Красотки из Бель-Эйр - Кэтрин Стоун

– Я говорю «да». – «Я тебя люблю».

В девять утра в среду декан медицинской школы Калифорнийского университета раздал старшим студентам-медикам бумаги о распределении на практику. Марк взял запечатанный конверт, вышел из аудитории медицинского факультета, а затем на улицу, под яркое мартовское солнце. Его ловкие пальцы вдруг сделались неуклюжими, пока он открывал скрепленный печатью конверт, но вот наконец… «Интернатура в Массачусетской центральной больнице, программа под эгидой Гарварда».

Вот оно, то, чего он хотел, к чему стремился целых четыре года, мечта, ставшая реальностью.

А как же другая его мечта?

Уинтер не была даже мечтой. Марк никогда и мечтать не мог о такой любви. Он никогда не думал, что кто-то будет нужен ему до такой степени, как она, и все больше и больше с каждым днем.

Последние два дня сцены из «Любви» снимались на территории университета. Утром Уинтер поцеловала Марка на прощание и попросила прийти к ней – это всего пять минут пешком от медицинской школы, – как только он узнает результаты распределения. Но Марк заметил на ее лице следы легкой тревоги, когда она это предлагала, будто боялась помешать чему-то важному, например, профессорскому обходу в больнице, поэтому и сказал, что подойдет во время перерыва на ленч.

Так что у Марка было еще три часа, три беспокойных часа, в продолжение которых он снова спрашивал себя, как спрашивал уже несколько месяцев: может, это слишком эгоистично с его стороны просить Уинтер переехать с ним в Бостон?

Он мало что мог ей предложить. Только свою любовь и свое сердце. Но Уинтер редко будет видеть его любовь – его самого, а он будет усталым и рассеянным, как это было на Рождество, и радоваться будет в основном он один – мысли о ней, поддерживающие его во время долгих дежурств, и счастье быть рядом с ней в редкие минуты его пребывания дома.

Но что ждет Уинтер в Бостоне? Длинные дни и ночи, терпеливое ожидание редких мгновений, оторванность от ее мечты… «Я хочу сниматься в кино, Марк, а не играть на сцене».

Марк знал, что, если он попросит Уинтер поехать с ним, выйти за него замуж, она ответит согласием. Ночью он лежал без сна, обнимая ее и думая о том, что делать.

«Да, Марк, я выйду за тебя». Марк представлял целую жизнь, наполненную счастьем, сиянием фиалковых глаз, радостным смехом и нежным шепотом любви и страсти. Чудесные видения Марка волшебным образом исключали годы усталости, разочарований и извинений. Видения не были реальными, просто образы любви в его голове.

Фантазия. Золушка до полуночного боя часов.

А реальность в лучшем случае была постоянной борьбой с разочарованиями, в худшем же – катастрофой с привкусом горечи, злости и обиды. Они оба могут попробовать, они оба могут отчаянно хотеть, чтобы их брак удался, но кто убережет их от поражения?

Марк должен был встретиться с Уинтер в полдень. До этого времени она не будет его ждать. Не будет знать, что Марк стоит в толпе зрителей, наблюдающих, как снимается предпоследняя сцена «Любви».

Марк стоял в середине толпы. Сначала он старался не смотреть на Уинтер пристально, боясь, что любящий взгляд привлечет ее внимание. Но Уинтер была полностью поглощена работой, терпеливо повторяя сцену снова и снова и мягко улыбаясь во время спокойных переговоров с красивым темноволосым мужчиной, который, предположил Марк, должно быть, и есть Питер. Уинтер выглядела такой серьезной и такой счастливой.

В снежный рождественский сочельник Уинтер наблюдала за Марком в покое первой помощи в Массачусетской больнице и по-настоящему поняла, где его место и что он занимается делом своей жизни, что он счастлив, воплощая свою мечту. И вот теперь, солнечным калифорнийским днем, Марк увидел, как с любовью воплощает свою мечту Уинтер.

И Марк понял, что должен сделать, как это поняла в Бостоне Уинтер.

«Мне придется оставить ее». Марк сравнил наблюдаемую сцену – Уинтер, актриса, такая счастливая – с тем, что он мог дать ей в будущем, – Уинтер, его жена, одна в квартире, ждет, борется с разочарованием, ожесточается.

Больше всех потерял он, сказал он Уинтер прошлым летом, имея в виду ее отца, который был лишен огромной радости узнать свою милую дочь. «Больше всех потеряю я, Уинтер», – подумал теперь Марк.

Марк знал, что милая, любящая Уинтер найдет другую любовь, другое счастье, другую радость.

О себе Марк этого сказать не мог.

Перерыва на ленч не было, потому что к часу съемочный день закончился. Марк подождал, пока Уинтер переоденется. Потом рука об руку они пошли по кампусу в Сад скульптур.

Там они сели на залитую солнцем лужайку, где девять месяцев назад началось все это волшебство.

«Попроси меня поехать с тобой, Марк. Доверься мне, доверься нам, доверься нашей любви».

«Я так люблю тебя, Уинтер. Слишком люблю, чтобы позволить тебе ехать».

– Уинтер, – тихо начал Марк. – Предстоящий год, два предстоящих года будут похожи на те рождественские дни.

– Снег, – с надеждой прошептала она. – Рождественское печенье и вечная угроза подцепить сальмонеллу.

Марк с любовью улыбнулся ей. «Выходи за меня, Уинтер Карлайл».

Сердце Уинтер совершило прыжок, когда она увидела этот взгляд Марка. «Разве ты не любишь меня, Марк? Ты же хочешь и меня, и нашего ребенка!»

Живо представив себе Уинтер, загнанную в ловушку, одинокую, не снимающуюся в кино, ждущую его, Марк отогнал сильнейшее желание попросить ее стать его женой.

– Ничего не выйдет, Уинтер.

Взгляд Марка стал суровым, голос охрип, когда он произносил эти слова. На одно ужасное, потрясающее мгновение Уинтер восхитилась, каким он оказался отличным актером. Этот любящий взгляд, такой убедительный, тоскующий, но все – игра.

– Знаю, Марк, – услышала Уинтер свой голос.

Она тоже умеет играть. Ее голос может быть спокойным, даже веселым и беззаботным, как будто ей абсолютно все равно! Марк ни за что не догадается, что ее сердце разлетается вдребезги. Она сможет сыграть всю свою жизнь под крик страдающего сердца: «Он тебя не хочет! А ты ему и поверила!»

Марк ждал, что она возразит. Если бы она запротестовала, он бы не устоял. Он попытался бы ради нее, но сказал бы внезапно наполнившимся болью фиалковым глазам эгоистичную правду: «Я тебя люблю. Я тебя хочу. Попробуем вместе?»

Но красивые глаза Уинтер не наполнились болью, а сейчас она уже поднялась, собираясь уходить.

– Думаю, будет лучше, если ты сегодня же перевезешь свои вещи из моей квартиры, Марк. Я ненадолго уеду в поместье, чтобы не мешать тебе. Прощай.

Потрясенный Марк молча смотрел, как Уинтер поворачивается и уходит.

Он чуть не бросился за ней. Но какой в этом смысл? Если она ведет себя так же храбро, как он, потому что это единственно правильное решение и они оба это знают, тогда зачем растягивать прощание на несколько длительных, омытых слезами часов? И если она вовсе не храбрилась, а собиралась ответить ему: «Нет, я не пойду за тебя, Марк», тогда тем более.