Чисто альпийское убийство - Йорг Маурер

Тут за дверями палаты послышался какой-то шум. Высокий женский голос ругался, суровый мужской не оставался в долгу.

— Посмотрите кто-нибудь, что там случилось.

Почетная роль «смотрителя» досталась Беккеру. Он вышел из палаты и увидел медсестру с грубым мужеподобным лицом, которая пыталась преградить путь кряжистому красномордому мужчине с густыми усами.

— Думаете, сюда могут заходить все, кто попало?! — ругалась медсестра.

— А я вовсе не «кто попало»! Я член совета общины, мне можно! Довольно с меня этого безобразия!

— Входите! — крикнул Еннервайн.

— Меня зовут Тони Харригль, — загремел усатый, вваливаясь в палату. — Я член совета общины, и я всегда говорил…

— Что вы всегда говорили? — спросила Николь Шваттке, и этот невинный вопрос еще сильнее разозлил Харригля — может быть, из-за ее вестфальского акцента. Казалось, он вот-вот лопнет от ярости.

— Сколько можно? Сначала попытка моего физического устранения, затем ваша неспособность установить истину, а теперь еще и эта чудовищная история с Гразеггерами! Как член совета общины, я отвечаю за все, что происходит в нашем городе. Я спрашиваю, когда наконец будут результаты…

— Вы так себя ведете, будто виновники всех бед — это мы.

— Нам жизненно необходим приток туристов, нас кормит добрая слава, которую мы зарабатывали десятилетиями! Скажите, господин Еннервайн, когда закончится весь этот кошмар?

Штенгеле успокоил взбешенного общественного деятеля и аккуратно выпроводил его из палаты. Когда вздорный посетитель ушел, Еннервайн процедил:

— То, что я предприму завтра, понравится этому Тони Харриглю еще меньше.

— Что именно вы собираетесь делать?

— Санкционировать эксгумацию. И не одну. А если точнее, сто тридцать эксгумаций. Да что там — двести шестьдесят! Это будут грандиозные раскопки. Мы перероем все здешнее кладбище.

Он достал распечатку и прочел вслух:

— Макс Ленер, G два дробь три, дробь шестнадцать, дробь ноль семь, Кресценция Хольцапфель. С этой могилы мы и начнем.

И тут Еннервайн осекся. Макс Ленер?! Однако женщина, чуть не попавшая под колеса его велосипеда рядом с горящим домом, ведь тоже была…

— Позовите, пожалуйста, медсестру.

— Вам плохо?

— В кармане брюк, которые она отобрала у меня в приемном покое, остался блокнот. В нем записан важный адрес…

— Так это вы — госпожа Роза Ленер?

— Послушайте, в тот день я просто прогуливалась вдоль реки и ничего особенного не…

— Вам знаком гражданин по имени Макс Ленер?

— Да. Это мой супруг.

— Можно с ним поговорить?

— Он уехал.

— Куда?

— Не знаю.

— И как давно он уехал?

Настойчивости в допросе свидетелей гаупткомиссару Еннервайну было не занимать. В этом деле ему неизменно сопутствовал успех.

Термальный курорт Баньи-ди-Петриоло, что между Сиеной и Гроссето, теплый ветер с моря, такой характерный для позднего лета… Здешние холмы были низковаты для того, чтобы на их вершинах мог рождаться настоящий фён, но тем не менее итальянцы придумали свое слово для обозначения похожего явления: vento di caduta, нисходящий ветер. Небольшой автомобиль-фургон выскочил из-за поворота на залитую вечерним солнцем трассу. Женщина, сидевшая за рулем, на миг обернулась и спросила:

— Ну как ты, Свобода?

— Ничего, я живучий. Меня так просто не возьмешь. Нет, ну до чего же здорово, что у нас в холодильнике осталось три трупа. Сыскари порядком поломают над ними головы…

Свобода со стоном прижал руку к раненому плечу.

— Скоро приедем, — успокоил его Игнац, поглаживая оленью голову, подрагивавшую у него на коленях. Сверху шкура чучела была мягкой и шелковистой, но под ней чувствовалось что-то твердое. Из небольшой проплешины, проеденной молью, выглядывал сдержанно поблескивавший предмет с надписью «Banca di…». Последнее слово было спилено.

— Сакра! — процедил Свобода. — Еще бы чуть-чуть, и всем нам крышка, — добавил он на австро-баварском диалекте.

Да, сакра! Что же теперь получается? Торжествует зло, празднует победу преступность, «гомо криминалис» выигрывает по всем статьям? Может ли такое вообще быть, да еще и — подумать только! — в осененном бело-голубым флагом Верденфельзском районе Баварии, с незапамятных времен считавшемся оплотом непорочности?

Нет, совсем все плохо быть все-таки не может, и Бенедикт Штимпф как нельзя кстати вышел после обеда в сад, чтобы понаблюдать за природой. Бенедикт Штимпф был не просто охотником, но и владел уважаемой профессией охотника-санитара, своего рода ветеринара для диких животных. В конце нелегкого дня, посвященного охоте и неустанной помощи зверью, он внимательно глядел в полевой бинокль, пытаясь отыскать в небесах пару канюков, появившуюся в этих краях совсем недавно. Однако то, что он поймал в объектив, любителю природы совсем не понравилось. Там, наверху, какой-то ненормальный на параплане размахивал опасным на вид предметом. Вскоре стало ясно: это снайперская винтовка, ведь порывом ветра с нее сорвало обертку из куртки, и теперь малый оголтело целился то в одну сторону, то в другую, как видно, полностью потеряв контроль над собой. Бенедикт Штимпф счел своим долгом утихомирить безумца. Он сбегал за специальным ружьем для усыпления больных животных и зарядил его шприцем со снадобьем, предназначенным для оленей, волков и медведей. Экологически мыслящий гражданин не использовал никаких промышленных химических препаратов — он готовил снотворное сам, не нанося при этом урона природе. Охотник и санитар пользовался эссенцией, полученной из кожицы мухоморов, — именно этим средством он и пульнул в подозрительного типа. Затем Штимпф вызвал полицию.

Действие главного компонента зелья — мусцимола, который содержится только лишь в кожице, но никак не в теле гриба мухомора, начинается моментально. В научной литературе это вещество описано как психотропный яд, вызывающий стойкие явления дереализации. Согласно труду Козловского-Ламарка «Токсические вещества в природе», страница 228 и далее, мусцимол в отличие от остальных галлюциногенов «не позволяет осознавать неестественность происходящего». Таких тонкостей Бенедикт Штимпф, конечно, не знал. Он просто собирал красные мухоморы в окрестностях долины Лойзахталь, отрывал с них кожицу и срезал тонкий липкий слой между ней и телом гриба. Сие чудодейственное средство применялось в здешних краях уже не одно столетие и якобы без особого ущерба для здоровья тех, кого им пользовали.

Сознание у парапланериста помутилось, однако он приземлился на заливной луг практически без единой царапины. К спустившемуся с небес подбежали овцы и с любопытством обнюхали его. Флавио выпрямил спину и стал отчаянно махать на животных руками, пытаясь отогнать их. Потом он снова без сил повалился на землю. «Где мои сумка и параплан? Где дорогая снайперская винтовка?» Его сморил тяжелый сон, но вскоре разбудили какие-то голоса. Мужчину посадили на стул. Тучный косматый кабан с двумя страшенными клыками медленно подошел к нему и спросил: