Неведомые дороги - Дин Кунц

Кем же или чем же была эта старая карга, черт побери? Не обычной старушенцией, живущей на скромную пенсию, которая решила заглянуть в мясную лавку и с нетерпением дожидалась субботы, чтобы сыграть в бинго. Нет. Ни в коем разе. Что за женщина могла носить с собой такую странную сумку? Держать в ней такую вот тварь? Что за сука? Что за отъявленная сука? Ведьма?

Разумеется, ведьма.

Наконец, загнанный в угол надвигающимся на него демоном, с разряженным револьвером в левой руке и окровавленной правой, Билли впервые в жизни понял, каково быть беззащитной жертвой. Когда огромное, страшное чудовище положило одну когтистую руку ему на плечо, а второй схватило за грудь, Билли намочил штаны и в мгновение ока превратился в слабого, беспомощного, испуганного ребенка.

Он знал, что демон сейчас растерзает его, сломает позвоночник, оторвет руки-ноги, высосет мозг из костей, но вместо этого тот наклонил бесформенное лицо к шее Билли и приложился резиновыми губами к сонной артерии. На мгновение Билли подумал, что его целуют, но тут же холодный язык прошелся по его шее, ключице, и Нике почувствовал, как его тело пронзила сотня игл. Билли парализовало.

Тварь подняла голову, внимательно всмотрелась в его лицо. Дыхание воняло разлагающейся плотью. Не в силах закрыть глаза, веки тоже парализовало, Билли смотрел в пасть демону, видел его белый в язвах язык.

Монстр отступил на шаг. Лишившись поддержки, Билли сполз на пол. Но, как ни старался, не мог пошевелить и пальцем.

Ухватившись за смазанные маслом волосы Билли, демон потащил его из спальни. Несчастный не сопротивлялся. Даже не протестовал: язык не мог шевельнуться, как и все остальное.

Он видел только то, что проплывало перед глазами, не мог повернуть голову или закатить глаза. Иной раз в поле зрения попадала мебель, мимо которой его волокли, но в основном – тени, пляшущие на потолке. Когда Билли перевернули на живот, он не почувствовал боли от того, что ему перекрутили волосы, а видел теперь только пол перед собой да черные стопы демона, идущего на кухню, где состоялась их первая встреча.

Взгляд Билли туманился, прояснялся, снова туманился. Он думал, что причина все в том же параличе, а потом вдруг понял, что из его глаз льются слезы. Он не помнил, чтобы когда-нибудь плакал. В его жизни, полной жестокости и ненависти, места слезам не находилось.

Билли слишком хорошо понимал, что его ждет.

Его гулко бьющееся, скованное страхом сердце знало, что должно произойти.

Источающее жуткую вонь, сочащееся гноем чудовище протащило его через столовую, не раз и не два ударив о стол и стулья. В кухне проволокло по луже разлитого пива, по ковру из "доритос". Сняло со стола сумку старухи и поставило на пол, перед глазами Билли. "Пасть" сумки широко раскрылась.

Демон заметно уменьшился в размерах, по крайней мере, уменьшились ноги, торс, голова, а вот рука, которая держала Билли, оставалась огромной и сильной. В ужасе, но без особого удивления, Билли наблюдал, как демон заползает в сумку, продолжая уменьшаться прямо на глазах. А потом потянул Билли за собой.

Нике не чувствовал, что становится меньше, но, должно быть, так и было, потому что иначе он бы не пролез в сумку. По-прежнему парализованный, по-прежнему схваченный за волосы, Билли бросил взгляд под руку и увидел кухонный свет за пределами сумки, увидел, как в нее втягиваются бедра, потом колени, сумка заглатывала его, а он, господи, ничего не мог с этим поделать. Теперь только стопы торчали наружу, он попытался зацепиться пальцами, попытался сопротивляться, но не мог.

Билли Нике никогда не верил в существование души, но теперь знал, что она у него есть... и вот-вот ее у него потребуют.

Его стопы втянулись в сумку.

Он весь был в сумке.

Из-под руки, пока за волосы его утаскивали все глубже и глубже, Билли в отчаянии смотрел на световой овал над ним и сзади. Овал этот уменьшался с каждым мгновением, не потому, что застегивали "молнию". Просто увеличивалось расстояние между ним и источником света. Он словно ехал по длинному тоннелю и видел в зеркале заднего обзора въезд в него.

Что же касается выезда...

Билли не мог заставить себя подумать о том, что ждало его на другом конце тоннеля, на дне этой треклятой сумки.

Более всего ему хотелось сойти с ума. Безумие стало бы желанным уходом от того ужаса, что переполнял его. Но судьба распорядилась иначе: он оставался в здравом уме и полностью осознавал, что с ним происходит.

Свет наверху превратился в далекую крошечную луну, плывущую высоко в небе.

Он словно рождается, осознал Билли, только наоборот, уходит из света во тьму.

Крошечная луна уменьшилась до размеров маленькой и далекой звезды. Потухла и она.

В абсолютной тьме странные шипящие голоса приветствовали Билли Никса.

* * *

В ту апрельскую ночь из бунгало неслись крики ужаса. Они раздавались в каждой комнате, но не долетали до домов на противоположной стороне улицы и не тревожили покой их жителей. Крики продолжались несколько часов, наконец, затихли и сменились чавкающими звуками и хрустом костей: кто-то сел за ночную трапезу.

Потом наступила тишина.

Тишина эта царствовала в доме много часов, пока во второй половине дня ее не разорвал скрип открывающейся двери и шаги.

– Ага! – радостно воскликнула старуха, войдя на кухню через дверь черного хода и увидев на полу свою раскрытую сумку. Тяжело – сказывался артрит – наклонилась, подняла сумку, несколько мгновений смотрела в нее.

Улыбаясь, застегнула "молнию".

В ночь, когда это произошло, буран накрыл весь северо-восток. Снег пошел с наступлением сумерек. Мег Ласситер как раз везла сына от врача. Поначалу снежинки планировали со стального неба в холодном, застывшем воздухе. Но потом с юго-запада подул порывистый ветер, бросая целые охапки снега под фары джипа-универсала.

Томми сидел боком на заднем сиденье, положив на него загипсованную ногу, и тяжело вздыхал.

– На эту зиму я остался без санок, лыж и коньков. Да, мама?

– Сезон только начался, – успокоила его Мег. – Ты выздоровеешь задолго до весны. Еще успеешь накататься.

– Хорошо бы... – Ногу Томми сломал двумя неделями раньше и в предыдущий визит к доктору Джонсону они узнали, что в гипсе ему ходить еще шесть недель. "Кость раздроблена, в принципе, ничего страшного, но срастается она в таких случаях дольше, чем при простом переломе". – Но, мам, в жизни определенное число зим. И мне очень жаль, что одной придется лишиться.

Мег улыбнулась и посмотрела в зеркало заднего обзора, в котором могла видеть лицо сына.

– Тебе только десять лет, дорогой. Для тебя зим впереди без счета... или около того.