Родить легко - Инна Мишукова

только наступил момент общего диалога, я незамедлительно в него вклинилась.

И тут же стало понятно, что меня слушают – есть у меня от природы способность захватывать аудиторию. Через некоторое время даже забеспокоилась: не слишком ли много внимания оттяпала у лектора?

Когда после лекции мы с Диной пошли в буфет, она вдруг абсолютно по-свойски спросила:

– Ну как? Что скажешь про лекцию? Как я тебе?

Удивилась, никак не ожидая после изначально холодного приёма услышать столь приятельский тон. Наверное, с этого момента мы и стали дружить.

Долгое время я смотрела Дине в рот – училась, впитывала. Впрочем, как и всем остальным. Искренне боготворила всех превосходящих меня стажем и опытом. Все казались мне уникальными, нестандартными. С почтением взирала на всех как на учителей, менторов. Не стеснялась спрашивать и переспрашивать, находиться в позиции ученика, внимающего каждому слову, готового верить и слушаться.

Скоро стала понемногу вливаться в коллектив, вести лекции, начинать работать самостоятельно. Появились первые контракты на роды.

И тут ситуация обернулась какой-то новой, не самой приятной стороной.

Звонит акушерка МЕА:

– Инна, есть девочка, рожает в роддоме, уже поехала туда со схватками. Я основная, но у моей дочки, представляешь, одноклассник повесился! Жутко переживает, не могу её пока оставить. А у заменной сейчас бассейн, который она не хочет пропускать – спина болит. Давай ты поедешь.

Первый (из ничтожно малого общего количества, но об этом ниже) случай, когда меня позвали на роды в качестве замены. Не очень понимала: у женщины две акушерки, они не на других родах, не больны, не отдыхают после бессонной ночи. При этом никто к ней почему-то не едет, а та в уже роддоме и вроде как даже рожает.

Но я как новобранец: есть, всё бросаю и бегу! Лечу даже. У меня же нет четверых детей, один из которых инвалид. И спина меня не беспокоит, и в бассейн не надо. Так что мигом собралась и рванула.

Поскольку всегда считала, что человеческий контакт является одной из важнейших составляющих хороших родов, по прибытии на место стала знакомиться с женщиной, лежавшей на КТГ. Нам же с ней, скорее всего, рожать, значит, надо наладить взаимоотношения.

Ни основную акушерку с дочерью в жестокой меланхолии, ни плавающую в лечебно-профилактических целях заменную попросили не дёргать минимум часа два-три. А ведущий контракт доктор сразу после предыдущих родов уехал поспать – его тоже категорически велели не трогать. Я, впрочем, никого теребить и не собиралась, а намеревалась наладить контакт с роженицей.

Записывавшееся сердцебиение плода время от времени немного падало, но довольно скоро восстанавливалось до нормальных показателей. И я, понимая, что сердце в целом неплохое и быстро выходит в норму, не допуская длительных критических значений, оставалась спокойной. Знала, что в роддоме так бывает, да и доктора всегда говорят – не беда, что падает, если потом восстанавливается, значит ждём. Вот я и ждала, общаясь с девочкой.

Наконец вышла на связь замена, спросила, на каком мы этапе, и сказала, что едет в роддом. Объявился и отдохнувший доктор. Когда все приехали, прокололи пузырь, воды оказались совсем зелёными – убежали на операцию. Потом мне озвучили, что пропущенные западения сердцебиения (хотя повторюсь – всё видела и отдавала себе отчёт, что ситуация далека от действительно тревожной) должны были заставить меня немедленно бить набат, чего я не сделала.

А я всё не могла понять, как же так. Объявлено: эту акушерку не трогать, той не звонить, доктора не беспокоить, а сердце хоть и падает порой, но восстанавливается. В чём же меня упрекают?

Ввиду серьёзного медицинского вмешательства роды подлежали разбору на общем собрании. Где случилось нечто, чего я до сих пор не в состоянии осмыслить.

Сначала изложили ход событий (в существенно искажённом виде объяснив причины отсутствия акушерок по контракту в полном составе). Потом обсудили мои действия. Общее мнение выглядело так: несмотря на объявленное «два-три часа никого не трогать», я была обязана этим пренебречь и экстренно вызывать хоть кого! Меня обвинили в невнимании к западениям сердца, в том, что к приходу доктора воды оказались зелёными, наконец в полном непрофессионализме.

Реплики звучали крайне резкие: «Кто это такая вообще?», «На хрена она здесь?!», «Что, по блату?» На меня обрушился неожиданный и оттого особенно обидный шквал осуждения и оскорбительных определений из разряда «разве это можно назвать акушеркой» – настоящий двенадцатибалльный шторм. Изрядно смахивало на армейскую дедовщину, когда одного метелят целой толпой.

Я пыталась объяснить, что сделала всё именно так, как мне говорили.

– Да мало ли что тебе сказали!

– Ты должна была обратить внимание и что-то предпринять!

С их слов получалось, что я допустила какой-то серьёзнейший косяк, чуть ли не гибель плода, хотя после экстренной операции все остались живы-здоровы. Как впоследствии поняла, при зелёных водах и западениях сердца можно было и вправду кого-то побеспокоить немного пораньше, хотя вряд ли это что-то принципиально изменило бы. Я же, словно честный оловянный солдатик, выдерживала три часа, как мне велели: думала, что именно так и надо.

Признаюсь – довели до слёз…

Потом одна из акушерок, тоже относительно недавно работавшая в МЕА, сказала:

– Инна, ну это нормально, типа принимали в коллектив. Тебя должны были «опустить», меня тоже так встречали.

Правда, ни с одной из тех, что приходили после меня, почему-то подобным образом не поступали – даже близко. Как-то спросила у Дины, за что так со мной обошлись.

– За то, что раздражает в том числе и докторов в роддомах: ты не пытаешься прогнуться.

А я пришла в профессию совсем не для этого! Пришла ради честной работы, помощи, служения. И все определения из области «прогнуться» для меня никак не про акушерство. Это совсем не моё.

Как потом показала жизнь, я изрядно идеализировала и всю нашу компанию в частности, и всю нашу работу вообще – пребывая в убеждении, что все пришли с той же мотивацией, что и у меня. Впрочем, уверена и сейчас: начинали все именно с этого – нести женщине благо, спасти её от системы.

Но оказалось, что все человеческие, а особенно женские слабости неизменно вылезают даже в такой изначально благородной деятельности – как и во всех бабских коллективах. Тебя оценивают по внешности, по фигуре, по внутреннему огоньку.

Однажды спросила: а что, меня и вправду все так не любят? И одна акушерка – с иронией, конечно, но, подозреваю, весьма близкой к действительности – ответила:

– А как тебя любить-то такую худую?

Не раз слышала ироничные комментарии про свои занятия спортом («позволь