Экипаж черного корабля - Федор Березин

В любом готовящемся тайно грандиозном деле есть момент, когда, несмотря на всевозможные завесы, даже статисты, не имеющие о нем никакого понятия, начинают догадываться — что-то происходит. Вот и сейчас подогреваемое подспудно в человеческих недрах гига-танка новое восстание дошло именно до такого предела. Наверное, слишком много людей уже знали о мессии — Хорисе-Тате. Теперь в котле страстей варилась не маленькая секта — люки задраены и «посторонним вход воспрещен», — а огромная толпа, кое-кому из которой до сих пор не перепала возможность видеть своего пророка вблизи. Может, именно они и должны стать самыми преданными борцами за идею? Вероятно, ведь у них идеальный, построенный из песка образ в голове спокойно сдвигал в сторону малосущественный реализм. Правда, что плохо, проговориться эти люди способны запросто, ведь подсознательно их информация касалась какой-то абстракции — не реального, обремененного плотью человека. А что из окружающей обыденности может грозить идеалу?

Однако танкистам-десантникам, готовящим очередной переворот внутри «боевой горы», повезло. Они, а не их враги первыми почувствовали, когда процесс дошел до критической стадии. И остался единственный путь избегнуть обидного поражения. Обидного потому, что потерпеть его они могли еще до начала фазы активных действий. Но такое зачинатель-мессия Хорис уже проходил — тогда, во время путешествия «альпинистов» по «скорлупе» великанского яйца.

Возможно, следовало начать согласованней, со всех точек одновременно, однако нельзя забывать, что сейчас в восстании участвовали не держащие все нити управления гига-танка инженеры-«купольники», а относительно простые и прямолинейные ребята-механики. Уже то, что они не выдали свои намерения раньше, в дни, когда «боевая гора» вклинивалась в предгорья и нащупывала путь в чрево Гор Овальной Цепи, — само по себе подвиг.

Но теперь, видимо, пришел срок. Да, наверняка не все обдумано до конца, а если и обдумано, то не совсем соответствует реальности. Даже сами глобальные цели, существовали ли они по сути? Допустим, все получилось: истреблены под корень друзья Честного Меча; наказаны провинившиеся господа инженеры, замешанные в когда-то случившейся активации «кольчуги»; подвешен на причальной мачте генерал-канонир, предатель, пошедший на сговор с РНК; провозглашен новый командующий гига-машиной и… А что дальше, собственно? Каков конечный идеал всего проекта? Вопрос даже более узок, кто поведет сухопутный линкор далее? Речь даже не о том, куда — а кто вообще? Толкать по миру миллионотонную железяку — совсем не то же самое, что разгонять в чистом поле комариный вес «Циклопа».

Так что за деревьями многочисленной рискованности грядущих задач абсолютно исчезала из виду лесистая дремучесть всего проекта. По сути, сама спонтанность начального обвала людям философского склада должна показаться абсолютно закономерным явлением. Однако таких среди танкистов-механиков не наблюдалось.

Вот так они и лежали, притворяясь мертвыми, никому не нужными бревнами. Совсем не шевелясь и уже два часа кряду. Каждый из них, не двигаясь, осматривал окрестности, точнее, находящуюся перед глазами картину, а уставший от бессмысленного бодрствования мозг все метался, все хотел соскочить в какие-нибудь дебри памяти или мечты, и только воля, наверняка феноменально переразвитая, не давала сознанию уплыть в ложную безопасность внутренних миров. Зачем было находиться в засаде так долго? Наверное, не слишком удаленному в пространстве начальнику, Лумису Диностарио, виднее. Но что мешало, кроме усталости, лежать еще два или все десять часов? Старые времена, когда любая ночная темень неминуемо взрывалась красным сумрачным восходом Гиганта Эрр, или звенящим, бело-желтым взлетом звезды-матери Фиоль, или смазанной палитрой согласованного небесного шествия, миновали, возможно, навсегда. Сейчас ночь длилась и длилась. Наступили, снизошли на Гею лихие черные будни, когда любой разбой неизбежно происходил ночью. А потому никто не мешал Ругану и всем остальным таиться в вечности темени хоть до следующего цикла.

