Большой план апокалипсиса. Земля на пороге Конца Света - Ярослав Зуев

Речь о баснословно дорогом ожерелье, которое король Людовик XV хотел преподнести своей последней фаворитке, графине Дюбарри, но не успел, смерть помешала. Драгоценность осталась неоплаченной, новой королеве, Марии-Антуанетте, ожерелье оказалось не по карману, возможности стали не те, что прежде. Тут-то и всплыл опальный кардинал Луи де Роган, бывший посланник Франции в Вене, мечтавший протоптать дорожку к сердцу ее величества с помощью приглянувшейся ей безделушки. Любовница кардинала, придворная дама графиня Ламотт-Валуа устроила де Рогану тайную аудиенцию у королевы, в ходе которой Мария-Антуанетта якобы дала понять, тащите, мол, ожерелье, ваше преосвященство, и можете считать свою карьеру в шляпе. Правда, с кем на самом деле встречался кардинал, неизвестно, историки полагают, с подставным лицом, актрисой, которую только нарядили первой дамой Франции. Введенный в заблуждение де Роган отправился к ювелирам с долговыми расписками, которыми его снабдил друг Калиостро, получил ожерелье и передал своей любовнице графине Ламотт. Но, как оказалось, напрасно потирал руки, поскольку расписки оказались фальшивыми. Возмущенные ювелиры кинулись жаловаться королю. Тот, как водится, был ни сном ни духом.

Взбешенный Луи XVI велел взять под стражу незадачливого кардинала, его предприимчивую любовницу и графа Калиостро, рисовавшего векселя. Но время было упущено, драгоценное ожерелье уплыло в Англию вместе с мужем графини Ламотт, видать, у супругов был семейный подряд. Разразился грандиозный скандал, а за ним и громкий судебный процесс. И хотя Мария-Антуанетта категорически отрицала, будто когда-либо встречалась с де Роганом, на ее и без того небезупречной репутации появилось очередное пятно. До падения Бастилии оставалось всего пять лет, до нового, уже якобинского суда над королевой — семь. На нем ей попомнили историю с ожерельем, перед тем как вести на эшафот. Если на то пошло, не поздоровилось и прочим фигурантам того грязного дела. Из них одному «наивному» кардиналу де Рогану (мы, конечно, не знаем, был ли он столь наивным, как божился на суде) посчастливилось умереть своей смертью. Едва грянула революция, он слинял в Германию (1790), где и скончался через тринадцать лет. Графа Калиостро, просидевшего четыре года в кандалах, отравили в тюрьме летом 1795-го. Энергичной графине Ламотт, в свою очередь схлопотавшей пожизненное заключение, при загадочных обстоятельствах удалось бежать. Осев в Лондоне, она занялась сочинением памфлетов, оскорблявших французскую королеву и безусловно сказавшихся на ее судьбе. Правда, пережить Марию-Антуанетту графине Ламотт не удалось, в 1791-м она свела счеты с жизнью, выбросившись из окна своей квартиры. Вероятно, ей кто-то помог…

Париж — это всего лишь продавцы денег или те, кто деньгами ворочает, — банкиры, спекулирующие на ценных бумагах, на государственных займах, на общественном несчастье.

Ла Платьер, министр внутренних дел Франции, 1791

Как известно, народ нуждается в хлебе и зрелищах. Так вот, со зрелищами накануне революции проблем не возникало, примером чему служит история, изложенная выше. С хлебом же во Франции была напряженка. Цены на него росли как на дрожжах, а в начале лета 1791 г. он вообще исчез с прилавков, совсем как в СССР, когда заговорщики из политбюро отстраняли от власти Никиту Хрущева. Людовик XVI выгнал своего министра швейцарца Неккера. В ответ банкиры приостановили работу бирж. Хозяйственную жизнь парализовало, власть Бурбонов закачалась желтым листком на осеннем ветру. И понеслось.

Королевский кузен герцог Орлеанский,[338]руководитель самой могущественной масонской ложи «Великий Восток Франции», лично вооружил повстанцев, отправившихся штурмовать Бастилию, в которой, к слову, не было ни единого политзаключенного. Была срочно создана Национальная гвардия, на первых порах ее возглавил маркиз де Лафайет,[339]герой североамериканской Войны за независимость. Людовику XVI ничего не оставалось, как уступить. Революция распространилась по стране бенгальским огнем. Уже в августе были отменены феодальные повинности и церковная десятина, принята знаменитая Декларация прав человека и гражданина, замечательный документ, предполагавший всеобщее равенство перед законом и многие другие славные демократические принципы, кто бы их только соблюдал. За Декларацией последовала Конституция, первая писанная в Европе.

Параллельно Учредительное собрание аннулировало все действующие торговые ограничения, ликвидировав и цеховые гильдии, и государственную регламентацию предпринимательства, при этом, однако, не позабыв категорически запретить забастовки.[340]Во Францию пришел британский либерализм, который больше нечего не сдерживало. Чем это обернулось для Франции? Ответ дает Александр Пасынков,[341]приводящий слова современника революционных событий Ла Платьера, занимавшего кресло министра внутренних дел (1791): «Париж — это всего лишь продавцы денег или те, кто деньгами ворочает, — банкиры, спекулирующие на ценных бумагах, на государственных займах, на общественном несчастье». Ничего себе революционная Франция! Последствия не замедлили сказаться. Как указывает все тот же Пасынков, к 1796 г., всего за пять лет, потребительские цены выросли в среднем на 2000 %: «Например, воз древесины в цене вырос с 2 долларов до 250 (в пересчете на курс 1991 г.), фунт мыла — с 18 центов до 8 долларов, дюжина яиц — с 24 центов до 5 долларов. Ситуация была столь драматична, что из-за хронического недоедания десятая часть населения не могла заниматься регулярным трудом, просто сил не хватало, а еще 10 % могли по своим физическим кондициям работать не более 3 часов в день». Ну, тем, кто пережил постсоветскую гиперинфляцию и шоковую терапию начала 1990-х, не надо разжевывать, о чем речь…

Тем временем тучи над отстраненным от власти, но еще остававшимся номинально королем Людовиком XVI продолжали сгущаться. Может, и правы те историки, что твердят, будто он замышлял переворот, рассчитывая на верные войска в провинции, а может, Людовик хотел одного — бежать, только в июне 1791 г. его с семьей схватили при попытке пересечь госграницу. Это событие стало началом конца, незадачливые беглецы угодили под арест, их участь была предрешена. В особенности после совместного выступления австрийского и прусского монархов в защиту Бурбонов. Оно лишь распалило бушевавшие во Франции страсти. Людовика XVI обвинили в измене. В этих условиях он безропотно подписал новую конституцию, но и это его не спасло, Франции не было суждено относительно безболезненно превратиться в конституционную монархию, на нее были совершенно иные планы. Английская дипломатия уже заканчивала сколачивать Первую коалицию против революционной Франции. Сделать это было несложно в создавшихся обстоятельствах, акцентирую ваше внимание. У Леопольда II австрийского были свои веские мотивы к вмешательству, как ни крути, арестованная французская королева приходилась ему сестрой, прусский король Фридрих Вильгельм II (1744–1797), племянник Фридриха II Великого и будущий участник разделов Польши, как говорят, опасался распространения революционных идей по Европе. Опять же, английское золото сработало: когда предлагают, отчего не брать, как это делал сам прославленный дядюшка?