Наши дети. Азбука семьи - Диана Машкова

Все трое потом очень долго ходили с кнопочными аппаратами.

Естественные последствия – лучшая замена наказаниям в процессе воспитания детей. Не выучил уроки – получил двойку. Не постирал заранее одежду – идешь в грязной. Потерял смартфон – обходишься доисторическим кнопочным аппаратом.

Даша вертела Гошей так, как ей было нужно – он подчинялся беспрекословно. Мое слово против слова Даши для него теперь ничего не стоило. Он перестал считать меня авторитетом, Даша стала для него главной в семье. Месяцы счастья и радости, так называемый «медовый период», закончились. Адаптация началась.

Что было в основе новой стратегии Гоши? Выбрать себе в авторитеты другого ребенка. Сложно сказать. Возможно, сложившаяся в детском доме привычка выстраивать отношения только с детьми, а не со взрослыми, и жить по законам детской иерархии. А может, это был способ Гоши выразить признание Даше за то, что она «протоптала» для него тропинку в нашу семью. Как бы там ни было, объединение этих двоих против нас с Денисом добавляло проблем – они замкнулись внутри своей системы, ни до Гоши, ни до Даши нельзя было достучаться. Оба подростка стали словно глухие. А мы для них превратились в сатрапов, которые – ужас какой! – требуют учиться и наводить в доме порядок. Против нас нужно было бороться. Ежеминутно совершать революцию. Бить в самые незащищенные места.

– Не устраивайте здесь батор! – кричала я, выходя из себя от бесконечных проделок «назло врагам».

– Прекратите эту семью в семье! – просила я в редкие минуты спокойствия в доме.

Все было бесполезно. Их военный союз не знал ни страха, ни сомнений. На несколько лет я на собственной шкуре почувствовала, что значит принять в семью другую семью, детскую. Восхищаюсь людьми, которые справляются с так называемыми «паровозиками» – сразу несколько братьев и сестер – особенно если дети уже подросткового возраста. Тот еще квест! Обиднее всего было то, что Нэлла по-прежнему всегда принимала сторону детей. Она не меньше, чем Гоша с Дашей, нарушала правила, взрывала семью изнутри и выносила нам с Денисом мозг. Даже больше. А потом, когда ее отчитывали за самые серьезные проступки, убеждала нас с мужем в том, что мы слишком жесткие, что другие родители разрешают подросткам гулять всю ночь, что никто не ругает ни за какие сигареты, что со своим телом семнадцатилетние уже делают, что хотят. Родители ни при чем. Втолковать базовые истины было невозможно.

В первое лето – после того как Гоша окончил девятый класс – мы первый и последний раз в жизни отправили Гошу с Дашей в летний лагерь по путевке от государства. Есть такая льгота в Москве для приемных детей. Устали с Денисом так сильно, что готовы были отправить их на время хоть на Луну, лишь бы была возможность отдохнуть. Однако несколько недель спокойствия обошлись нам впоследствии очень дорого – адаптация откатилась назад, и все началось сначала. Да и перед лагерным начальством пришлось краснеть: Гоша стащил из дома в лагерь бутылку виски, а еще добыл где-то – можно только догадываться, где именно – несколько блоков сигарет. Так что куревом он детей в лагере снабжал исправно. А бутылку дорогого напитка – Денису подарили партнеры – дети распили в лагере «за знакомство» с отрядом.

Все вместе это было невыносимо. Желание исчезнуть в те годы самой жесткой адаптации возникало у меня регулярно. И, конечно, я понимала, что это невозможно: нельзя бросать дело, не доведя его до конца.

Только в нашем случае, что с Гошей, что с Дашей, что с Нэллой конца-края пока еще даже не было видно.

Только когда Нэлла стала совершеннолетней и переехала из нашего дома в свою квартиру, все, наконец, успокоилось. Мы смогли выдохнуть и вернуть себе авторитет. Это событие как раз совпало с судом, с пониманием того, что Даша останется с нами навсегда.

Только после этого и Даша, и Гоша признали нас наконец своими взрослыми.

И все-таки именно с Гошей светлых моментов даже в самый острый период адаптации было много. Даже в самых тяжелых ситуациях он, в отличие от Даши, у которой была масса сомнений в собственной принадлежности, чувствовал, что мы его приняли раз и навсегда, что он теперь наш.

– Я от вас до двадцати пяти лет никуда не уйду, – угрожал нам с мужем Гоша в моменты перемирий.

– Оставайся, будем только рады, – улыбались мы с Денисом.

А иногда, когда поблизости не было ни Даши, ни Нэллы, когда мы оставались поздно вечером в кухне наедине, Гоша и вовсе становился маленьким ребенком – нежным и сентиментальным. Малышом, которому важно знать, что он часть семьи.

– Мам, все-таки это ты меня родила? – говорил он мне совершенно серьезно. – Признавайся. Я прям чувствую!

– Как это, Гоша? – я улыбалась: мне была приятна его иллюзия, но я знала, что нельзя поддерживать таких фантазий. Даже в шестнадцать лет в голове ребенка можно случайно создать путаницу, из которой он потом не сможет выбраться.

– Ну, вот так – родила, а потом потеряла, – мечтал он, – и через шестнадцать лет нашла. Мама, почему ты так долго?

– Гоша, – я смеялась, хотя на глаза наворачивались слезы, – я бы очень хотела тебя родить! Но ты же знаешь: у меня в животе тогда была Нэлла. Ты не мог появиться всего на три месяца раньше сестры.

И потом мы с ним сидели подолгу, мечтали, что было бы, если бы я на самом деле его родила. И после приходилось опускать ребенка с небес на землю, хотя нам с Гошей обоим больше всего на свете хотелось этого самого близкого родства матери и сына.

Любое нарушение привязанности – в детском доме оно возникает гарантированно, но и в семье при неблагоприятных обстоятельствах случается тоже – дает о себе знать в подростковом возрасте. Подростки, у которых нет надежной связи со значимым взрослым, не доверяют этому миру и всюду видят врагов. Изменить поведение подростка можно только через укрепление связи с ним.

Гранит науки

Две недели до Нового года мы не трогали Гошу в плане занятий – он просто ездил в школу, четыре часа на дорогу туда-обратно, возвращался обессиленный и ложился спать. Но эти тринадцать дней передышки были тем максимумом, который мы могли себе позволить в той ситуации. До ОГЭ – точнее, второй попытки получить к ним допуск – осталось всего две четверти, и отступать было некуда. С третьего января Гоша начал заниматься с репетиторами. А в самом начале третьей четверти мы с Денисом поехали на встречу с директором и классным руководителем. С Верой Николаевной мы уже были знакомы заочно, по телефону. В реальности это оказалась милая пожилая дама, невысокая, с затейливой прической и мягкими чертами лица. Тоже преподаватель русского языка и литературы, на мое счастье.

– Здравствуйте, – мы с Денисом улыбались старательно, до ушей, – мы новые опекуны Георгия Гынжу. Приехали познакомиться, привезли документы.

– Аа-а-а, – директор внимательно на нас посмотрел, – здравствуйте, садитесь.

– Вот распоряжение об опеке, – я протянула бумаги, – наверное, вам нужна будет копия в дело.