Падший враг - Л. Дж. Шэн

— С каких это пор тебя волнует Калипсо Холл? —Виннфред сужает глаза.

—Конечно, меня это волнует.Это дело моей семьи.

— Ты хочешь продать его.

—Тем более я хочу, чтобы он работал хорошо и приносил прибыль.

—И тем не менее, ты не вложил бы в него ни цента, даже несмотря на то, что он разваливается.

—Следующие владельцы будут его ремонтировать. —Какая сводящая с ума женщина.Чего она добивается?

— Прости, — говорит она, скрещивая руки на груди и ускоряясь.— Я понимаю, что мои действия имеют последствия, серьезные, но у меня не было выбора.Я была в очень темном месте.Я не могла оставаться в Нью-Йорке после того, что мы узнали.

— Ты сильно повзрослела за последние несколько месяцев, — отмечаю я.

— Действительно, — говорит она.— Впрочем, и ты тоже.

Слоны в комнате - Пол и Грейс - были признаны, и сейчас была бы хорошая возможность затронуть тему беременности, видео моей матери, предательства. Но я этого не делаю. Это не послужит моей цели. Я здесь, чтобы вернуть ее в Нью-Йорк, а не напоминать ей, почему она сбежала.

— Тьма — это все, что я знаю, — коротко отвечаю я.— И все же ты не видишь, что я бросаю обязательства налево и направо только потому, что я в плохом настроении.

— Это не плохое настроение. —Ее тон меняется, резкость в голосе становится более заметной. —Я не могла смириться с мыслью остаться в этой квартире.

— Почему ты ничего не сказала?Мы бы нашли тебе подходящее жилье на Манхэттене. —Я пинаю небольшой камень на обочине дороги.

— Дело не только в квартире. —Она качает головой.— Дело в моем будущем.

— У тебя не будет будущего, если ты немедленно не вернешься в Нью-Йорк! — Я останавливаюсь как вкопанный в нескольких сотнях футов от реки, о которой она мне рассказывала.Я кричу.Какого хренаякричу?Не думаю, что я кричал всю свою взрослую жизнь.Нет. Сотрите это.Я также никогда не повышал голос в детстве.Это такое обычное дело.

Я поворачиваюсь к ней и впервые за месяцы, нет — годы — я полностью и по-царски взбешен.

— Я улетаю домой через пять часов и ожидаю, что ты присоединишься ко мне.У тебя годовой контракт с Калипсо Холл.Мне плевать на твое психическое состояние, как и никому нет дела до моего.Контракты должны выполняться.

— Или что? —Ее лицо твердеет.Милая Винни Эшкрофт больше не милая.Может быть, она никогда не была таким комочком невинности и овсяного печенья, каким ее представляли люди. А может, она просто взрослеет прямо на моих глазах, и ее больше никто не будет подталкивать. Пол. Мир. Я.

— Или ...— Я наклоняюсь вперед, легкая ухмылка растягивает мои губы.— Я подам на тебя в суд, и тебе все равно придется вернуться.

Секунду назад я не думал, что смогу ненавидеть себя больше, чем сейчас.Но я жестоко ошибался.Потому что выражение лица Виннфред вызывает у меня желание вырвать свои внутренние органы, а затем полакомиться ими.Впервые разочаровать кого-то значит для меня что-то.

Она открывает рот.Закрывает его.Потом снова открывает.

— Ты хочешь сказать мне, что после всего, через что мы вместе прошли, ты собираешься подать на меня в суд, потому что я сбежала из города, а твой театр вынужден довольствоваться временной актрисой на роль, на которую пробовались более двух тысячженщин.Да?

— Да.

— Вот как мало для тебя значит все, что случилось со мной,с тобой? —Она ищет мои глаза.Ничего она там не найдет.Я усовершенствовал искусство не показывать никаких эмоций несколько десятилетий назад.

— О. Боже.— Она отступает назад, качая головой в мрачном смешке.— Тебе действительно все равно, не так ли?

Я ничего не говорю. Почему я здесь плохой парень?

Это она ушла, даже не попрощавшись.

Она та, кто бросила свою роль.

— Ты сдалась, — мягко отвечаю я. — В чем был смысл всего этого путешествия? В том, что мы встретились? В том, чтобы узнать правду? Если ты отказываешься остаться и бороться за то, ради чего ты приехала в Нью-Йорк? Ты просто сбежала обратно к мамочке и папочке. К радуге и пирогам. В место, которое, как ты прекрасно знаешь, слишком мало для тебя, слишком неинтересно для тебя, слишком неправильно для тебя.

— Наши потребности меняются по мере того, как мы становимся старше. — Она вскидывает руки в воздух.— Это нормально - довольствоваться комфортом!

— Ужасно довольствоваться чем угодно, — выдавил я из себя. — Комфорт - это последнее, что должна чувствовать амбициозная, талантливая женщина двадцати с небольшим лет. Ты не должна быть даже в радиусе ста миль от комфорта.

Она смотрит на меня с глубоким разочарованием.

— Я не вернусь, — наконец говорит она.

— Конечно, вернешься.Ты закончишь свой пост;тогда ты уйдешь.Не волнуйся, я с радостью оплачу твой билет до Шитсвилля. —Я оглядываюсь, хмурясь.

Она сжимает губы, закрывая глаза.

— Может быть, ты никогда не поймешь, и это нормально.Путь каждого человека индивидуален.Но я должна была сделать это несколько месяцев назад.Приехать, разобраться в моих мыслях, разобраться во всем, что со мной произошло.Мне жаль, что я проигнорировала свою ответственность.Я знаю, что это несправедливо по отношению к Лукасу, актерам и тебе.Хотела бы я повернуть время вспять и не браться за эту роль.

Не могу поверить, что чувствую разочарование.Я никогда ничего не чувствую к действиям других людей.Вера в кого-то другого идет вразрез со всем, чему я учил себя на протяжении многих лет.Я хочу кричать ей в лицо.Сказать ей, что это несправедливо.

Она вздыхает, глядя на свои тапочки, покрытые пылью.

— Большая часть того, почему я взяла роль, заключалась в том, чтобы стать ближе к тебе.Но я не могу вернуться.Не сейчас.Может быть, никогда.Это мое время, чтобы поставить меня на первое место.Независимо от цены.

И вот, на обочине проселочной дороги, и впервые за всю мою жизнь меня бросает девушка.

Она разворачивается и уходит, оставив меня в облаке желтой пыли.

Винни

На следующее утро я иду к местному акушеру-гинекологу и делаю много анализов.Ма и Джорджи готовы держать меня за руку.Они также придут позже, чтобы затащить меня в Коттонтаун на поздний завтрак и небольшую розничную терапию, чтобы я не думала о результатах, которые должны появиться в ближайшие четыре недели.

Когда мы просматриваем платья, Джорджи раздвигает между нами вешалку с одеждой, словно это окно исповедальни, и смотрит на меня широко открытыми глазами.

— Мне нужно кое что тебе сказать.

— Я знаю, что это ты украла и уничтожила мое любимое платье, которое мама сшила для меня в выпускном классе, — бесстрастно говорю я, дергая ценник милого желтого сарафана.