Элитная гвардия фюрера. Организация, структура, цели и роль во Второй мировой войне. 1939—1945 - Джордж Стейн

Что же в таком случае послужило причиной тому, что Гитлер пусть временно, но полностью самоустранился от командования, утратил свойственный ему фанатизм и впал в апатию? Ясный ответ на это дает один из немногих, кто пробыл в комнате для совещаний все пять часов до самого его завершения и поэтому имел возможность слышать все, что говорилось там. Это – стенографист Гитлера Герхард Херргезель. Упомянутый стенографист (прихватив с собой и стенограммы совещания) вылетел в Берхтесгаден последним самолетом из Берлина. Там, несколько дней спустя после подписания акта о капитуляции, он заявил корреспонденту журнала «Тайм», что все надежды Гитлера рухнули именно потому, что, мол, ваффен-СС не оправдали его надежд. Причем не просто не оправдали надежд, по выражению Тревора-Ропера. Гитлер неоднократно упоминал о заговоре против него еще задолго до провала Штайнера. Вне всякого сомнения, решающим фактором была его убежденность в том, что его верные «преторианцы» бросили его на произвол судьбы[449].

Вспоминая о том, что говорил Гитлер, Херргезель утверждает: «Он перестал доверять вермахту уже давно… А в тот день (22 апреля) из его уст впервые прозвучали слова о том, что он больше не доверяет и ваффен-СС. Он всегда рассчитывал на ваффен-СС, как на элитные войска, которые ни при каких обстоятельствах не подведут его». Более того, Гитлер был убежден, что обязан сражаться за Германию до последнего, но «поражение войск СС, их неспособность сдержать натиск русских севернее Берлина, по-видимому, окончательно похоронили его веру в них». Херргезель вспоминал, что «фюрер всегда свято верил, что нет силы, как бы многочисленна и хорошо вооружена она ни была, против которой нельзя было бы сражаться, но теперь последние резервы (ваффен-СС) были повержены».

Но ваффен-СС были далеко не повержены. На самом деле подавляющее большинство рядовых эсэсовцев продолжали хранить верность их девизу – «Meine Ehre heisst Тгеие» («Моя честь – в верности»)[450]. И, надо сказать, ваффен-СС ожесточенно сражались до самого последнего дня войны. А что до тех, кто позабыл о своем девизе, так это были в основном высшие чины СС, включая их рейхсфюрера Генриха Гиммлера.

Одним из высших чинов был и Феликс Штайнер. По мнению Гитлера, Штайнер нарушил присягу. Несмотря на приказ, Штайнер так и не начал наступать. О причине уже упоминалось выше: Штайнер прекрасно понимал, что не располагает необходимыми для такой операции силами. В своих мемуарах он пишет, что в его распоряжении был «от силы корпус»[451]. К тому же он сознавал, что ни от кого помощи ждать не приходилось – 9-я армия Буссе была уже в кольце окружения, а 12-я армия Венка состояла лишь из нескольких основательно потрепанных дивизий. «Принимая во внимание сложившуюся обстановку, – заключил

Штайнер, – данная операции представлялась просто смехотворной». Что же касалось обещанных Гитлером «подкреплений», они состояли из 5000 солдат люфтваффе и группы мальчишек из гитлерюгенда, вооруженных лишь винтовками или автоматами.

На следующий после нервного срыва день Гитлер вновь стал проявлять интерес к тому, что происходило на фронте. Первым делом освободил Штайнера от должности командующего, заменив его генерал-лейтенантом Хольсте, до этого командующего одним из корпусов в армии Венка. Хольсте вместе со Штайнером быстро договорились о том, чтобы не обращать внимания на причуды фюрера, в результате Штайнер так и продолжал де-факто командовать армией. После этого Гитлер направляет на фронт Кейтеля и Йодля для установления связи с силами, которые должны были осуществить прорыв кольца блокады Берлина. И Йодль отправился в штаб Штайнера, а Кейтель, соответственно, в штаб 12-й армии Венка[452].

25 апреля «армия» Штайнера, получившая незначительное пополнение, снова была брошена в наступление на Берлин. Согласно журналу боевых действий ОКВ, Штайнер на этот раз подчинился приказу свыше и его части (в основном вермахта, но не СС) сумели создать плацдарм на канале Одер – Хафель. Однако относительно слабые силы немцев не были помехой танковым дивизиям Красной армии, поэтому наступление уже очень скоро было остановлено. 27 апреля русские ударили в тыл армии Штайнера, пришлось развернуть две лучшие дивизии для отражения этого удара. В 15 часов, как сообщается в журнале боевых действий, у Штайнера «…не было иного выхода, как прекратить наступление»[453]. По вполне объяснимым причинам ни Кейтель, ни Йодль так и не осмелились доложить об этом Гитлеру, который, впрочем, и не знал о том, что Штайнер продолжал командовать сосредоточенными севернее Берлина силами.

Но истинное положение вещей стало известно на следующий день (28 апреля), когда русские, прорвав кольцо внутренней обороны Берлина, оказались в центре столицы рейха. Сквозь грохот боя генерал Кребс, наверное единственный оставшийся при должности генерал, созвонился с Кейтелем и попытался разузнать о ходе операции по деблокированию. Отрывок из журнала боевых действий ОКБ весьма наглядно иллюстрирует обстановку в тот день[454].

К тому времени советские танки пробились в Темплин, создав серьезнейшую угрозу тылу Штайнера.

Кребс: Почему там нет Хольсте?

Кейтель: Хольсте находится на западном фланге своего весьма растянутого фронта, и мне трудно переубедить его. В данный момент дело обстоит так, что дольше 48 часов не продержаться.

Кребс: Фюрер ждет незамедлительной помощи; остается не более 48 часов. Если в течение этого времени помощи не будет, будет слишком поздно! Фюрер просил меня еще раз напомнить вам об этом!!!

Кейтель: Мы приложим все силы, чтобы привлечь Венка и Буссе; все еще остается возможность спастись наступлением с севера.

Это был последний телефонный разговор с Берлином – в 5 утра 29 апреля 1945 года связь прервалась.