Низина - Джумпа Лахири

Она приложила к губам стаканчик со льдом. Крошечные кусочки льда так и норовили проскользнуть в горло.

— А это не важно, — сказал Дипанкар. — Мне просто нужно знать, какая атмосфера была там тогда, что делали и о чем думали студенты, что происходило на ваших глазах.

— Прошу прощения, но я не хочу давать такое интервью.

— Даже если мы сохраним вашу анонимность?

Она вдруг испугалась от мысли: ему что-то известно, может, ее имя стоит в каком-то списке. Что оно всплыло из каких-то недавно открытых папок. Она прикрыла рукой дергающееся веко.

Но нет, она увидела: он просто рассчитывал на ее помощь, как на ценный и удобный источник информации. Разговор их возобновился не сразу — официант принес еду.

— Хорошо, я расскажу тебе что знаю. Только не хочу, чтобы ты упоминал мое имя в своей книге.

— Идет, профессор!

После полученного разрешения он включил диктофон, но первый вопрос задала Гори:

— А почему тебя заинтересовала эта тема?

Он рассказал ей, что его родной дядя, брат отца, был участником этого движения. Его втянули туда помимо его воли, потом власти бросили его в тюрьму. Дедушка и бабушка Дипанкара сумели вытащить его оттуда и отправить в Лондон.

— А чем он сейчас занимается?

— Он инженер, о нем у меня написано в первой главе книги. Правда, под вымышленным именем.

Она кивнула и задумалась: как сложились судьбы многих других? Так же ли счастливо? Тут она могла бы многое ему поведать.

— Он рассказывал мне о митинге в день провозглашения партии, — продолжал Дипанкар.

Гори и сама помнила тот день. Жаркий первомайский день, когда она стояла на площади и слушала речь Кану Санъяла, только что освобожденного из тюрьмы.

Они с Удаяном тогда находились среди многих тысяч людей на площади и вместе со всеми восторженно внимали речи Санъяла. Это было настоящее людское море. Трибуну, с которой выступал Санъял, украшал огромный портрет Мао.

Она помнила голос Санъяла, гремевший в мегафон. Голос этого невзрачного, но очень харизматичного молодого человека. Он обращался к толпе «Товарищи и друзья!», и его речи вызывали у нее, как и у всех собравшихся, настоящий трепет.

Ее воспоминания несколько поблекли с годами, но у Дипанкара они были яркими — все имена, все события тех лет он сохранял во всей полноте и красках. Он мог цитировать отрывки из брошюр Чару Маджумдара, знал все о расколе в партии — о расхождении во мнениях между Маджумдаром и Санъялом из-за того, что Санъял возражал против проведения жестокой линии массовых убийств.

Дипанкар исследовал обреченную на провал тактику повстанческого движения, отсутствие координации, его совершенно оторванную от реальности идеологию. Даже намного лучше, чем Гори, он понимал причины возникновения движения и причины его краха.

— Мой дядя был еще там, когда Санъяла опять арестовали в 1970 году. В Лондон дядя отправился вскоре после этого.

Арест Санъяла она тоже хорошо помнила. Его арест произошел через год после провозглашения партии, тогда накатила и волна насилия, охватившая Калькутту.

— Я в тот год вышла замуж.

— А ваш муж? Он участвовал в движении?

— Он учился тогда в Америке, — сказала она, — и не имел к движению никакого отношения.

— А я вот планирую поехать в Калькутту, постараюсь собрать еще как можно больше материала. У вас остались там еще какие-то знакомые? Люди, которые могли бы пролить свет на интересующие меня вопросы?

— Мне очень жаль, но боюсь, что нет.

— Я даже хочу съездить в Наксалбари, если удастся. Собственными глазами увидеть деревню, где жил Санъял после освобождения из тюрьмы.

Она кивнула:

— Да, тебе это было бы интересно.

— Меня вообще поражает то, как повернулась его жизнь.

— Что ты имеешь в виду?

— После всех испытаний, мучений и пыток он остался героем. Спустя годы еще ездил по деревням на велосипеде, поднимал народ на дальнейшую борьбу. Жаль, нельзя встретиться и поговорить с ним.

— Почему?

— А он умер. Вы разве не слышали?

Это, оказывается, произошло почти год назад. Здоровье его было подорвано, отказали почки и зрение. На склоне жизни он страдал тяжелой депрессией. В 2008 году у него случился инсульт, он остался частично парализованным. От лечения в государственной больнице отказался — не хотел ничего получать от государства, с которым продолжал бороться.

— Он умер от почечной недостаточности?

Дипанкар покачал головой:

— Нет, покончил с собой.

Дома она первым делом включила компьютер. Набрала имя Кану Санъяла в поисковике. Одна за другой посыпались ссылки на многочисленные индийские сайты, в которые она никогда раньше не заглядывала.

Гори стала открывать их и читать подробности его биографии. Наряду с Маджумдаром он считался одним из основателей движения, оно до сих пор грозило подорвать устои индийского государства.

Он родился в 1932 году. Работать начал рано, одно время клерком в суде в Силигури.

Был активистом Коммунистической марксистской партии Индии в Дарджилинге, потом, после начала восстания в Наксалбари, порвал с партией. Ездил в Китай, встречался там с Мао. Не менее десятка лет провел в тюрьме. Стал председателем Коммунистической марксистско-ленинской партии Индии. После выхода из тюрьмы снова активно включился в революционную борьбу.

На протяжении всей жизни он оставался коммунистом, посвятил свою жизнь борьбе за интересы крестьян, работающих на чайных плантациях, рикш и других трудовых людей. Никогда не был женат. Пришел к выводу: Индия не является единым государством. Выступал за независимость Кашмира и Нагаланда.

За всю жизнь он не нажил ничего, кроме нескольких книг, кое-какой одежды и кухонных принадлежностей. И портретов Маркса и Ленина в рамках. Умер в нищете. «Раньше я был популярен, но потерял свою популярность. Я нездоров», — сказал он в одном из своих последних интервью.

Во многих публикациях о нем писали как о герое, как о человеке-легенде. Его критики и противники осуждали его, называли отпетым террористом.

Одна и та же информация повторялась многократно в разных ссылках, но Гори не могла остановиться и все равно открывала их и читала.

На одной даже было видео. Отрывок из теленовостей от 23 марта 2010 года. Женский голос за кадром передавал краткий обзор событий тех лет. А на экране шла черно-белая документальная лента съемок улиц Калькутты конца шестидесятых годов, флаги, лозунги, несколько секунд протестного уличного шествия.

Потом показали плачущих крестьян. Люди толпились перед глинобитной хижиной, служившей Санъялу и жильем, и рабочим кабинетом. Его повариха давала интервью телевидению. Она выглядела возбужденной, очень нервничала перед камерой, говорила на местном диалекте. Она захотела проверить его после обеда. Сначала заглянула с улицы в окно, но не увидела его, как обычно, лежащим в постели. Дверь была не заперта, она нашла Санъяла в другой части комнаты.