Гатчинский коршун - Андрей Величко

В этом ключе приобретала особую ценность одна из второстепенных Танечкиных операций. Глава боевого отдела разгромленной партии социал-бонапартистов, Жозефина де Вилье, она же Ефросинья Вилкина, в процессе своего побега из Франции познакомилась с путешествующим по миру писателем Джеком Лондоном. А у того уже помаленьку начинается творческий кризис, не знает, о чем писать… Надо помочь. И этот… как его… Джон Рид – он вроде сейчас еще молодой, но наверняка тоже левый. Пора приучать к борьбе, однако. А вот наших брайтоновских ребят к этой возне привлекать не стоит, Россия тут вообще не должна быть замешана никоим боком. То есть приглашать надо не Алафузова, а Татьяну.

Отдав по телефону соответствующее распоряжение, я поехал к себе.

Танечка быстро вникла в суть проблемы.

– Шеф,– спросила она,– а не пострадать ли нам за компанию с Морганом? Причем даже на денек раньше его? Якобы мы тоже чем-то мешаем делу свободы Мексики, вот она нас и того…

– И кто у нас будет страдальцем?

– Вы, значит, не хотите…

– Хочу, но не могу – больно уж неубедительно получится. А вот наша акула капитализма, королева-императрица, пожалуй, сможет… Особенно если перед этим будет проворачивать какую-нибудь аферу в Америке. Я ей прямо сегодня же вечером предложу подумать. А вы прикиньте, как это у нас организовать, чтобы почерк при внимательном рассмотрении оказался похож на тот, что днем позже будет в Нью-Йорке. Но только при внимательном, грубые подставы тут не пройдут.

При вечернем визите в Зимний я, как и обещал, поделился с племянницей своими планами.

– Замечательно! – восхитилась она.– А то на всех уже покушались, кроме меня! Прямо дискриминация какая-то получается. Но только способ чтобы выбрали красивый! На отравление дустом я решительно не согласна.

– Стрелять будут,– пояснил я.

– Из чего?

– Из пушки.

– Класс! – оценила идею Маша.

– Снаряд даст тучу ядовитых осколков. Один попадет в тебя, и только присутствие во дворце великого медика Найденова спасет тебя от неминуемой смерти.

– Куда попадет? – поинтересовалась Маша и начала вертеться перед зеркалом.– Это я к тому, что надо же фасон окровавленной повязки продумать и пошить ее заранее… в плечо? Или лучше в грудь?

– В попу,– предложил Гоша.

– Ладно, это мое дело, разберусь. Сколько у меня времени на подготовку?

– Три месяца.

Следующий день я начал с сочинения письма Генри Форду. Чем глубже я изучал его биографию, тем с большим уважением относился к этому человеку. Даже развитие нашей автопромышленности я старался строить так, чтобы не наносить Форду лишнего ущерба. Например, он вынужден был купить лицензию на свой конвейер. Но деньги для этого ему ссудили мы, а потом Гоша с Машей какими-то непрямыми махинациями смогли сделать так, чтобы увеличение прибылей от производства в три раза перекрыло траты Форда на лицензию. В том, что этот мир увидел «Форд-Т» на три года раньше, чем наш, была и немалая моя заслуга.

Официальным поводом для письма было уже объявленное мной желание учредить Найденовскую премию за наибольший вклад в развитие человеческой цивилизации – я предлагал ему принять участие в обсуждении статуса этой награды.

Разумеется, столь занятой человек вряд ли поедет черт знает куда, чтобы только обсуждать какую-то премию, поэтому я на полутора страницах распинался о том, что готов поделиться с ним своими последними разработками, такими, как гидроусилитель руля, шарниры равных угловых скоростей и многое другое, в обмен на его советы по организации автомобильного производства в Георгиевске и Москве. Ну и намекнул о том, что занимаюсь не только естественными науками, но и их приложением к трансцендентным – в частности, получены определенные результаты в изучении реинкарнации. «Да и вообще,– писал я,– всякие политики почем зря катаются на всевозможные встречи, а мы с вами, инженеры, чем хуже? Посидим, пивка попьем, глядишь, и еще чего придумаем».

