали мне.

Относительно знаменитого разгона Учредительного собрания: как это произошло? Действительно был Железняк, и он подошел и…как?

Почему Вы думаете, что это вымысел? Конечно, подошел Железняк к Чернову, взял его за рукав, сказал, что пора кончать, а тот в спешке стал вотировать закон. Говорит: нет, мы не можем, потому что у нас вот закон был о земле, или о Государстве, я не помню, и так вот «на вороных» провотировал все законы. А я слышал сам, когда проходил, слова «Чернов – пулю бы ему в спину». Там всё убийцы собрались, которые фактически не осуществили свой замысел. Кто-то Ленину приписывает слова, что они хотели уйти из собрания раньше или позже, но Ленин, сказал: «Как вы можете уйти? Если вы сейчас уйдете, они их растерзают». И гуманность Ленина заключалась в том, что он остался до конца.

Никакая хроника, тем более военно-политическая и революционная, не бывает полной. У драмы и трагедии нет лишних деталей, ничьим горем пренебречь нельзя. Но полный комментарий к воспоминаниям о русской смуте занял бы много томов. Поэтому мы предлагаем здесь поневоле краткую канву событий, которая поможет сориентироваться в обилии имен и фактов, но, конечно, не заменит более полных летописей.

Что в бурном круговороте тех дней определило этот, а не другой путь страны? Что было самым характерным? Без чего не составить общей картины и не уловить краску времени? Что представляла собой злосчастная «чехарда министров»? Какая волна захлестывала жизнь всех – от кухарки до министра?

Данная хроника адресована читателям именно этой книги. При ее составлении использованы разнообразные справочники как общего характера (хроники ХХ века, летописи Первой мировой и гражданской войны), так и специализированные издания по истории Государственной Думы, Учредительного собрания, русского театра, газетные обзоры, полицейские сводки и комментарии к мемуарам современников событий.

Пограничными датами хроники выбраны день сараевского выстрела – и эпизод севастопольского прощания генерала Врангеля с его финальными словами о «русском лихолетье». Эти слова мы и вынесли в заглавие книги.

В кавычках приводятся официальные сообщения и цитаты из прессы.

Даты до 1 февраля 1918 года даются по старому стилю, позднее – по новому.

Иван Толстой

1914

15 июня Гаврило Принцип убил в Сараево наследника австро-венгерского престола Эрцгерцога Франца-Фердинанда и его супругу Софию Хотек герцогиню Гогенберг.

17 июля В России объявлена всеобщая мобилизация.

19 июля (1 августа в Европе) Посол Германии в Петербурге граф Ф. Пурталес вручил министру иностранных дел С.Д. Сазонову ноту об объявлении Германией войны России.

20 июля Верховным главнокомандующим назначен генерал от кавалерии Великий князь Николай Николаевич.

В конце июля Образованы всероссийские союзы – Земский и Городской (под председательством князя Н.Н. Львова) – для оказания помощи раненым и больным.

Начало августа «Полученное уведомление из Петербурга о принятии всех чехов в русское подданство как иностранцев, оказавших России особые заслуги, вызвало среди чехов великую радость» (из газет).

18 августа По Высочайшему повелению Санкт-Петербург переименован в Петроград.

В конце августа введен полный запрет на продажу алкоголя в военное время.