И уже пошел, двинулся в медлительности невидимых стрелок третий час ожидания. Можно было тихонько внутри себя паниковать, но стоило ли это делать? Только бог Эрр знает, что могли нагородить в застоявшейся без дела и посаженной на информационную диету голове освобожденные от прочих обязанностей мозги. А если, подсказывали они, вроде бы подшучивая, штаба отряда уже нет? Совершили на него превентивное нападение необнаруженные солдаты Большого Кошелька или же какие-то другие неизвестные силы? Те самые, что вывели из игры трех опытнейших разведчиков накануне.

Чуть-чуть, совсем-совсем незаметно даже для себя лежащий на замороженной траве Руган повел голову в сторону. Ему давалось такое право — он являлся главным в первой атакующей волне. Он совершал движение примерно со скоростью улитки и приблизительно через минуту довел его до конца. Теперь он ясно видел источник постоянного шума: два охранника внешнего обвода беседовали о жизни. Они делали это давно и со вкусом. Странная тема для людей, в мизерной дистанции от которых таилась вздернутая пружина облаченной в снаряжение смерти. Кроме того, один из них, отойдя в сторону, осуществил слив накопленной в организме жидкости. Похоже, дисциплина в рядах телохранителей Большого Кошелька стояла не на самой большой высоте, или они разбаловались уже здесь, лишившись своих «естественных» врагов, оставшихся там, в более населенных когда-то местностях. Единственное, что они покуда себе не позволяли, — это курить. Может, боялись собственных инфракрасных датчиков, расставленных ближе к зданиям и выискивающих в окружающем мире что-нибудь теплое, но не свое? Возможно, и так, тогда то, что они позволяли себе болтать и хихикать, рассказывало наблюдательному уму о том, что шумовые пеленгаторы здесь не применяются или за ними следят с достойной наказания нерадивостью.

Некоторое время Руган смотрел на охранников. Это было гораздо интереснее, чем темные окна, в которые он пялился предыдущий час. Соскучившийся по картинкам мозг параллельно вылепил внутри несколько десятков сцен убийства этих говорунов. Любой из сценариев был короток и с неизбежностью заканчивался трагическим для статистов финалом. В некоторых Руган действовал иглометом, в большинстве ножом, а в особо извилистых, но тоже кратковременных сюжетах и тем и другим одновременно. Руган досадовал о будущем: когда в наушнике пискнет сигнал, зовущий в атаку, ему не придется совершать представленные воображением удары — это сделает лежащий поблизости и только случайно не облитый мочой бывший дезертир и минометчик имперской пехоты Асси. Руган надеялся, что юноша справится: в теперешние времена они взрослели быстро, правда, и жили недолго.

Затем Руган, так же осторожно, словно хрустальным шаром или бассейном с рыбками, повел головой обратно. В этот момент в наушнике пискнуло. Мышцы сразу напряглись, готовясь к броску. И тут же голова, вкованная в шлем, выдавила из пор целую сотню потных капель. Они побежали по вискам. Это была совсем, совсем не та команда, потому что пискливых импульса оказалось только два. Как Руган ни напрягал слух, он не дождался третьего. Может, он его пропустил? Этого не могло быть. Но вдруг он на мгновение, всего на один маленький-маленький полусекундный отрезок, погрузился в сон? Сердце забилось учащенно, отражаясь ритмом в висках, тех самых, по которым лился выдавленный из головы пот. И тут же, предотвращая аритмию, в наушнике повторились сигналы. Их снова было два. Они значили: «Всем затаиться, ничего не предпринимать». Что-то где-то случилось. Руган очень надеялся, что все его люди поняли сигнал правильно.