Второй курс - Алексей Широков

Что, собственно, подтвердила и моя сестра, которой я опять опустил ладонь на макушку. Как показали эксперименты, главное было вкачивать сансару в ее черепушку, а что уж там на самом деле работало: какая-то из чакр или пружинка, удерживающая у женщины уши, – не суть важно. Главное, что театр туманных образов запустился, а вот дальнейший сестренкин рассказ заставил меня нахмуриться. Образы на этом месте Анька видела, по ее словам, более четкими, нежели ранее, а потому могла различить кое-какие детали.

Так она утверждала, что «вонзил что-то вроде кривого ножа в грудь» девушки, а точнее, молодой женщины, мужчина, пришедший с ней на эту поляну со стороны дороги. А затем он словно растаял в воздухе, уступив место другой фигуре, которая, подойдя со спины, словно обняла подрагивающее тело.

Собственно, по словам Ани, «первый» появился еще только раз, в похожей ситуации, которую мы, точнее, она, чуть позже наблюдали уже в одном из жилых микрорайонов. Вот только, приведя и убив жертву, он не исчез, а некоторое время стоял рядом, по словам сестры, то ли просто кивая своей дымной головой, то ли что-то объясняя также обнявшему девушку «второму».

В остальных случаях действовал исключительно последний и всегда в одиночку. Причем если иногда сцены были похожи на любовные объятья, после которых другая тень просто падала на землю безвольной куклой, то в некоторых случаях это было нападение, словно атака безумного зверя, буквально рвущего свою жертву на куски. Причем Аня, кое-как освоившись, с определенной уверенностью утверждала, что действует один и тот же человек.

Другое дело, что мне уже после посещения третьего места преступления было не очень понятно, как это нам поможет. Да, Аня что-то видела и подробно, как могла, описывала происходящее. Вот только единственное, что мы узнали нового, так это то, что иногда убийца несколько раз делал свое черное дело вместе с неким компаньоном.

И все! Образы, видимые сестрой, оставались совершенно нечеткими, да и из деталей Аня упоминала разве что нож, которым совершались некоторые убийства. Причем это касалось исключительно тех жертв, которые позже были найдены обескровленными. В других же случаях клинок иногда тоже использовался, но уже для нанесения резаных ран, однако иногда маньяк словно сходил с ума и начинал в буквальном смысле рвать своих жертв руками, хотя Софья, например, выдвинула предположение, что у убийцы имелись перчатки с накладными когтями.

В общем, все это, конечно, было хорошо, и если бы не повод, то даже занимательно, но практически бесполезно. «Практически» по той причине, что в доступных мне через КБК материалах дела отсутствовало заключение патологоанатома, проводившего вскрытие жертв Строгиновского Упыря. Да даже если бы они там и были, то вряд ли с моим уровнем знаний в данной области я много бы понял, продираясь через все эти медицинские термины.

Имелась, правда, еще и выписка из первичного обследования судмедэкспертами прямо на месте преступления, в которой утверждалось, что обескровленные умирали именно от кровопотери. И только потом им наносился удар по сердцу колюще-режущим предметом. Аня же утверждала, что все наоборот, а так как знать о подобном она заранее не могла, приходилось принимать ее слова на веру.

В то же время, как я размышлял, подрабатывая батарейкой для сестры, Софья яростно стенографировала на своем планшете то, о чем рассказывала Анька. Задавала дополнительные вопросы и уточняла какие-то детали. Валька, скучая, бродил неподалеку, периодически осматриваясь и зевая.

– Это он! – неожиданно захлопнув защитную крышку экрана, громко заявила наша журналистка, глядя на меня сверкающими от энтузиазма глазами.

– Кто «он»? – уточнил я. – Ленинградский почтальон?

– Э-э-э… А! Шутку поняла, – серьезно кивнула Софья и пояснила удивленно хлопающей глазами Ане: – Это из детского стихотворения Маршака «Почта»: «Кто стучится в дверь ко мне с толстой сумкой на ремне, с цифрой пять на медной бляшке, в синей форменной фуражке? Это он! Это он! Ленинградский почтальон!» Вы вроде в школе должны были проходить…

– Я не очень литературу люблю… любила, – покраснев, потупилась сестра.

– Но в любом случае я не про него! Точнее, про «него»! Про «душегуба из Ховрина!» – продолжила журналистка. – Я абсолютно уверена в том, что моя теория верна!

– Эм… – я нахмурился и переглянулся с подошедшим к нам Валькой. – А… как бы ничего, что Аня описывала маньяка как довольно молодого парня спортивного телосложения.

– С молодым ты махнул, конечно, – фыркнула старшекурсница, вновь открывая экран своего планшета. – Она всего лишь сказала, что он «кажется» ей моложе своего подельника. Впрочем, я сейчас говорила не о нем.

– А о ком тогда? – вздернул бровь мой приятель.

– О «первом», конечно! – безапелляционно заявила Керчина. – О том человеке, который фигурировал как минимум в двух убийствах!

– В полицейском отчете о нем, кстати, не было написано ни слова, – заметил я, с сомнением поглядывая на обеих девушек. – Там утверждалось, что преступник работал в одиночку.

– Вот! – Софья назидательно подняла указательный пальчик к небу. – В доступных материалах по «душегубу из Ховрино» также указывается, что маньяк таинственным образом не оставлял никаких следов! Но даже это не главное!

– А что главное? – тут же переспросила Анька.

– А главное то, что у него был нож! – гордо заявила журналисточка и, поймав на себе наши с Валькой скептические взгляды, попыталась объясниться: – Общеизвестно, что Душегуб орудовал особым серповидным ножом, похожим на коготь с заточкой на внутренней стороне! Об этом сообщил некий Дмитрий Потапов, пятидесяти трех лет от роду. Один из немногих мужчин, на которых совершались нападения. И единственный из пострадавших, выживший после встречи с преступником.

– По описанию похоже на банальный керамбит, – пожал плечами Варька. – Его в любой лавке, торгующей сувенирной клинковой продукцией, приобрести можно. Сталь там, конечно, дрянная, но хоть как-то заточить ее можно.

– К тому же нас интересует в первую очередь тот, который рвал людей голыми руками, – добавил я. – Или ты считаешь, что, найдя одного, мы выйдем и на другого?

– Точно! – улыбнулась Софья. – Я думаю, что Душегуб, ведь его так и не поймали, залег на дно и теперь воспитал Упыря, как своего преемника!

– Знаешь, Керчина, – с сомнением покачал головой мой вассал, – из всего того, что нам преподавали касательно серийных преступников… твоя теория тянет на откровенную революцию в криминалистике. Как бы не бывает у маньяков учеников! Подражатели – да, но ученики… Была бы это какая религиозная секта или оккультная организация, я бы, возможно, и согласился. Но серийный маньяк, воспитывающий себе «достойную» смену… Это как минимум странно. По логике, учитывая, что от убийств он должен получать удовольствие, переждав и почувствовав себя в безопасности, маньяк вновь выйдет на улицы. Но никак не остепенится, передав эстафету преемнику.

– Короче, – резюмировал я. – Думаю, развивать новое умение полезно для Аньки, но мы, конкретно мы трое, занимаемся ерундой. Предлагаю сворачиваться и возвращаться в Ильинское! Утром Иван Иванович звонил. Они там совместно с одиннадцатым отделом КГБ что-то такое нарыли, но по телефону раскрывать детали не стал. Вернется послезавтра, тогда и будем думать, что дальше делать.