В ожидании Айвенго - Наталья Миронова

– Они выпустили каталог, – продолжала Вера. – Нас интересуют некоторые лоты. Акварели Фонвизина, кое-что из рисунков Чехонина и другие вещи…

– Верочка, давай я посмотрю на месте, – ухватилась за предложение Этери. – Поездка в Лондон – это как раз то, чего мне в жизни не хватало.

Еще совсем недавно Этери проводила в Лондоне чуть ли не каждые выходные. У нее там был свой дом, она любила этот город, делать покупки в Лондоне было куда приятнее, да и дешевле, чем в Москве. Но когда Леван ушел, от поездок пришлось отказаться. Она не могла бросить сыновей, взять их с собой тоже не могла. Дома у нее Валентина Петровна, маму можно попросить с ними побыть, а в Лондоне… С кем они останутся, пока у нее дела? Да и в школу ходить надо.

– Вот и отлично, – говорила меж тем Вера. – Дорогу банк тебе оплатит, а там… Тебя выгодно в Лондон посылать, тебе гостиница не нужна.

– Это точно. Пришли мне каталог.

– С нарочным пришлю, вместе с билетом.

– Номер паспорта продиктовать?

– Не надо, – отказалась Вера, – у меня все в компьютер забито.

– Можешь сделать мне билет дней на десять? – попросила Этери. – Есть у меня адский план…

– День рождения зажилить? – насмешливо спросила Вера.

– У меня такое настроение…

– Ладно, можешь не объяснять. Смотри: начало торгов одиннадцатого, но приехать лучше за день…

– Лучше даже за два, – перебила Этери. – Там разница с Москвой – три часа, надо привыкнуть. Если банк сделает мне билет на восьмое, было бы просто здорово. А обратно, – она ловко включила на айфоне календарь, – числа восемнадцатого. Получится как раз десять дней. Идет?

– Идет. В первый класс всегда билеты есть, это не проблема. Жди гонца.

И Вера попрощалась.

Ей доставили билет на те дни, что она просила. Этери договорилась, что мама у нее поживет, предупредила в приюте, что улетает в командировку, расцеловала чертенят и улетела налегке. Багаж ей не нужен, у нее все свое прямо там, на месте. Взяла кое-что по мелочи… Одну сумку.

В дороге она пролистала каталог аукциона и нашла нечто весьма неожиданное. Надо посоветоваться с Верой… но лучше уже ближе к делу, а сперва самой посмотреть.

День приезда не считается, сказала себе Этери, да и следующий день у нее прошел лениво – в привыкании к разнице часовых поясов. Она много спала и смотрела телевизор. Софья Михайловна велела ей слушать оперетту, смотреть комедийные фильмы, даже ситкомы, сказала, что это расслабляет. До ситкомов с заранее записанными взрывами хохота Этери не снизошла, но с удовольствием посмотрела пару старых английских комедий, а напоследок набрела на один из своих любимых фильмов – «Как украсть миллион». Ей не надоедало, хотя она все реплики знала наизусть.

В воскресенье она лишь ближе к вечеру выбралась побродить по Лондону, тем более что первые полтора дня лил дождь. Что ж, дождь в Лондоне – это классика жанра. Зато в воскресенье к вечеру дождь перестал. Этери позвонила детям, помня, что в Москве уже поздно, и отправилась гулять.

Какое блаженное чувство – ощущение анонимности, поглощенности мегаполисом! В Москве Этери не чувствовала себя так вольготно, так уютно и спокойно. А здесь… ты никому ничего не должна, тебе никто ничего не должен. Ты совершеннолетняя, невоеннообязанная, ты здорова, свободна, у тебя нет аллергии, идешь себе куда глаза глядят по волшебно-старинному городу, где многое осталось, как было с века этак с восемнадцатого… Красота!

Этери обогнула Манчестер-сквер, площадь, рядом с которой стоял ее дом, вышла на Бейкер-стрит, миновала уже закрытый ввиду позднего часа музей Шерлока Холмса и свернула на Оксфорд-стрит, а потом по Риджент-стрит добралась до Пикадилли-серкус. Здесь всегда людно, и днем и ночью. Магазины закрыты, но витрины светятся, придавая улицам нарядно-новогодний вид. Даже не верится, что минувшим летом тут были грабежи и поджоги. Ну, может, не тут, но рядом.

На обратном пути она купила ужин на вынос в знакомом итальянском ресторане на Мэрилебон-хай-стрит и вернулась домой. Ей не хотелось готовить, хотя миссис Прайс, экономка, к ее приезду забила холодильник продуктами. Полтора дня Этери прожила на подножном корму, а теперь решила поесть по-взрослому. Цыпленок «Пармезан» – что может быть лучше?

Она съела цыпленка, запивая белым вином и кося одним глазом в телевизор. Потом вымылась и легла спать. Завтра большой день. Завтра она встанет пораньше, наведет красоту, возьмет такси и поедет на Сент-Джеймс-сквер, где проходят торги.

Проснувшись утром по будильнику, Этери убедилась, что погода за окном по-прежнему хорошая, дождя нет. Она выпила кофе с пышкой, оделась, причесалась – долгая песня! – и особенно тщательно накрасилась. И поехала.

Аккредитация ей была заказана заранее, еще в Москве. Этери получила бейджик со своей фамилией, после чего ее пустили в аукционный зал. Она сразу направилась к картине, привлекшей ее внимание еще в каталоге. Это был главный лот – картина Николая Ге «Распятие». Стартовая цена – миллион сто тысяч фунтов стерлингов.

Этери исследовала полотно с лупой. Торги начнутся завтра, надо быть готовой ко всему. Странно, что Вера ей ничего не сказала об этой картине, очень странно. Она прочла сопроводительные документы, изучила акты экспертизы. Атрибуцию проводил солидный специалист, чье имя было ей хорошо знакомо по научным статьям и другим экспертным заключениям: Ай. Си. Леннокс-Дэйрбридж, эксперт Королевской академии художеств.

Вдоволь насмотревшись на полотно Ге, Этери отправилась изучать другие лоты: изумительные акварели Фонвизина, редкие для него ню в превосходной сохранности, и четыре рисунка Чехонина, тоже, несомненно, подлинные. Она пометила их для себя. Были и другие интересные экспонаты.

Этери рассматривала эскиз Редько[33], когда до нее донеслись голоса, что-то обсуждавшие на повышенных тонах. Возле картины Ге некто явно русский на ломаном английском спорил с представителем аукционного дома. Она подошла поближе.

– Это фальшивка! Ее надо снять с торгов! – горячился русский.

– Картина прошла экспертизу и признана подлинной, – возражал англичанин.

Вокруг уже толпились любопытные.

– Это не Ге! – утверждал русский. – Я представляю Третьяковскую галерею, я знаю, как писал Ге! Это не его кисть, не его мазок!

– Странно вы рассуждаете, – вмешалась Этери. – Как же это не его мазок, когда у вас в Третьяковке «Голгофа» висит? Та же самая грязная кисть, рваный мазок… Та же экспрессия… И разбойник с круглой головой писан с того же натурщика…

– Это вы рассуждаете как дилетант. – Представитель Третьяковской галереи с облегчением перешел на русский. – Это не Ге, у нас все варианты «Распятия» наперечет.