Иной мир. Часть 4 - Никита Шарипов

— Вы не выполнили то, что вам приказано. — Росс начал перечислять: — Борю нужно было вытащить, даже если он был не согласен, но Боря остался и теперь мёртв. Макс должен был снять видео работы берсерка, но попусту бегал с камерой и вернулся раненым. На две или три недели о нём можно забыть, а он ценный человек. Что я слышу, Никита? Почему мой племянник, завалившись ко мне в кабинет только через сутки после задания, говорит, что он бы убил Борю? Где отчёт о проделанной работе? Почему Боков отчитался сразу же, а ты даже не удосужился посетить меня. Что с тобой, что происходит?

— Я готовился уходить и теперь готов. — Спокойствие, только спокойствие, свой выбор обдумал тщательно, он не изменится. — Завтра утром меня больше не будет с вами. Теперь всё иначе, я сам по себе. Я и мои союзники.

— Твои союзники? — Росс то ли смеётся, то ли удивляется, не поймёшь. — Какие, к чёрту, союзники? Ты опять головой ударился? Или в ней очередной паразит нарисовался?

— Мои союзники — медведи. Или ты забыл?

— Медведи? — вот теперь Росс точно удивился.

Я позвал:

— Угрх, заходи.

Мишка с трудом протиснулся в проём, похрустев дверными косяками. В кабинете он стал казаться намного больше и выше. Встав над Россом, прорычал:

— Мы приняли решение уйти. Цель — поиск правды и возвращение мира истинным хозяевам. Мы его истинные хозяева. Человек Никита отправится с нами.

— Я не понял? — Росс встал. — Это что, бунт? Вы…

— «Мои» ты хотел сказать? — Угрх оскалился. — Нет, человек, мы не твои, это было лишь временное сотрудничество. Мы сами по себе. Если нам нужно уйти, мы уходим. Вся польза от вас получена, дальнейшее сотрудничество бессмысленно. Никита единственный, кто нам нужен. Он идёт с нами.

Угрх пошёл к выходу, снова затрещал дверной косяк. Росс, пытаясь совладать с собой, сказал:

— Что это было… как так? Чем ты их заинтересовал?

Пожав плечами, я ответил:

— Они меня заинтересовали, а не я. Прощай, дядь, увидимся не скоро. Береги Машу, береги для меня, я вернусь…

Память штука сложная и неконтролируемая. То, что хотел бы забыть, будет долго зудеть в голове, всплывая в моменты задумчивости. Раз за разом воспоминание станет перематываться и просматриваться вновь, при этом подпитываясь бессмысленными рассуждениями и интерпретациями. Мы, люди, часто храним в своих мозгах много плохого, и не можем о нём позабыть. Хорошее же, напротив, забывается, блекнет, становится чем-то обыденным, пустым. Нужно учиться, пробовать, экспериментировать. Выкидывать из головы всё плохое, удалять, как хирург удаляет опухоль, не оставлять негативу шансов. Если и хранить в памяти что-то, то пусть оно будет лёгким, дарующим тепло и радость, возносящим к мигу счастья…

Я пока таким чудесам не научился, храню в голове и хорошее, и плохое, хоть и с радостью бы отказался от последнего. Есть, конечно, один рабочий вариант, и он зовётся Повелителем Разума. Мишка Урхарер может попытаться заблокировать всё ненужное, оставив только то, что пожелаю, но готов ли я к этому? Смогу ли, хватит ли силы воли, чтобы отказаться от негативных воспоминаний? И являются ли они негативными, или всё это лишь выдумки и самобичевание? Не знаю, не могу ответить. Знаю одно — Повелитель Разума в моей головушке копаться не будет, там всё останется так, как и должно быть.

Вроде подумал, успокоился и снова вернулся туда, откуда начал, думаю о Маше и о последнем разговоре, которого могло не быть, но, не попрощавшись, уехать я себе не позволил. Куча слёз, умоляла не оставлять её, резала сердце, которое сам себе порезал на части. Ещё Росс, сволочь такая, родственник хренов, дядька родной. Хоть он та ещё скотина, но я успел привязаться к нему и теперь скучаю. Два человека, Маша и дядя, мои плохие воспоминания. Плохие, потому что день ото дня, на протяжении трёх недель, утюжат душу и разум, да так сильно, что в груди болеть начинает.

— Всё думаешь о них? — Урхарер сел рядом почти бесшумно.

Излишний вес только с виду делает его неповоротливым, но на деле всё иначе, выносливостью мишка от собратьев мало отличается и уж явно превосходит человека на несколько пунктов. Мне, человеку подготовленному, с ним не сравниться. Первым, так было с начала похода, и так осталось до сих пор, устаю и почти всегда первым прошу сделать привал. Мечтаю о машине, но разве она тут поможет? Там, где ходим, быстро передвигаться можно лишь одним способом — летать. Но мы не птицы, крыльев у нас нет.

— Думаю… постоянно думаю… — ответил я и подкинул сухих веточек в костёр. — Скучаю, чего уж скрывать…

— Я понимаю тебя, человек, в этом мы похожи. Хотел бы помочь, но не могу, потому что нет лекарства от этой болезни, и зовётся она разумом. Терпи и привыкай, потому что со временем станет ещё хуже. Могу дать живой пример, если тебе это интересно.

Покосившись в сторону палатки, которую поставил для себя почти час назад и в которой уже должен спать, я кивнул и сказал:

— Давай, мне интересно. Только не затягивай, скоро спать пойду, с минуты на минуту собирался это сделать, но ты подсел.

— Не буду затягивать, пример быстрый, и имя его Угрх. Он единственный из нас, кто лишился семьи. Было это давно, если судить по вашим меркам, но в памяти Угрха свежо, словно случилось сегодня. Он страдает, всегда страдает и будет страдать до конца жизни. Радуйся, человек, у тебя другая судьба, ты ещё увидишь своих близких. Кто знает, может, совсем скоро…

— Спасибо тебе, Урхарер. — Я осторожно встал. — И доброй ночи, мне пора на боковую…

Аккуратно пройдя между спящих на пути к палатке берсерков, залез внутрь, достал телефон и попытался включить его. Знаю, что батарея села давно и все портативные зарядки тоже не фурычат, но продолжаю делать это каждый раз. В телефоне фотографии, мне нравилось рассматривать их перед сном. Посмотришь, а потом ещё долго уснуть не можешь…

* * *

Утро для меня начинается позже всех, как рано бы ни проснулся, а мишки уже на ногах и вовсю шуршат. Одни охотятся, другие собирают полезные корешки и травы, третьи тренируются, а четвёртые кашеварят. Если на миг представить вместо них людей, то может показаться, что ты находишь в идеально слаженном военном подразделении, все на своём месте, и все заняты делом. Один лишь я не у дел, что-то вроде обузы, как дитя малое.

Угрх, увидев, что выбираюсь из палатки, помахал мне лапой и сказал:

— Никита, присаживайся есть, приготовил кашу из молотого гибсариуса, тебе она должна понравиться. Высшая удача, что это дерево выросло здесь, в горах. Но и одновременно плюс, горный гибсариус намного душистее и полезнее равнинного.

Старина Орх, сама древность, от услышанного поморщился, что-то прорычал, а затем сказал:

— То, что отложил вчера в лесу Урхарер, и то аппетитнее твоей каши, Угрх. Не мучай человека, свари ему что-нибудь нормальное. Вон, у Ущахама полкотелка похлёбки ещё осталось, пусть её поест.