Страх и отвращение предвыборной гонки '72 - Хантер С. Томпсон

Искренность — важная вещь на телевидении. Кандидат на пост президента должен, по крайней мере, производить впечатление человека, верящего в то, что говорит, даже если все это — непрошибаемое безумие. Макговерн научился этому у Джорджа Уоллеса во Флориде, и это оказалось очень ценным уроком. Одним из важнейших моментов гонки-1972 стал вечер выборов во Флориде, 14 марта, когда Макговерн — финишировавший всего лишь шестым, позади даже Линдси и Маски — не стал следовать кислому примеру Большого Эда и винить в своей неудаче этого злобного расистского монстра Джорджа Уоллеса, который только что одержал убедительную победу во всех округах штата. Через несколько минут после того, как Маски появился по всем трем телевизионным каналам, чтобы осудить результаты выборов во Флориде как трагическое доказательство того, что по крайней мере половина избирателей — невежественные простофили и нацисты, Макговерн вышел и сказал, что, хотя он и не может согласиться с некоторыми положениями, которые отстаивает Уоллес, но симпатизирует людям, которые проголосовали за «губернатора», потому что они «сердиты и сыты по горло» некоторыми вещами, которые происходят в стране.

«Я чувствую то же самое, — добавил он. — Но в отличие от губернатора Уоллеса я предложил бы конструктивные решения этих проблем».

Когда он сказал это, никто не зааплодировал. Около 200 сотрудников кампании Макговерна, которые собрались тем вечером в танцзале старого отеля «Уэверли» на бульваре Бискейн, были не в том настроении, чтобы одобрять какие бы то ни было похвалы Джорджу Уоллесу. Их кандидата только что победил тот, кого они считали опасным фанатиком, и сейчас, в самом конце традиционного заявления проигравшего, Макговерн говорил, что он и Уоллес на самом деле не так уж далеки друг от друга.

Это было не то, что толпа в танцзале хотела в тот момент услышать. Тем более сразу после того, как она слушала Маски, говорящего о том, что Уоллес — это злокачественная опухоль, пожирающая душу Америки… Но Макговерн обращался не к людям, собравшимся в этом танцзале. Он предусмотрительно делал шаг навстречу потенциальным избирателям Уоллеса в других штатах, где должны были состояться предварительные выборы. До Висконсина оставалось три недели, затем Пенсильвания, Огайо, Мичиган — и в каждом из этих штатов Уоллес собирался устроить настоящий ад. Тем не менее мозговой трест Макговерна предположил, что голосование за Уоллеса было «мягким», что типичный избиратель Уоллеса, особенно на Севере и Среднем Западе, не столько привержен самому Уоллесу, сколько реагирует на его громовые призывы восстать и разгромить всех этих «тупоголовых бюрократов в Вашингтоне», которые так долго их имели.

Магия Уоллеса строилась на циничном, свойственном шоу-бизнесу инстинкте, на знании того, какие именно темы могут распалить зал, забитый пьющими пиво заводскими рабочими, и на том, чтобы поступать точно в соответствии с этим знанием, выкрикивая с трибуны, что у него есть моментально действующее лекарство, которое исцелит их от всех недугов. Налоги? Негры? Армии червей, убивающих урожай репы? Что бы там ни было, Уоллес заверял своих сторонников, что решение на самом деле есть и очень простое, и единственная причина всех бед кроется в том, что жадные кровопийцы в Вашингтоне не желают решать эти проблемы, и потому их надо гнать прочь.

Неприятная правда, однако, в том, что Уоллес никогда даже не пытался понять эти проблемы — и уж тем более найти для них решения, — но «воинственный маленький судья» никогда не терял сна и покоя от чувства вины по этому поводу. Политикам с Юга это не свойственно. На Юге уважают успешных мошенников. Добрая толика поселенцев в этих краях состояла из людей, которым был предоставлен выбор: отправиться в ножных кандалах в Новый Свет или провести остаток жизни в английской тюрьме. Британская корона не видела никакого смысла в том, чтобы год за годом кормить их, но они были слишком опасны, чтобы выпустить их на улицы Лондона, и поэтому — чтобы не перегружать расписание публичных повешений — королевский министр исправительных учреждений решил заставить эту сволочь работать на другой стороне Атлантики в колониях, где дешевая рабочая сила пользовалась большим спросом.

Большинство этих бедных ублюдков попали в те края из-за крайне тяжелого климата. Ни один человек, обладающий здравым смыслом и несколькими долларами в кармане, не рискнул бы поселиться где-либо к югу от Ричмонда. Ведь можно было устроиться вблизи Бостона, Нью-Йорка и Филадельфии, а по английским стандартам климат в таких местах, как Южная Каролина и Джорджия, напоминал ад на земле: болота, аллигаторы, комары, тропические болезни… Все это плюс жарящее весь день напролет солнце и отсутствие возможности заработать деньги, если король не пожаловал вас землей…

Поэтому поначалу Юг был малонаселен, и нехватка квалифицированной рабочей силы стала серьезной проблемой для потенциальных хлопкобаронов, которым были предоставлены огромные участки хорошей земли. Эта земля могла бы сделать их всех богатыми, если бы только они могли заставить людей обрабатывать ее.

Одним из решений этой проблемы стала работорговля, но в 1699 году Африка не поставляла представителей среднего руководящего звена… А плантаторы жаловались, что один белый человек почти не в состоянии управлять целой толпой черных дикарей. Эти первобытные не умели даже говорить по-английски. Как можно было собирать урожай с помощью таких скотов?

Для этого требовались управляющие, охранники, надзиратели: белые люди, говорившие на том же языке и имеющие в жизни цель. Но откуда бы они взялись? На Юге не было среднего класса: только господа и рабы… И эта богатая земля, лежащая под паром.

Король быстро уяснил финансовые последствия проблемы: урожаи должны собираться, чтобы потом можно было продавать хлопок за золото, и если для этого ленивым ублюдкам нужны несколько тысяч недалеких, говорящих на английском языке лакеев… Черт, да это же так просто: очистить тюрьмы, принять новый закон и вывести либералов из равновесия, объявив программу «прогрессивной амнистии» для закоренелых преступников…

Замечательно. Отправить королевских гонцов распространить добрые вести в каждом уголке королевства, после этого провести опросы общественного мнения, которые показали удивительный 66-процентный прирост популярности короля… Ну и затем выждать несколько недель, прежде чем объявить о новом 10-процентном налоге с продаж на эль.

Вот так заселялся Юг. Конечно, это не вся история, но отчасти она объясняет, почему Джордж Уоллес — губернатор Алабамы. У него такая же улыбка, как и у его прадеда — трижды осужденного похитителя свиней откуда-то из-под Ноттингема, который, как говорят, немало отсидел, прежде чем его выслали на корабле.

В самом деле. Немного воображения, и вы почти слышите, как это злобный ублюдок воспламеняет своих сокамерников в печально известной лондонской тюрьме «Хардкейс», призывая их к восстанию:

— Слухайте сюда, вы, бедные дураки! Осталось не так много времени! Прямо сейчас — там, в башне, — они придумывают какое-то жестокое новое наказание для нас! Сколько еще мы будем терпеть это? Теперь они хотят отправить нас за океан вкалывать, как рабы, на болоте с кучей проклятых готтентотов!