Прожорливое время - Эндрю Джеймс Хартли

— Абсолютно с вами согласен, — задумчиво произнес Томас.

Найт проводил ее обратно до института, и они задержались у дверей.

— Благодарю вас за чай, — сказала миссис Ковингтон.

— Это вам спасибо за приятное общество, — учтиво ответил Томас.

— Боюсь, мистер Найт, я в вас ошибалась, — призналась она.

— Что ж, бывает, — улыбнулся он.

Повернув ключ в замке, миссис Ковингтон толкнула дверь. Прямо за порогом стояли двое мужчин.

— Завтра в пять часов, профессор, — сказал один из них. — Не заставляйте меня ждать.

Второй развернулся, опустил голову и быстро вышел. Миссис Ковингтон неловко отскочила в сторону, Томас поспешил к ней, и все равно мужчина, стремительно проходя мимо, едва не столкнул их вниз по лестнице.

Он не извинился, не остановился, чтобы оглянуться, но они уже успели увидеть пепельно-серое лицо. Даже без этого Томас все равно узнал бы нелепое сочетание твидового костюма и сумки с ноутбуком.

— Наверное, профессор Дагенхарт почувствовал, что я говорила о нем, — печально заметила миссис Ковингтон, провожая его взглядом.

— Быть может, он только что прослушал доклад оксфордианца, — предположил Найт.

— Прошу прощения, — сказал второй мужчина, также пытаясь пройти мимо них.

Томас и миссис Ковингтон расступились, и он шагнул между ними, бросив на Томаса спокойный, непроницаемый взгляд. Это был управляющий Даниэллы Блэкстоун.

Как только миссис Ковингтон ушла, Томас перевел взгляд на уходящего управляющего. Он все еще смотрел, как тот удаляется неспешной походкой, и вдруг кто-то натянуто кашлянул у него за спиной. Обернувшись. Найт увидел позади хмурого аспиранта Джулии Макбрайд, нервно переминающегося с ноги на ногу.

— У вас есть минутка? — спросил Чад Эверетт.

Томас смерил его взглядом. Парень старался держаться нагло, непринужденно, однако вид у него был какой-то пристыженный.

— Что ты хочешь? — спросил Найт.

— Я просто хотел прояснить то, что сказал раньше.

— О том, что Джулия относится к твоей работе с чересчур большим уважением?

Чад вздрогнул и промямлил:

— Да. Я не имел в виду ничего плохого.

— Ты это уже говорил.

— Просто я не хотел, чтобы вы подумали…

— Что?

— Не знаю…

— Чад, когда мы впервые встретились в Чикаго в гостинице «Дрейк», ты наводил последний лоск на доклад, который тебе предстояло прочитать на следующий день.

— Да. И что?

— Джулия, то есть профессор Макбрайд…

— Я тоже зову ее Джулией.

— Верно. Конечно. Итак, Джулия наблюдала за твоими исправлениями. В чем состояла их суть?

— Я только подчистил кое-какие шероховатости, — уклончиво ответил Чад. — Доклад был слишком длинный. Пришлось кое-что выкинуть.

— Что именно?

— Про одежду слуг раннего периода Нового времени. Ливреи и все такое.

— А почему?

— Просто это было лишним, — после некоторой заминки ответил Чад.

— Вы занимались этой темой вместе с Джулией? Я имел в виду, под ее руководством?

— Да, — пробормотал Чад, слегка покраснев. — Но на самом деле основную работу выполняла она. А я был вроде как ассистентом. Мне не следовало вставлять этот материал в свой доклад.

— Верно. Понимаю.

— Ну вот, — сказал Чад. — Давайте просто все забудем, хорошо?

— Ладно.

Развернувшись, аспирант поспешно направился прочь, но Томас его остановил:

— Чад!

— Что?

— Анджеле все это известно?

— Да, — Помрачнев, Чад шагнул назад. — Но я не хочу, чтобы вы говорили с ней об этом.

— Это еще почему?

— Мы с ней… Это очень сложно. Скажем так, мы близко дружим. На самом деле Анджела с большим уважением относится к работе Джулии, но…

— Но что?

— Просто она временами бывает по отношению ко мне чересчур заботлива. Понятно? Только и всего.

— Понятно, — сказал Томас.

— Вот и хорошо.

Чад улыбнулся, однако его взгляд по-прежнему оставался затравленным, и Найт почувствовал, что дела обстоят далеко не так хорошо.

Томас снова спустился к реке, чтобы подумать. Он так и не мог прийти к какому-нибудь заключению относительно Чада или того, почему управляющий Даниэллы Блэкстоун встречался с Рэндоллом Дагенхартом. У него были кое-какие мысли, но очень смутные, основанные исключительно на интуиции. Томас шел и чувствовал, что в голове его яснее не становится. Он поймал себя на том, что город отвлекает его внимание.

Найт никак не мог решить, как относиться к Стратфорду. Ощущение было странным. Благодаря его знаменитому сыну культурная и научная жизнь здесь никак не соответствовала городку такого размера, однако норой он чем-то напоминал Эпкот.[45]Сидя у мемориала Гоуэра, можно было наблюдать за тем, как туристы, приехавшие на роскошных экскурсионных автобусах, чтобы провести здесь положенные полдня, снимают на цифровые фотоаппараты домики с островерхими крышами и лебедей под ивами. Лишь немногие из них удосуживались заглянуть в театры. Все, как и положено, посещали родовой дом и церковь Святой Троицы, но Томасу казалось, что втайне они желают попасть в зал славы рок-н-ролла. Там, по крайней мере, бережно сохраненные реликвии, в которых живет священная история, будут для них что-то значить, окажутся связанными с чем-то знакомым, таким, что имело в их жизни какой-то смысл.

«Сноб», — подумал Томас.

Однако он имел в виду совсем другое. Найт вовсе не хотел сказать, что Шекспир недоступен для этих людей, что он по самой своей сути лучше, чем «Beatles» или «ХТС». Вероятно, у популярного искусства было гораздо больше общего с тем, что в свое время подразумевал под ним Шекспир, чем вся эта тщательно сохраненная история с ее глянцем высокой культуры. Но было странно видеть, как все эти люди прилежно переходят от одного памятного места к другому, непроизвольно склоняя голову перед таким представлением о литературе и театре, которое, наверное, было совершенно чуждым их собственному опыту. Томасу казалось, что поездка в Стратфорд была для них чем-то вроде посещения церкви, где только фанатики мечутся между безмятежной верой и беспокойным сомнением. Там все силы уходят не на общение с Господом, а на то, чтобы вставать в нужное время, помнить нужные слова и не ругать вслух глупую проповедь.