Искры на воде (сборник) - Вячеслав Павлович Архипов

Иркутске.

— Почему съедят? — спросил Егор.

— Большой город — это тебе не твоя деревня. В городе, как в своре собак, поймал кость — это ещё не значит, что она твоя, а уж если не поймал да не подрался за неё — сгинешь.

— Он и здесь жил на жалованье, неплохо жил.

— Это как посмотреть. Неплохо относительно тебя, а вот супротив некоторых других, так очень даже мелковато. Даже некоторых чиновников возьми. Бумажная душа, а гонору сколько, и берёт — не подавится.

— Не давай, — улыбнулся Егор.

— Наивный ты человек, Петрович, добрая душа. Вы с Ручкиным одного поля ягода, хотя ты торговый человек. Всё не пойму, как ты ещё не разорился.

— Хорошие компаньоны.

— Ох, льстишь ты мне, Егор, ох, льстишь, но приятно слушать.

Оба весело рассмеялись. Переговорив по делу, Егор поехал искать жену. Настя уже успела купить всё, что было нужно, и ждала Егора недалеко от церкви. После обеда они отправились домой. Ночевать им предстояло в Конторке, там жил земляк из Федино. Вечер проговорили, вспомнили всех своих родных и деревню, а наутро отправились домой.

Тимофей Ожёгов скучал на берегу. Сегодня работы было мало. Паром работал исправно, возил повозки да верховых. Народу в этих краях прибавилось.

— Чего скучаешь? — спросил Егор, подъезжая.

— От безделья. И работы нет, и не уйдёшь.

— Чего не уйдёшь? Крикнут, кому надо, услышишь — дом-то рядом.

— Недовольных много стало, выговаривают. А ты знаешь мой ответ. Вниз головой с парома — и все дела. Жалобы есть, от урядника предупреждение было. Скинул так одного, а он оказался какой-то большой чин — шуму было много. Дело чуть до кутузки не дошло, слава богу, обошлось.

— У тебя тоже деревня растёт.

— Всё, некуда больше. Поля сеем и то на другой стороне, и покосы там же, а теперь надо всё дальше уходить. А с той стороны бедокурить стали: то хлеб потравят, то сено скосят, бывало, что и готовое увозили. Поехали по следам — не нашли, следы ушли до Конторки, а там и затерялись. Деревня большая, ни у кого не спросишь. Никто и не скажет: за воровство спрос особый, за донос тоже.

Приятно подъезжать к дому: здесь тишина, покой, отдых. Спустившись с горы, конь зафыркал, Егор приостановил коня — пусть попьёт. Но конь пить не стал, он просто не хотел идти домой. Егор понял: что-то произошло. Он быстро вытащил из телеги карабин.

— Настя, держи вожжи, я сейчас.

С карабином в руках он быстро направился к дому. На крыльце сидели Фёдор и работник Никола, у сына в руках было ружьё. Посреди двора лежал огромный медведь, рядом — растерзанная собачонка. Егор молча присел рядом и спросил сына:

— Ты?

Тот кивнул.

— Опять нос к носу встретились?

— Сам припёрся, похоже, подранок. Собачку поймал, больше ничего не успел. Я дома услышал собачий лай, понял, что зверь пришёл, стрелял прямо с крыльца.

— Не говорил ему, что матери слово дадено с медведями не встречаться.

— Не успел.

— А ты где был? — спросил Егор Николу.

— У себя, во времянке. Прилёг немного, что-то недомогаю. Слышу: выстрелы, выскочил — а он и не дёрнулся даже.

— Давно?

— С полчаса.

— Что матери скажешь?

— Помолчу, — ответил сын.

— Никола, приведи лошадь, у реки стоит. Насте ничего не говори, сама увидит.

Когда Никола ушёл, Егор спросил:

— Страшно было?

— Не понял.

— А сейчас?

— Сейчас-то чего?

— А лохматый где? — Егор увидел, что нет кобеля, лохматого молодого волкодава. Он сидел на цепи и сторожил хозяйство.

— Ещё вчера сорвался и удрал в деревню. Там собачья свадьба — нескоро появится.

— Повезло ему, а этот просто герой.

— Когда я выскочил, он уже готов был.

Конь фырчал, но шёл домой. Настя увидела медведя, посмотрела на сына, спросила:

— Ты цел?

— Да, — ответил сын.

— Я так понимаю, что и этот сам пришёл?

— Сам.

— Не к добру это, — сказала Настя и пошла в дом.

Отец с сыном переглянулись, буря, которую они ожидали, пронеслась.

— В прошлом году и нынче в одно и то же время к тебе пришли. Что-то не так. Слишком близко около деревни шатаются, развелось много: никто не бьёт. Теперь и днём с ружьём в лавку надо ходить.

— Подранок, Никола смотрел. Кто-то бросил подранка, возможно, тоже столкнулся, выстрелил от страха и убежал, а он пришёл в деревню. Хорошо, хоть сюда, а там, наверху, ребятишки на улице гуляют. Дел бы натворил.

— Надо предупредить, может, еще какой придёт, — сказал Егор.

— Петрович, вещи домой носить? — спросил Никола.

— Да, носи. Потом с медведем что-то надо делать. В деревне спроси, может, мясо кому нужно, раздай.

— А шкуру?

— Это Фёдора добыча, шкуру оставь.

— Пойду к маме схожу, что-то с ней не так.

— Сходи, — сказал Егор, а сам пошёл посмотреть на медведя.

Осмотрев его, определил, что по медведю стреляли три раза. Два

свежих выстрела, и один на передней лапе с почерневшими подтёками крови.

Фёдор вошёл в дом. Мать сидела у окна. Смотрела куда-то вдаль, о чём-то думала.

— Мама, ты чего?

— Ты просто герой, — сказала она и улыбнулась. — Защитник.

— Просто так получилось, — смутился он.

— У хороших мужчин всегда любое хорошее дело — случайность. Не к добру это. Ох, не к добру. Медведь сам во двор пришёл.

— Подранок это.

— Подранки в лесу караулят, а в дом не пойдут. Плохая примета. Сынок, готовиться будем, учиться надо ехать. Ручкины обещали помочь устроиться.

— Хорошо. Я буду готовиться.

— Вот и ладно, — сказала мать, обняла и поцеловала его в лоб.

— Какой большой стал, не достать.

29

Конец июля выдался дождливым. Половина сена была скошена, другая стояла нетронутая. По утрам вставало солнце, предвещая хороший день, но в обед, когда подходило время переворачивать скошенные валки, вдруг натягивало тучку. Кратковременный, на четверть часа, небольшой дождик портил всё дело. День проходил насмарку, одно слово — сеногной. Но старались ловить момент, ставить копны. Завершать сенокос пришлось долго, только к середине августа кое-как управились.

С тяжелым сердцем ехал Егор домой, вчера он отправил жену с сыном в Иркутск. Ручкин, как и обещал, написал письмо, в котором сообщал, что всё готово, пусть Настя с Фёдором выезжают. Училища есть всякие, можно выбирать, от военных до разных гражданских. Собирались недолго. В Тайшете узнали страшную новость: началась война.

— Видишь, и случилось беда, — сказала Настя. — Давно надвигалась. Что делать будем? Поедем или вернёмся?

Егор обнял жену, потом посмотрел ей в глаза и сказал:

— Настенька, надо ехать. Потом будет возможность или нет, кто знает. А