Божество реки - Уилбур Смит

Он был ужасен, как дьявол. В зубах зияли дыры, шрам уродовал левую щеку. Изо рта воняло как из отхожей ямы, когда он стал искать мои губы.

— Подожди, пока все это закончится. Ты у меня завизжишь от радости, — пообещал и потянул мое лицо к своему. И поцеловал меня.

Первым моим побуждением было оттолкнуть его, но я подавил это желание и ответил на поцелуй. Я великолепно владею искусством любви, так как научился этому еще мальчиком у вельможи Интефа. От моих поцелуев мужчины становятся слабыми, как вода.

Я поцеловал и вложил в этот поцелуй все свое искусство. Он словно оцепенел. Пока стоял надо мной, как парализованный, я вытащил кинжальчик из-под одежды, и его острие мягко скользнуло между пятым и шестым ребрами разбойника. Тот заорал, но я заглушил вопль своими губами, поворачивая клинок в сердце, пока судорога не прошла по телу и он совершенно обмяк. Затем свалился на землю рядом со мной.

Я быстро осмотрелся. За те несколько мгновений, пока я избавлялся от своего воздыхателя, судьба маленького отряда вокруг алтаря явно ухудшилась. В ряду появились бреши. Двое воинов пали, а Амсет был ранен. Он перебросил меч в левую руку, так как правая бессильно висела, истекая кровью.

С огромным облегчением я увидел, что Тан еще невредим и даже смеется от дикой радости, орудуя мечом. Однако он слишком долго не захлопывает ловушку. Вся шайка сорокопутов уже собралась на площади, они выли и лаяли вокруг него, как гончие вокруг леопарда, взобравшегося на дерево. Несколько минут — и маленький храбрый отряд погибнет.

На моих глазах Тан убил еще одного врага прямым колющим ударом в горло, затем, выдергивая меч, отступил назад. Он вскинул голову и издал рык, который эхом прокатился по всей площади. — Синие, ко мне!

В то же мгновение все скрючившиеся на земле «рабыни» вскочили на ноги и сбросили свои длинные одежды. С мечами наготове они напали на орду разбойников сзади. Нападение застало врага врасплох, более сотни сорокопутов пали от мечей стражи, прежде чем успели опомниться. Однако стоило им повернуться лицом к новой опасности, как за спиной оказался Тан со своим маленьким отрядом.

Разбойники дрались храбро — я должен признать это. Хотя уверен, что силы придавал им ужас, а не мужество. Однако ряды их были слишком тесны, что мешало свободно пользоваться мечом, а противником были лучшие войска Египта, а значит, и всего мира.

Некоторое время они держались. Потом Тан снова зарычал в гуще битвы. На долю секунды мне показалось, что это очередной приказ, а затем я узнал первую строчку боевого гимна стражи. Хотя я часто слышал, как люди с благоговейным ужасом рассказывали, будто синие всегда поют в разгаре битвы, не верил в это. Теперь же сотня сражающихся подхватила эту песню:

Мы — дыхание Гора,

Знойный ветер пустыни,

Наши мечи — серпы.

Жатва — кровавый бой…

Их мечи ударяли о мечи врагов в такт песне, словно молоты по наковальням подземного царства. Сорокопуты дрогнули при виде такой надменной ярости, битва вдруг превратилась в резню.

Я видел, как стая диких собак окружает и рвет на части стадо овец. Это было еще хуже. Некоторые сорокопуты бросали мечи на землю и падали на колени, прося пощады. Но пощады не было. Остальные пытались пробиться к воротам, а стражники преграждали им путь.

Я плясал вокруг дерущихся и кричал Тану, стараясь перекричать шум битвы:

— Останови их! Нам нужны пленные!

Тан не слышал меня, а может, просто не обращал внимания на мои мольбы. С веселой песней на устах, с Кратом по левую руку и Ремремом по правую он бил врага. Борода его намокла от брызг крови из ран убитых им людей, а глаза жили на окровавленной маске лица. Они сверкали безумием, которого я в них никогда раньше не видел. О, веселая Хапи, какие же силы давал ему крепкий напиток битвы!

— Прекрати, Тан! Не убивай всех!

На этот раз он услышал меня. Я увидел, как безумие угасло в его глазах. Тан снова овладел собой.

— Щадите тех, кто просит пощады! — Стражники подчинились, но под конец из тысячи сорокопутов уцелело не более двухсот. Побросав оружие на окровавленные плиты двора, они молили о милосердии.

Некоторое время я ошеломленно смотрел на побоище. Затем краем глаза заметил какое-то движение.

Шуфти понял, что не может скрыться через ворота. Он бросил свой меч и побежал к восточной стене двора неподалеку от того места, где я стоял. Здесь стена была разрушена сильнее, чем в остальных местах, и обвалилась наполовину своей высоты. Обломки саманных кирпичей образовали крутой склон, и Шуфти начал карабкаться по нему, то и дело скользя и падая, но все-таки довольно быстро приближаясь к вершине стены. Казалось, я один заметил его бегство. Стражники обезоруживали пленных, а Тан стоял ко мне спиной и руководил сбором разбитых врагов.

Не долго думая, я наклонился и поднял половинку кирпича. Когда Шуфти взобрался на вершину стены, изо всей силы бросил в него кирпич. Он глухо ударил в затылок с такой силой, что разбойник упал на колени, а затем предательская кучка мусора поддалась под ногами и оглушенный Шуфти скатился вниз в облаке пыли и растянулся на земле, рядом со мной.

Я набросился на него, оседлал и приставил острие кинжала к горлу. Он уставился на меня единственным глазом, который словно остекленел после удара кирпичом.

— Лежи тихо, — предупредил я его, — или я выпотрошу тебя как рыбу.

Я потерял шарф и головной убор, и теперь волосы мои рассыпались по плечам. Шуфти узнал меня, и в этом не было ничего удивительного. Мы с ним часто встречались, но при других обстоятельствах.

— А, евнух Таита! — пробормотал он. — А вельможа Интеф знает, чем ты тут занимаешься?

— Скоро узнает, — заверил я его и кольнул в шею так, что он застонал, — но не ты сообщишь ему об этом.

Не отводя кинжала от его горла, я позвал двух ближайших стражников. Они схватили разбойника, перевернули лицом к земле, связали руки за спиной крепкой пеньковой веревкой и утащили прочь.

Тан видел, как я поймал Шуфти, и теперь шел ко мне, перешагивая через убитых и раненых.

— Хороший бросок, Таита! Ты ничего не забыл из моих уроков. — И так сильно хлопнул меня по спине, что я пошатнулся. — Тебе предстоит много работы. Четверых наших убили и по крайне мере дюжину ранили.

— А как быть с их лагерем? — спросил я, и он непонимающе уставился на меня.

— Каким лагерем?

— Тысяча сорокопутов не могут появиться из песка пустыни, как весенние цветы. У них наверняка были вьючные животные и рабы. Они должны быть где-то неподалеку. Их нельзя упускать. Никто не должен спастись и пустить слух о сегодняшней битве. Никому нельзя позволить добраться в Карнак и рассказать там, что ты жив.

— Милостивая Исида, ты прав! Но как же мы найдем? — Очевидно, Тан еще не оправился после горячей битвы. Я иногда спрашиваю себя, что он делал бы без меня.