Закончив письмо, я отложил его к отправке и нацарапал короткую записку Рябушинскому. В ней я спрашивал, не надоела ли крупным промышленным кругам, в качестве выразителя их интересов, гучковская партия – клоуны ведь! – и не создать ли им свой рабочий орган, чтобы прямо, без всяких лишних передаточных звеньев отстаивать свои интересы передо мной и императором? Для начала я предлагал собраться у меня – ему, Прохорову, Коновалову и Диксону, который хоть и американец, но давно уже обрусел. «Можно еще кого-нибудь, по вашему усмотрению,– писал я.– Поговорим о вашем участии в реформе российского экономического законодательства».

Тут я как раз надеялся создать действительно рабочий орган, а не говорильню наподобие пресловутой Каки, которая уже девятый месяц исходила энтузиазмом и вот-вот должна была что-то родить. Причем я хотел, чтобы промышленники составили еще и проект банковского кодекса – потому что доверять это банкирам или купленным ими экспертам означало пустить в огород голодное стадо козлов.

После написания своих документов я начал читать чужие. На сегодня у меня была пухлая папка из Аничкова дворца – от канцелярии Мари. Там обстоятельно, нудно и бестолково описывались проблемы, проистекающие из нашего с вдовствующей императрицей бракосочетания.

Первые три листа освещали вопрос: а теперь-то она кто? Княгиня Найденова? Дальше шло рассмотрение каких-то плюсов и минусов этого.

Не дочитав даже до середины, я наложил резолюцию:

«Какая еще императрица-мать?! Вдовствующая императрица ей же и остается!!! Сомневающиеся приглашаются в Гатчинский дворец, кабинет 315, старший следователь господин Ли, прием круглосуточно».

Еще три листа посвящались будущему ребенку. Типа что будет, если он родится женского пола? А если мужского?

«Ваше счастье, что хоть возможность появления бесполого рассматривать не стали,– написал я.– Кто родится, тот и родится, тогда и думайте».

Последняя страничка была про меня – в смысле как меня теперь называть? Принц-консорт – не годится, это супруг правящей императрицы… «Принц-недоконсорт»,– написал я. Произнес про себя, прислушался – нет, что-то не то. Может, лучше недопринц-консорт? Пожалуй, так еще хуже. Подумав, я зачеркнул «принц-недоконсорт» и написал «князь-консорт». Парадное обращение – «ваше неимператорское величество», повседневное прежнее. Потому что на самом деле это без разницы, как нам с Мари называться внутри России – кто мы такие, тут уже и так неплохо знают. А если придется выходить на международную арену, то ближе к делу можно будет и подкорректировать названия под текущие реалии, все равно сейчас всего не предусмотришь.

Но вот вопрос, кого сватать ирландским революционерам в качестве конституционного монарха, нужно было начинать обдумывать уже сейчас. То, что на этом троне окажется Мари, объявлять, пусть и строго секретно, было еще преждевременно. Пусть пока знаменем борьбы станет еще кто-нибудь, а ближе к финалу он тихо отойдет в сторонку. Мол, форс-мажор, так что извините и принимайте королеву Дагмар. Какой-нибудь немецкий принц без надежды на престол? Что-то оно не очень… Русских и вообще славянских даже не рассматриваем. Так ведь и нет больше никого, не испанцев же сюда приплетать! Стоп, а почему не французов? Причем не этих, сынов людовиковых, а потомков Бонапарта! Он ведь был горячим сторонником независимости Ирландии и даже успел что-то там начать, но вот закончить у него не получилось. Первый раз такое слышите? Обратитесь через недельку, к тому времени информбюро уже успеет найти соответствующие документы. Надо только подумать, какой будет лучше – написанный еще в Версале или уже на острове Святой Елены? Оба… Не будем мелочиться, а то вдруг возникнут какие-нибудь сомнения в подлинности! Кстати, тогда, может, на эту роль и Фрося сойдет, она ведь позиционирована как праправнучка Жозефины Богарне? Надо проконсультироваться со специалистами, почесал я в затылке. А кто у нас тут главный по Наполеону? Разыщу-ка я Тарле, пригодится, надо прямо сейчас в блокнот записать.