Гипноз. Скрытые глубины. История открытия и применения - Робин Уотерфилд

Современные дискуссии относительно того, можно ли заставить человека под гипнозом принудить к совершению антисоциальных поступков, — это лишь отголосок дебатов девятнадцатого века, хотя теперешние споры более утонченные, и основаны на большем фактическом материале. Бернгейм и другие представители Нансийской школы — выдающиеся Льежуа и Форель — проводили бесчисленные эксперименты, предназначенные для показа, что загипнотизированный человек может совершить преступление. С мелодраматическим тоном, который, по-видимому, был свойственен многим таким исследователям, включая Уоткинса, Льежуа начинает один из своих отчетов словами: «Я должен быть обвинен за попытку убийства моего друга, М. П., — я сделал это, как если бы все было не вполне серьезно, перед глазами комиссара полиции Нанси». Но как в новом, так и в старом споре дискуссия неизбежно должна зайти в тупик, ибо факты, которые находятся в вашем распоряжении, будут зависеть и от вашей предрасположенности. Если загипнотизированный объект, например, совершил антисоциальный поступок, то это лишь говорит за то, что такого рода человек поступил бы так и в любом случае; если же загипнотизированному не удалось совершить антисоциальный поступок, то это подтверждает лишь то, что был выбран неудачный объект гипноза или гипнотизер некомпетентен. Другими словами, какую бы позицию вы ни стали защищать, вы всегда найдете убедительные аргументы.

Хотя я склонен отвергать подобные страхи, но они поднимают одну очень интересную тему. Настораживает то, что многие из нас готовы идти значительно дальше в своей покорности авторитетам, чем нам хотелось бы думать: сей факт открыли немцы во время Второй мировой войны. В своей знаменитой захватывающей книге «Повиновение властной силе» Стенли Милгрэм описывает серию экспериментов, которые он провел в 1960-х годах на психологическом факультете Йельского университета. Действуют два человека, один в роли «учителя», другой в роли «обучаемого»; им говорят, что они принимают участие в изучении процессов памяти и процесса обучения. Учитель задает вопросы и, как ему объясняет психолог, выступающий в качестве авторитета, должен применять электрический ток, если ученик дает неправильные ответы. Напряжение увеличивается каждый раз, когда дается неверный ответ. Учителю внушается, что это поможет обучаемому исправлять свои ошибки, и постепенно психолог начинает все больше и больше настаивать на применении наказания. В действительности же обучаемый — это актер, а внушительная электрическая машина с множеством циферблатов и переключателей вовсе не бьет электрическим током. Однако учитель ничего об этом не знает, и Милгрэм обнаружил, что многие люди — более шестидесяти процентов — повинуясь требованиям психолога, начинают давать опасные дозы электричества и игнорируют свой собственный конфликт, когда видят, как обучаемый страдает. Милгрэм ставил разные условия (ученика можно видеть или нет или даже не слышать), а нестерпимые вопли и крики ученика означали, что пора прекращать эксперимент. Еще большая часть — порядка девяноста процентов — участвовали до конца в роли учителя, если не они сами, а третье лицо управляло пультом и давало электрические удары: так им было легче оправдаться в том, что не они несут ответственность. Около шестидесяти пяти процентов соглашались проводить эксперимент до конца, даже если думали, что у обучаемого больное сердце. Когда авторитетную фигуру экспериментатора удаляли или ставили двух экспериментаторов, дающих противоречивые указания, ни один «учитель» не превысил опасного предела напряжения, даже несмотря на то, что сам обучаемый настаивал на этом. Объектами этих экспериментов были не какие-то чудовища, но обыкновенные люди, как мы с вами.

Однако и это не должно обнадеживать в поиске преступников-сомнамбул. Заметим, во-первых, что это рушит в корне многие литературные сюжеты — типа тех, когда незнакомец в поезде гипнотизирует невинную молодую женщину, но поезд въезжает в тоннель, и непроницаемый занавес темноты закрывает то, что произойдет после. Такого рода мгновенного преодоления моральных барьеров просто не может быть. Требуется время и терпение, или, по крайней мере, соответствие требованиям, чтобы всего лишь попробовать представить себя как властную и сильную персону. Во-вторых, совсем не так очевидно, что преступник сумел бы преуспеть, если бы придал себе необходимую авторитарность.

Существует много переменных, от которых зависит дело, и самые главные из них — это: какова внушаемость объекта; как глубоко он гипнотизируется; насколько хорош гипнотизер как оператор; как глубоко внедряются у объекта криминальные внушения; характер и склонности субъекта (имел ли он до того криминальные тенденции); временные рамки, в которых объект действует. Только при условии, что все эти переменные совпадают, преступление под гипнозом возможно, — и заметим, что даже тогда это будет непроизвольным криминальным поступком, поскольку в числе условий существует наличие у объекта преступных наклонностей.

Короче, гипноз был бы очень капризным орудием преступления. Никакой гарантии успеха. То же самое, кстати, и с амнезией, которая, как можно себе представить, могла бы быть весьма полезной в преступлениях. Правда, что гипнотизер может внушить не вспоминать что-либо потом, однако успех не гарантирован; к тому же другой гипнотизер (возможно, работающий на полицию) может на это выйти и восстановить память.

Но не все триллеры, только потому, что «им положено», создают сенсации и вольно обращаются с темой гипноза. В «Крестиках-ноликах» Яна Ранкина показан гипнотизер, который помогает травмированному полицейскому восстановить вытесненные воспоминания и таким образом раскрыть дело. Однако «Месмерист», триллер Феличе Пикано, на всю катушку использует все клише гипнотизма. Действующий в начале прошлого века в маленьком городке штата Небраска месмерист по имени Динсмо обладает способностью превращать мужчин и женщин в своих марионеток на всю жизнь. Он использует свое умение для сексуального насилия и слежки; он может доводить людей до самоубийства, принуждать к убийству; может загипнотизировать их мгновенно бликом своей запонки. Они часто страдают потом от последействия гипноза. В какой-то момент, ближе к концу книги, он гипнотизирует целую толпу в триста человек блеском наручников, которыми сцеплены его руки. Такие клише в конце концов разоблачают сами себя своей полной нереальностью, ибо, если бы существовал когда-либо такой Динсмо, сейчас бы он управлял целым миром.

Кроме вопроса, можно ли заставить загипнотизированного человека совершить преступление, есть еще и другой: а не может ли гипнотизер, пользуясь своей силой, совершить преступление против своего объекта, например, принудив его покончить с собой. Это уже более правдоподобно. Гипнотизер мог бы приказать объекту выпить стакан с водой, в котором на самом деле яд (но он мог бы сделать это и без гипноза), или, если взять экстремальный сценарий, мог бы заставить его вызвать у себя сердечный приступ. Это, насколько я понимаю, единственно возможное криминальное применение гипноза, но едва ли правдоподобное. Гипнотизер должен был бы потратить какое-то время на то, чтобы построить отношения доверия со своим объектом, и для этого либо замаскировать свою враждебность (даже для сверхчувствительности), либо быть, прежде всего, его хорошим другом. Я ничего не слышал ни о чем подобном.