Ангелы приходят всегда - инок Всеволод (Филипьев)

– Я внимательно слушал тебя и сделал весьма невеселое заключение. Поверь, то, как ты думаешь, как чувствуешь, как рассуждаешь и как живешь, – можно назвать словом «помрачение». Мне очень и очень больно, что ты и тебе подобные некогда светлые духи так помрачились… Целый клубок извращенного, надломленного и больного сознания. К примеру, любовь. Ваша демонская любовь убивает. Это беспощадная любовь палача к жертве. Она полна тяги, ненасытности, пристрастия и огня, и все это мучительно и гибельно не только для жертвы, но и для палача. Для вас любить – значит убить. Как жаль, что многие люди переняли от вас эту демонскую любовь. Разве не ясно, что ты отравил Валентину ядом своей так называемой любви. Знаешь что? Это не любовь! Любовь и смерть – не сестры. Отсутствие любви – вот что такое настоящая смерть. А где любовь, там преображенная и бессмертная жизнь. Я говорю тебе это не для того, чтобы укорять. Мне просто больно, до невозможности больно и жалко вас. Ведь мы братья…

– Мне здесь надоело, – капризно сказал Руф. – Тебе нас жалко? Но ты не понимаешь и не способен нас понять. Знай, мы не изменимся и не собираемся меняться, что бы ты ни говорил.

– Почему?

– Посмотри, – Руф встал и указал на камень, на котором сидел. – Только один камень, но если он полетит вниз, то вызовет обвал. Ничто уже не остановит этот камень и устремившиеся за ним потоки горной породы и снега.

Руф толкнул камень вниз. Тот, описав небольшую дугу, ударился о скалу, потом еще и еще, увлекая за собой все разрастающиеся волны снежной лавины. Вскоре открылось впечатляющее и грозное зрелище: лавина, с ревом, подобным низко летящему реактивному самолету, сошла в пологое жерло ледника, неудержимо устремляясь все дальше и дальше вниз.

Обратно в Нью-Йорк Высота и Руф отправились «дальней дорогой», они не стали разматериализовываться и мгновенно переноситься в нужную точку, а полетели по воздуху. До встречи инока и девушки время еще оставалось, и спутники согласились провести его в полете над землей, дабы развеяться. Пока они летели, мимо них время от времени проносились, не вступая в контакт, другие темные и светлые духи. У духов, в отличие от людей, не принято вступать в контакт просто так, ради праздного любопытства.

Внизу расстилались живописные просторы Аляски, затем Канады, а потом вновь американских штатов. Пролетая над населенными местностями, Руф и Высота иногда встречали невидимые человеческому глазу световые столбы, возвышающиеся над православными храмами. Довольно часто им встречались черные, как чернильные пятна, туманные облака, стелящиеся над землей. Такие призрачные облака висели, к примеру, над зданиями, где располагались организации, вольно или невольно служащие Люциферу.

– Ты не задумывался об удивительных перипетиях человеческих судеб? – спросил Руфа Высота. – В нашем мире все проще, чем у людей… Взять хотя бы Лазаря и Синильгу. Ведь они русские, а если бы в России не случилось революции, их судьбы были бы совершенно иными.

– Все эти русские сами виноваты, – ответил Руф, развлекавшийся испусканием целых снопов красно-синих искр. – Назвали свою землю «Святой Русью». Никто не назвал, ни англичане, ни французы, ни американцы, а эти, видишь ли, не постеснялись. Скромнее нужно быть, тогда и судьба была бы нормальной. Естественно, такое самоназвание просто провоцирует нас на соответствующие меры. Святая Русь! Как тут пройти мимо? Великий Сатана много потрудился перед той революцией. Но, опять-таки, трудись – не трудись, а если бы один-единственный человек не снял тогда с себя крестика… Мы ведь только подготовили огромный механизм, готовый к запуску. Но ключ для запуска механизма находился в руках одного человека. Выбор мог сделать только он сам. И он снял с себя крест! Все совершилось. Я был в свите Люцифера, когда это случилось. То была наша огромная победа.

