Незаменимый вор - Александр Бачило

Ему вдруг вспомнился десятник Касим, гибнущий посреди огненной реки, маленький Саади, беспомощно висящий на скале, которую он, падишах, приказал взорвать... И все это – подвиги прежнего Адилхана. Его подвиги.

Да, это отвратительно – снова стать прежним, думал он. Но это ведь ненадолго! Только вспомнить заклинание – и назад... Он знал, что лжет самому себе. Потому что обратной дороги не будет. Если он сможет по-настоящему стать прежним, то останется им навсегда... А если не сможет, то ифрит превратится в бесполезный груз, и придется идти дальше, вдоль русла подземной реки в кромешной тьме, с хромающей Вайле и почти безногой обезьяной... Проклятая обезьяна! Из-за нее все беды...

Сидящий на куче камней Пулат вдруг встрепенулся. Откуда-то из темной пещерной дали до него донесся едва различимый шум. Вот он повторился. Вот прозвучал ближе и стал нарастать... Гвардеец спустился вниз и подбежал к падишаху.

– Слышит ли повелитель? – прошептал он.

Адилхан живо поднялся. Теперь и до него донесся неровный гул, усиленный и размытый эхом. Что это? Подземный поток? Досиделись! Вода прорвала плотину... Он посмотрел на Вайле. Девушка спала, подложив обе ладони под щеку. Даже будить жалко...

– Нет, – прошептал Пулат. – Это больше похоже на людей. Много людей. Голоса, шаги, звон оружия... И они идут сюда.

– Правда, – согласился Адилхан, послушав. – Но кто они?

– А может, это наши? – с энтузиазмом зашептал Пулат. – Может, они спаслись!

Он почти уже не сомневался в этом.

– Вот что... – падишах положил ему руку на плечо. – Придется тебе сбегать – посмотреть и послушать. Слишком близко не суйся. Главное определить, наши или не наши. И если не наши – стрелой сюда, понял?

– На голове и на глазах, о, повелитель! – радостно ответил Пулат.

– Ну, иди.

Гвардеец скрылся во тьме, а падишах принялся ходить взад-вперед вдоль русла реки, время от времени прислушиваясь к нарастающему гулу голосов. Разбудить Вайле? Ни к чему, только зря пугать. Вдруг это и в самом деле наши? А хорошо бы было! ...

И тут издалека донесся звонкий мальчишеский голос:

– Бегите! Это халвары!! ..

И сразу умолк.

– Пулат! – Адилхан заметался. Поздно. – Эх, Пулат, Пулат! ...

Девчонку лучше не будить, а то опять вцепится в своего Атума. Лучше прямо хватать ее и бежать. Но куда бежать? Их сотни! Найдут... Как ни крути, а выход один... Падишах поднял с земли сосуд с ифритом и медленно приблизился к обезьяне. Во сне ее колотил озноб.

– Извини, друг, – прошептал падишах. – Я бы взял тебя с собой, но мне приходится выбирать между твоей жизнью и своей. Я выбираю... свою.

Он выхватил саблю и вонзил клинок глубоко в горло Атума...

Вайле подняла голову. Пещера наполнялась шумом, криком, звоном, многократно отраженными от стен. Девушка вскочила. Атум лежал, неестественно запрокинув голову. И из-под этой большой, уродливой, но совсем не страшной теперь головы медленно расползалось по песку темное пятно. Рядом, склонившись над сосудом с ифритом, стоял Адилхан.

– Что ты наделал?! – вскрикнула Вайле.

Но он не ответил. Быстрой, уверенной скороговоркой он прочитал заклинание и ударил окровавленной саблей по горлышку сосуда. Багровое облако повисло прямо над мертвой обезьяной.

– Слушай меня, существо из другого мира! – произнес падишах. – К тебе обращается твой хозяин!

– Остановись! – раздался вдруг в глубине пещеры властный голос.

Из темноты выскочила сразу целая армия халваров с мечами и копьями. Над этой толпой низкорослых, но чрезвычайно кряжистых уродцев возвышалась статная фигура верховного жреца Ассуры.

– Остановись, падишах! – повторил он. – Ты проиграл!

– А, предатель! – Адилхан вдруг бросился вперед, но не на Ктора, а к Вайле.

Он схватил девушку и крикнул ифриту, ожидающему приказаний:

– Выноси нас двоих к свету! Остальных – уничтожить!

– Слушаю и повинуюсь! – пророкотал ифрит.

Прежде чем халвары успели кинуться на падишаха, его вместе с Вайле закружил огненный вихрь и стремительно поднял прямо к отверстию в своде пещеры. Оно было недостаточно велико для человека, но для ифрита не существовало препятствий. Скалы дрогнули, раздавшись в стороны, Вайле и Адилхан пролетели сквозь отверстие. Яркий свет ударил им прямо в глаза и заставил зажмуриться. Сейчас же позади них раздался ужасный грохот – в пещере произошел новый обвал. Он заглушил вопли гибнущих халваров.

Экипаж межмирника «Флеш Гордон» имел все основания впасть в уныние. Бутылки с ифритами, попавшие на телевидение, были использованы в качестве призов в какой-то игре и, по-видимому, уже разошлись по всей Москве, а то и вовсе уплыли в недосягаемые дали. Несмотря на это печальное известие, Христофор Гонзо по-прежнему рвался в Останкино, ведь только там можно было получить хоть какие-то сведения и о призах, и о призерах. Боярин Кучко, оказавшийся бесполезным для проникновения на телецентр, неожиданно пригодился с другой стороны: благодаря ему Христофора поместили в престижную гостиницу вместе с женой и ребенком (нетрудно догадаться, кому досталась роль ребенка). С утра вновь образованная семья еще успела съездить в Останкино на тот случай, если там требуются зрители для какого-нибудь шоу. Но шоу-программы в этот день не снимались. Попасть на телецентр под каким-либо хозяйственно-административным предлогом также не удалось. После памятного штурма девяносто третьего года, о котором с гордостью вспоминал Степан Иванович, доступ в Останкино был крайне затруднен. Пришлось вернуться в гостиницу. Там Гонзо оставил юную жену и взрослого ребенка (от первого брака, по утверждению Христофора), а сам отправился в штаб избирательной кампании Степана Ивановича Кучко.

Боярин еще не приезжал. Христофору сообщили, что он звонил с утра, просил пива и говорил, что учит речь. К удивлению Гонзо, были распоряжения, относящиеся непосредственно к нему: получить аванс (что было весьма кстати), пропуск в Московский Дворец Молодежи (что было еще более кстати) и прибыть в МДМ к семнадцати часам, то есть за час до начала теледебатов.

Христофор беспрекословно выполнил все распоряжения, кроме последнего. Он не стал дожидаться семнадцати часов, а отправился в МДМ немедленно, надеясь еще днем свести знакомство с кем-нибудь из работников телевидения.

Может показаться странным, что предвыборные дебаты будущих депутатов Городской Думы проводились во Дворце Молодежи. Существует мнение, что ей (молодежи), предвыборная борьба решительно до лампочки. Но московские власти... тут нужно сказать, что в описываемой нами Москве различных властей насчитывалось штук пятнадцать. Между ними пришлось даже установить дежурство. В определенные дни монархическое правительство сменялось демократическим, за которым неизбежно приходила диктатура пролетариата и т.д. Так вот эти самые разнообразные московские власти не оставляли попыток воспитать достойную смену. Не удивительно, что роль Дворца Молодежи не сводилась к примитивной организации досуга подрастающего поколения, здесь устраивались конференции самых различных политических партий, съезды движений, форумы фронтов и прочие вселенские соборы.