Прежде всего любовь - Эмили Гиффин

– Да, – говорит Мередит, – видимо, поэтому ты так важна для нашей матери. Ты как будто связана с ним.

Тут голос дрожит и у нее, так что мне приходится подхватить:

– Мы, наверное, просто хотели спросить, любила ли ты его по-настоящему? – я даю ей последний шанс. – Или это был просто мимолетный романчик.

Софи ежится, плотнее натягивает на плечи кашемировый палантин, тянет время.

– Да, я любила его. Все очень сложно… Мне сложно вспомнить те времена. Очень многое случилось с тех пор…

– Да. Со всеми, кроме Дэниела, – я пытаюсь ее пристыдить. Кажется, получается.

Она кивает и снова поправляет палантин. В глубине души я понимаю, что я несправедлива. Софи не виновата в том, что Дэниел погиб, а она осталась жива. Она же старается изо всех сил. Просто так вышло, что нас это не устраивает. Я делаю последнюю попытку:

– А твой бывший муж был похож на Дэниела?

С учетом того, что они развелись, вопрос ерундовый. Надо только сказать, что Дэниел был намного лучше.

– Кое в чем – да. Но не совсем.

– Он американец? Врач? – спрашивает Мередит.

– Да и да. Но он не хирург, а Дэниел хотел стать хирургом.

– А кто он?

– Дерматолог. Кстати, все стереотипы об этой профессии верны. Он не такой серьезный, как Дэниел. Более общительный. Дэниел был умнее.

«Да уж, наверняка», – думаю я.

Она пожимает плечами:

– Не знаю. Они очень разные.

– А он ревновал к Дэниелу? – спрашиваю я и сразу понимаю, что вопрос вышел странный. – К вашим отношениям?

– Нет. Тодд не такой. Он вообще не ревнует. Он вообще не очень много говорит о чувствах. Поэтому мы и развелись, наверное, – она нервно усмехается, – парень, с которым я встречалась до Тодда, ревновал намного больше…

– Потому что ты любила Дэниела?

– Да, – говорит она.

Я решаю, что это неплохой ответ.

– А сейчас у тебя кто-то есть? – спрашивает Мередит.

Я закидываю в рот последний кусочек филе, не очень интересуясь ответом Софи, но ожидая, что она ответит отрицательно. Но, глядя на нее, я вижу, как она оживляется, – даже сильнее, чем при разговоре о Кельвине. Да, у нее кое-кто есть.

– Он тоже врач? – спрашивает Мередит.

– Она. Она писательница.

Софи начинает рассказывать, как они познакомились в каком-то йога-ретрите в Аризоне, но я ее толком не слушаю. Я смотрю на Мередит и понимаю, что с нас обеих хватит этого вечера. Что мы устали от Софи и от ее романа с кем-то, кто не является нашим братом, будь он при этом мужчиной или женщиной.

Мередит машет официантке, потом прикрывает рот рукой и фальшиво зевает.

– Ой, простите, – улыбается Софи, – не надо было это все вам вываливать.

– Все нормально. Мы очень за тебя рады. Правда, Джози?

– Конечно, рады.

– Просто уже поздно, а у Джози завтра утром самолет…

– Да, очень рано… – я встречаюсь взглядом с сестрой и не могу вспомнить ни одной секунды, когда я любила бы ее больше, чем сейчас.

– Ладно, такого я не ожидала, – говорю я, когда мы приезжаем домой, не сказав в такси ни слова.

Я осторожно снимаю туфли, вешаю плащ и решаю ничего не говорить о ботинках Джози. Да пусть она хоть спит в них, честное слово.

– Я тоже. Я знала, что она сумела это пережить, но… черт! – Джози падает на диван и мрачно улыбается. – Как будто он вообще ничего для нее не значил!

– Необязательно, – я мою руки в кухонной раковине, – мы не можем утверждать, что она его не любила… Тогда она могла любить его так же, как он ее.

– Ну да, но тебе правда так показалось? Мне нет. Она даже не упоминала о нем, пока мы не пришли в ресторан. Кажется, она просто перешагнула через его смерть. Завела себе парня уже через пару месяцев.

– Да, но мы же только в общих чертах все знаем, – возражаю я, – она сказала, что ее бывший ревновал к Дэниелу… Может, она несколько лет переживала травму.

– Мне было бы приятно об этом услышать, – заявляет Джози.

Я киваю и про себя отмечаю, что мне было приятно многое услышать от сестры за все эти годы. Приятно было бы обсудить наши чувства. Съездить вдвоем на кладбище. Вспомнить о дне рождения Дэниела и о мучительных годовщинах его смерти.

Но я решаю выбрать более конструктивный путь, которому я так хорошо научилась.

– Невозможно понять чужие отношения. Казалось, что им очень хорошо вместе… Наверное, нам стоит об этом и думать… Дэниел был счастлив перед смертью.

– Она разбила бы ему сердце, – говорит Джози.

– Может быть.

Джози вздыхает и хмурится.

– И? Ты правда рассказала маме, что мы собираемся с ней встречаться?

Я качаю головой.

– Так я и думала. Будем ей говорить?

Я пожимаю плечами. После ужина я уже несколько раз задала себе этот вопрос.

– Можем рассказать, что мы ее видели. Но без подробностей.

– Да, она расстроится сильнее, чем мы…

– Конечно. Софи для нее была символом. Или утешением… Помнишь, какие истории она постоянно рассказывает о том ее приезде? И о разговоре с Дэниелом в кухне? Ей хочется верить, что Дэниел был счастлив и влюблен… что он испытал это чувство…

– Даже если это ложь? – скептически спрашивает Джози.

– Это не ложь.

– Даже если он любил ее сильнее, чем она его? – уточняет Джози.

– Даже тогда, – я снова думаю о Нолане. Может быть, быть тем, кто любит, приятнее? – Хочешь чаю? Или кофе без кофеина?

– Нет. Лучше выпью бурбона или чего-нибудь такого. Тут крепкое есть?

– Да, тебе повезло.

Я лезу на маленькую акриловую стремянку и тянусь к шкафчику, где Эллен держит выпивку, в том числе бутылку «Видоу Джейн», любимого виски Энди. Стаскиваю бутылку и стакан для виски вниз. Потом думаю еще секунду, беру стакан для себя и наливаю в каждый по две порции. Кидаю лед из морозильника.

– Господи, это ужасно, – я подхожу к дивану, протягиваю сестре стакан и сажусь рядом, – что мы вообще тут делаем?

– Ну, у тебя вроде как творческий отпуск, – говорит она, – ты не забыла?

– Да, конечно. Ты же знаешь, о чем я. Посмотри на нас… сидим тут… пятнадцать лет спустя… жалеем себя… презираем другого человека за то, что он счастлив. Может, нам пора двигаться дальше?

Джози скидывает ботинки, запихивает их под кофейный столик и делает глоток. Морщится, ставит стакан и кивает.