Борджиа - Мишель Зевако

– Когда?

– Сегодня вечером.

Бледный от гнева, Малатеста, пошатываясь, вышел. Ссора была быстротечной. Никто их присутствовавших на совете вождей так и не смог вмешаться. Когда Малатеста вышел, Рагастен повернулся к ним.

– Синьоры, – сказал он с достоинством, – теперь, когда надо мной не тяготеет никаких подозрений, я могу с полным удовольствием дать вам свои объяснения… Я узнаю здесь синьоров, которые были в катакомбах. Вы слышали, как я отказался присоединиться к любому выступлению против Борджиа. Однако надо сказать вам, как и зачем я приехал сюда…

– Синьор, – прервал его Джулио Орсини, один из членов совета, – мы примем ваши объяснения, если вы захотите их дать. Но сейчас я должен заявить, что обвинения Джованни Малатесты совершенно необоснованны. Я могу подтвердить, что Борджиа считают вас одним из своих смертельных врагов. Я находился с секретной миссией в Риме в день, когда вы бежали из замка Святого Ангела. Я читал объявления, в которых назначалась цена за вашу голову. И по усилиям, предпринятым для вашей поимки, я понял, какой страх вы внушаете Борджиа. С этого самого момента я очень хотел узнать вас и я счастлив, что сегодня обстоятельства позволили мне протянуть вам руку дружбы.

Рагастен с радостью пожал руку Орсини. Другие члены совета один за другим выразили свои симпатии.

Тогда шевалье рассказал свою историю с того момента, как он появился в Италии. Эту историю, уже известную нашим читателям, он передал простыми словами, и ничего не было более восхитительного, чем спокойствие, с которым он говорил о том, как заключил Чезаре вместо себя или как позднее держал в своей власти самого папу.

Членам совета казалось, что они слышат историю похождений Нового Одиссея. Примавера, также внимательно слушавшая рассказ, ни разу не позволила проявиться своим чувствам. Ее поглощенность рассказом была такой глубокой, что, когда шевалье закончил говорить, она внезапно вздрогнула, словно наступившая тишина ее удивила.

Граф Альма одобрил все решения, принятые в его отсутствие. Он даже упрашивал князя Манфреди сохранить за собой верховное командование. Мягкость князя была, по мнению Альмы, большим преимуществом. Во время заседания граф Альма пытался утвердить за Рагастеном звание полковника, но шевалье упрямо отказывался.

– Предпочитаю действовать как свободный доброволец, – каждый раз выдвигал он одну и ту же причину.

– Значит, вы подумываете нас покинуть?

– До сих пор, синьор граф, я вел жизнь авантюриста, то и дело меняющего свои прихоти. Такая рискованная жизнь, с ее опасностями и горестями, по-своему привлекательна. Признаюсь, мне было бы трудно отказаться от нее. Оттого-то мне нелгко сказать, где я буду завтра… Впрочем, исход моей дуэли с синьором Малатестой.

– Этой дуэли не будет! – живо перебил его граф.

– Нельзя допустить, чтобы два таких храбрых дворянина бесполезно проливали свою кровь! – поддержал графа князь Манфреди. – Пусть пригласят сюда Джованни Малатесту.

Джулио Орсини вышел и вскоре вернулся с Малатестой. На этот раз молодой человек, кажется, восстановил свое хладнокровие.

– Дорогой Джованни, – начал князь, – вы были несправедливы к шевалье де Рагастену. У нас есть верные доказательства, что ваши подозрения неосновательны… Наш горячо любимый граф, вернувшийся к нам после поступка, в котором он согрешил разве что потерей осторожности, вернул свои титулы. Однако он соизволил оставить в наших руках командование, которое нам доверила генеральная ассамблея.

– Я невыразимо счастлив, что граф достоин нашего повиновения, – сказал Малатеста.

– Прекрасно! Теперь поговорим о Рагастене. У вас слишком благородное сердце; вы очень храбры; поэтому сможете признать свою неправоту.

– Перед тем как ответить вам, я хотел бы сказать пару слов шевалье де Рагастену.

– Что же! Пусть так и будет, – проговорил с удивлением князь Манфреди.

Джованни Малатеста отошел в оконный проем, где к нему присоединился Рагастен. Примавера, державшаяся подле отца, инстинктивно отступила к другому окну.

– Синьор, – сказал Джованни, – с того самого момента, как увидел вас в римских катакомбах, я от души восхищался вашим честным образом действий и вашей храбростью… Мое мнение не изменилось, после того как вы вернули в город Альму. Убежден, что вам он обязан честью.

– Синьор, уверяю вас…

– Позвольте мне закончить, шевалье… Я хотел вам сказать, что слетевшее с моих губ обвинение совсем не соответствует моим мыслям. Даже в тот самый момент, когда я подыскивал наиболее обидные слова, я восхищался вами и – увы! – завидовал вам!

Рагастен был обескуражен. Храбрость Джованни Малатесты не подлежала сомнению. Что же произошло с молодым человеком?

– Шевалье, – продолжил Малатеста, – я должен принести вам свои извинения перед этими господами, поскольку я оскорбил вас, зная, что вы этого не заслуживаете.

– А я, – сказал в ответ Рагастен, – унижения такого достойного дворянина не допущу.

– Спасибо, шевалье. Наша сегодняшняя дуэль отменяется. Но мы все же сразимся…

– Не понимаю…

– Нам надо сразиться! И один из нас должен умереть!

– Решено! Я готов схватиться с вами в смертельном поединке, хотя ваше поведение мне кажется…

– Безумным!.. Можете сказать это…

– И когда же мы устроим поединок? – спросил Рагастен, всё больше и больше удивляясь.

– Завтра, с наступлением ночи.

– Хорошо. Где?

– У Головы… За городской стеной, в середине ущелья, по которому вы проехали, как мне сказали… Вы, видимо, заметили две огромные скалы?.. Одна из них немного напоминает голову человека.

– Хорошо. Завтра ночью, у скалы, которую называют Человеческой головой. Я буду там, синьор.

– Спасибо, шевалье, – возбужденно сказал Малатеста.

– Позвольте только задать вам вопрос. Порядочный человек не позволит себя убить столь достойной личности, как вы, или, наоборот, проткнуть вас шпагой. Ради чего?

– Хотите знать, почему я вас провоцирую?

– Тысяча чертей! Да, я хотел бы знать это…

– Ладно!.. Я люблю Беатриче!.. Поймите меня! Люблю ее до потери разума! Потому-то и позволил себе низко оскорбить вас. Люблю ее так, что предпочту умреть, лишь бы не знать, что она принадлежит другому!

Рагастен сильно побледнел.

– Вы любите княгиню Манфреди, но почему же эта любовь…

Малатеста схватил его за руку и перебил:

– Люблю ее, – он с трудом переводил дыхание, – а она вас любит, вас!

Рагастен буквально остолбенел, не в силах ни пошевелиться, ни слова вымолвить. Ему хотелось удержать Малатесту, но тот уже вышел на середину зала.

– Синьоры, – произнес он твердым голосом, – синьоры, равные мне по положению, перед вами, слышавшими неправедное обвинение, приношу свои извинения шевалье де Рагастену.