– Ты был там? А я только слышал об этом…

– Ха-ха-ха, – засмеялся Руф. – Да, мне посчастливилось присутствовать и все видеть. Наши товарищи уже долго работали с одной семьей. В ней было много детей, и Люцифер надеялся, что один из них станет русским антихристом, дабы свалить эту гнилую Святую Русь. Все дети отличались талантом ко злу, но особенные надежды подавал Володя. Незадолго до этого ему исполнилось пятнадцать лет. Меня в тот день впервые пригласили в то место, для усиления наших. После глубин преисподней, где я провел тогда, по сложившимся обстоятельствам, последний десяток лет, новое свидание с землей стало для меня праздником. Стояли теплые майские дни 1885 года. Я сделал круг над Симбирском и легко нашел нужный дом, расположенный недалеко от реки Свияги, между улицами Московской и Покровской. Спустился. Кругом было полно наших. Зелень весеннего сада забрала в свои объятия деревянный дом. С одной стороны сада располагался малинник и полянка с клубникой, с другой – яблони и вишни. Среди плодовых деревьев стояла просторная беседка, увитая хмелем. Вдоль желтых песочных дорожек и вокруг дома красовались солнечные нарциссы, разноцветные тюльпаны и сине-лиловые крокусы. Солнце клонилось к закату. Семья собралась в беседке для вечернего чая. Забавно было наблюдать, как за столом мирно чаевничали люди, а за их спинами, по кругу, стояли демоны, словно все вместе были членами большой дружной семьи. Поодаль виднелись унылые силуэты ангелов, ситуация явно складывалась не в их пользу. События разворачивались так. Немногим более года назад в доме гостил чиновник из Петербурга. Глава семейства, Илья Николаевич Ульянов, в разговоре с чиновником посетовал, что дети неохотно ходят в церковь. На это гость, глядя в упор на Володю, порекомендовал: «Сечь, сечь надо!» Что тут началось! Володя вспыхнул, выскочил из гостиной и сорвал с себя нательный крестик. Поступок был сильный, но вызванный вспышкой гнева. Как только гнев угас, Володя задумался, целесообразно ли в данных условиях не носить креста. Кроме того, он попросту трусил: с одной стороны, боялся нареканий родителей, с другой – еще немного сомневался, а вдруг все-таки Бог существует. В результате крест он опять надел. Вообще большое отрицательное христианское влияние имел на юношу его отец. Между прочим, это он втянул Володю в гимназическое братство Сергия Радонежского. И Володя уже после истории с крестом пожертвовал пятьдесят копеек карманных денег на постройку храма. Но наши не теряли надежды из-за временных поражений. Они усердно трудились в течение года, продолжая разрабатывать плодородную почву гордой Володиной души. В тот день, когда я впервые оказался в саду у дома этой семейки, Володю оценивали дозревшим. На следующее утро в гимназиях начинались годовые экзамены. Надо сказать, что экзамены тогда были сложными. Остаться на второй год считалось в порядке вещей. Очень многие проваливали экзамены, не справляясь в основном с древними и современными языками. Поэтому накануне и в дни экзаменов все храмы города заполняли гимназисты и гимназистки: служили молебны, ставили свечки, молились перед иконами. И наш Володя побывал на молебне в гимназии в последний день учебы. Священник вещал, что горячая молитва всегда дойдет до Бога, а Тот умудрит и поможет, но богохульникам и отступникам помогать не станет. Этот молебен, в силу которого Володя не верил, но на котором был обязан присутствовать, стал последней каплей, переполнившей его душу. Мы же объединенными усилиями посылали ему целые тучи помыслов сомнения и протеста. За вечерним чаем он сидел сосредоточенный и мрачный, с родственниками не общался. Те объясняли Володину сосредоточенность предстоящими экзаменами. После чая Володя поспешил уединиться в свою комнату. На дом и сад спустились легкие весенние сумерки. Юноша сидел за небольшим круглым столиком у распахнутого окна. Кисейные занавески слегка колыхались от прикосновения теплого ветра. Ветер приносил в дом из сада плотный и сочный аромат майского цветения. На столике горел яркий пузырь керосиновой лампы. Вокруг лампы танцевали в полете мошки и комары. Вдруг на свет лампы прилетела божья коровка, ударилась о стекло, упала на стол и зажужжала, силясь перевернуться со спинки на лапки. Володя схватил с полки стеклянную колбу, подаренную братом Сашей для химических опытов, ловко посадил в нее насекомое и закупорил пробкой. «А вот и не улетишь на небо и не принесешь нам хлеба!» – с веселой иронией в голосе сказал он, возвращая колбу на полку. Кстати говоря, божью коровку он не выпустил. Ее высохший трупик еще долго потом валялся в колбе, непременно вызывая самодовольную улыбку юноши… Володя погладил рукой лощеные листы увесистого латинского словаря и продолжил чтение; он готовился к латыни. Но мысль, отвлеченная божьей коровкой, перекинулась, с нашей помощью, на вопросы религии. Володя