Огни святого Эльма - Владимир Евгеньев

«Точно! — обрадовался молодой. — Конечно, они подойдут — вроде не сильно больные, хоть заработаем немного».

«Поехали!» — сказал старший. И машина тронулась. Соня и Данила не слышали разговора стражей порядка.

Но, тем не менее, все произошедшее подействовало на них как неожиданно вылитый на голову ушат холодной воды. Данила от растерянности не смог вымолвить ни слова. Соня быстрее пришла в себя: «Вы не имеете право, мы не совершили никакого преступления! Отпустите нас. Отвезите нас к родителям, вам заплатят — наши родители богатые люди. Мы живем на Московском проспекте, дом 149», — закричала она через решетку.

Во втором отсеке машины сидели два лейтенанта.

«Тихо!», — негромко сказал лейтенант помоложе, но в выражении его лица было что-то такое тяжелое и жестокое, что Соня неожиданно для себя замолчала.

«Тихо сидите, вонючки! — добавил он, злобно скривившись. — А то плохо будет».

Соня уныло уставилась в одну точку и думала о превратностях судьбы, о бессилии человека перед государственной машиной. А потом ее мысли незаметно перескочили на прерванную беременность. «Если бы я не сделала аборт, ему было бы сейчас уже два годика, какие дети в этом возрасте? Смешные такие, уже ходят на ножках и переваливаются. Я не беременею от Элая, может, у меня больше уже никогда не будет ребенка?» В тот момент ей почему-то показалось, что жизнь без детей не имеет смысла.

Она заполнена развлечениями и работой, которые надоедают все больше и больше, и остается пустота. Когда Соня стала жалеть о том, что сделала аборт, ей часто в красках представлялось, сколько радости приносят дети. Эти мысли как навязчивая идея преследовали ее. «Какое счастье, когда твой ребенок говорит первые слова, делает первые шаги, идет в школу». Маленькие дети и коляски очень расстраивали Соню и она, увидев их, сразу переходила на другую сторону улицы.

И вот сейчас она разрыдалась. «Если бы у меня был ребенок, я бы сейчас гуляла с ним в парке, и ничего бы этого не произошло».

Соне вспомнилось, как она лечилась у психотерапевта. «Не надо возвращаться назад и думать о том, что было бы, если бы обстоятельства сложились по-другому, — говорила ей врач, — надо думать о будущем». Но у Софии это совершенно не получалось. Мысли о том, «как все хорошо могло бы быть», приводили ее в отчаяние. Эта была какая-то мысленная жвачка. «Надо научиться переключаться, мыслить абстрактно, есть выход из любой ситуации, что бы не произошло, все можно изменить», — говорила врач. «Это не укладывается у меня в голове, ведь есть вещи непоправимые», — отвечала Соня. «Нет непоправимых ошибок, это иллюзия, ты не можешь понять этого сейчас, но понимание придет позже, когда ты оглянешься на свою жизнь». Печаль, которая все время была с Софией в глубине души, вдруг усилилась. У нее часто такое бывало. Мысли мучили, беспокоили и как-то незаметно переходили в агрессию, которая казалась спасением от отчаяния.

Соня неожиданно заорала, стала ругаться матом и барабанить кулаками в окно машины. «Выпустите нас, поганые мрази! Я вам выцарапаю глаза!» — кричала она не своим голосом. Милиционер рявкнул: «Заткнись!»

Уазик быстро миновал контрольно пропускной пункт ворот порта и поехал дальше, лавируя между строительными вагончиками, контейнерами, различными зданиями. Машина остановилась, послышались голоса. Молодой милиционер с кем-то здоровался. В ответ послышался гортанный голос с восточным акцентом.

«Выходи!», — гаркнул страж порядка, сидевший с ними. Они оказались в самой грязной части порта, где среди мусора возвышались строительные вагончики. Соню вытащил из кузова ухмыляющийся лейтенант. Когда он взял ее за плечи, она стала ругаться матом, милиционер дал Соне две затрещины, и ловко вырубил ее ударом ладони по шее. Данила закричал: «Вы не имеете права», сотрудник милиции ударил его по затылку и крикнул «Заткнись».

Какой-то морщинистый мужчина неопределенного возраста в потертых тренировочных штанах и футболке прошел мимо с телегой мусора, не обращая на них никакого внимания. А к машине подошел толстый человек, видимо, выходец с Кавказа — не то армянин, не то азербайджанец, в дорогих джинсах и в шлепанцах на босу ногу. Нависающее над джинсами большое пузо прикрыто светло серой футболкой, на голове бейсболка.

Несмотря на полноту, у этого человека было совсем не оплывшее лицо, орлиный нос, глубоко посаженные умные, зоркие глаза, полные губы, высокий лоб, прямой подбородок, скрытая бейсболкой объемистая лысина.

Позади него стояли два молодых парня тоже южной внешности, но более молодые, здоровенные и с лицами, не выражавшими особенного интеллекта. Они, ухмыляясь, смотрели на пленных, впрочем, не выказывая удивления, видимо, работорговля была здесь делом обычным.

Полный человек кивнул им, и молодые люди вылили на Соню ведро ледяной воды. Она застонала, начала открывать глаза, и ее грубо поставили на ноги. София удивленно огляделась, но ничего не сказала.

«Видишь, Анвар, — сказал молодой лейтенант. — В самом что ни на есть товарном виде. Здоровые, целые, молодые. Надо надбавить процентов тридцать», — он ухмыльнулся.

«Да, — сказал тот, которого звали Анваром, пристально вглядываясь в детей, — так уж и целые? Вон девка без сознания была». «Так бузила, пришлось ее вырубить», — неохотно буркнул пожилой милиционер. Анвар понимающе кивнул и по-хозяйски протянул руку к Соне. Она скривилась и попыталась отскочить. Но один из молодых кавказцев схватил ее за обе руки повыше локтя и удержал. Анвар усмехнулся: «Ну-ну, строптивая девочка. Веди себя правильно, и ты будешь в шоколаде. У меня всем хорошо, кто слушается, и ведет себя прилично». Он не спеша приблизился к ней, но тут же втянул носом воздух и поморщился. «Э, ну и запах же, придется сначала отмыть тебя и сделать анализы». Он еще раз оценивающе окинул их взглядом с головы до ног, потом повернулся к милиционерам.

«Николай, дорогой. Такие здоровыми быть не могут, так что давай по прежней цене».

«Обижаешь, Анвар! — сказал милиционер. — Мы стараемся привозить тебе самых лучших, а ты жмешься».

Тем временем парень, который держал Соню, начал нашептывать ей на ухо непристойности, но вольностей себе никаких не позволял, видимо, право первой ночи здесь строго оговаривалось.

Но, когда он ощутил неприятный запах от Сони, выпустил ее руки, слегка оттолкнул, поморщился и сказал: «Стой здесь, дура!»

А тем временем Данила, на которого обращали меньше внимания, немножко пришел в себя огляделся кругом, увидел проход между вагончиками в более цивилизованную часть порта и странно смотревшийся кусок пространства, покрытый белым туманом. «Там наш корабль», — понял он.

В это время Анвар сказал одному из своих подчиненных: «Что мы так на сухую разговариваем, принеси-ка большой кувшин и закусить».

Один из здоровенных конвоиров ушел куда-то за строительный вагончик, а второй говорил по мобильному телефону. Анвар был занят беседой с милиционерами. От пленников они ненадолго отвлеклись, видимо, полагая, что бежать ребятам некуда. Данила дернул Соню за руку и шепнул «Бежим!». Они рванули с места и бросились со всех ног.