уперся взглядом в выражение «Iuramenti violatio», что значило по-русски «нарушение присяги» или кратко – «клятвопреступление». Мы, заметив, на что обращено его внимание и примерно догадываясь о причинах этого, принялись посылать ему помыслы о том, что, дескать, бессовестно обвинять в клятвопреступлении атеистов, отказывающихся от религии. Ведь они – честные люди, поступающие в соответствии со своими атеистическими убеждениями. Разве они виноваты в том, что общество и родители выбрали за них веру и без их ведома и согласия окрестили их в детстве, возложив ненужный груз клятв и обетов? Примерно в таком направлении и размышлял юноша. Спустя минут пять он встал и вышел в сад. Мы замерли. Что будет? …В саду веяло свежей вечерней сыростью. Володя в нашем невидимом окружении медленно прогуливался по дорожкам пустынного сада и постепенно очутился в самом дальнем углу. Там вдоль высокого деревянного забора тянулись заросли крапивы. Володя расстегнул ворот рубахи и, я бы сказал, торжественно снял с себя цепочку с крестом. Предусмотрительно отстегнув серебряную цепочку, он сунул ее в карман брюк. С полминуты подержал крест на ладони, рассматривая. Затем презрительно сощурил глаза и брезгливо швырнул крестик в крапиву. Развернулся. Быстро зашагал к дому. Теперь лицо его выражало крайнее удовлетворение. Наша победа была полной! В этот раз Володя поступил спокойно, обдуманно и сознательно. От такого шага обычно уже не отказываются никогда. С этого момента начался обратный отсчет времени существования Российской империи. Ход истории принял нужное нам направление. В семье Ульяновых тоже с того времени стало складываться все хорошо. Разумеется, экзамены Володя сдал тогда на круглые пятерки. Сам справился, мы даже почти ему не помогали. В течение следующего года произошло несколько важных событий. В первую очередь был убран мешавший нам отец семейства. Он так и остался верующим. С его смертью стало легче дышать. Затем старшие брат и сестра, Александр и Анна, открыли бунтарский путь семьи. Александра за подготовку убийства царя приговорили к казни, а Анну – к ссылке. Александр повел себя блестяще. Вот пример еще одной смерти, которой мы гордимся! Он отказался от предложенного царем покаяния и пожизненного заключения, объясняя отказ нежеланием всю оставшуюся жизнь читать в заключении религиозную литературу. Что здесь особенно важно – его отказ от жизни и выбор смерти без покаяния в конце концов одобрила мать Мария Александровна. Нужно сказать, что эта волевая и замкнутая женщина всегда оказывала нам неплохую поддержку, воспитывая в детях дух скрытой гордыни, избранности и превосходства. Правда, в детстве и юности она верила в Бога, но вера ее была неглубокой и основывалась на взаимовыгодных отношениях. Таких отношений, как ей казалось, не сложилось, и она потеряла веру в Бога. Еще маленькой девочкой она молилась о сохранении жизни ее матери, но мать умерла. Позже, когда тяжело заболел третий ребенок Марии Александровны, младенец Николай, она всю ночь молилась Богородице. К утру младенец умер. С тех пор Мария Александровна стала испытывать к Матери Бога безотчетную тайную неприязнь. Женщина знала, что ее сын Володя более не носит креста, и молчаливо соглашалась с этим. И, наконец, после одобренной ею смерти Александра она отказалась от икон. С тех пор в доме Ульяновых икон не было. Александра повесили в мае, через год после того, как Володя окончательно решился стать богоборцем и кинул крест в крапиву. Семья рассталась с домом и любимым садом в Симбирске. Они покинули город. Дом и сад, где веяло духом отца и «правильным» безоблачным прошлым, подсознательно тяготил их. Володя затаил грызущее чувство мести за брата. Месть стала воздухом его жизни, и он вошел в историю как беспощадный, бесстрашный, всем бросающий вызов – Ленин. И он достойно отомстил: казнью царя, всей царской семьи и миллионами жертв репрессий – мужчин, женщин и детей. Вернул он себе и долг: за пятьдесят копеек, пожертвованных некогда на постройку церкви, – десятки тысяч закрытых, разграбленных, разрушенных и оскверненных храмов, часовен и монастырей. При любой возможности в течение всей жизни Владимир старался отговаривать людей от веры в Бога. Очень многих отговорил. Персонально он отомстил вашему святому Сергию Радонежскому за вынужденное членство в братстве его имени. По приказу Ленина мощи Сергия вскрыли и посмеялись над ними. Вождю революции доставили фотокарточки вскрытия, специально сделанные по его просьбе. Ленин с приятной внутренней дрожью рассматривал черно-белые снимки, долго потом их хранил, периодически доставал и любовался. Беспомощные и беззащитные останки Сергия приятно напоминали вождю высохший трупик божьей коровки, запечатанный в колбе, и тот майский день его отречения… Отрадно все это вспоминать. Видишь, на какой рассказ ты меня вдохновил. Понравилось? – улыбнулся Руф.