Коло Жизни. Бесперечь. Том второй - Елена Асеева

– Знаешь Переяр, – к радости девушки, наконец, заговорил достаточно спокойно Липоксай Ягы. – Сколько раз я за эти лета… Лета, что воспитывал и жил подле божества лицезрел и слышал таких дерзких вольнодумцев… Вольнодумцев оные сомневались в божественности девочки, а после превращались в жалкое жареное месиво, в лучшем случае. В худшем разлетались в мельчайшее крошево, словно переспелый плод, упавший с самой высокой ветви дерева. Так, что тебе вряд ли удастся напугать меня своими кулаками, гневливым зырканьем и слюнями разлетающимися в разных направлениях. Впрочем, – голос Липоксай Ягы набирая силу, одновременно втягивал в себя властность и негодование, какое могло грозить войводе смертью. – По доброте души, я тебя желаю предупредить, что не стоит так громко кричать… Ненароком еще разбудишь мою дорогую девочку Есиславу и напугаешь. Не стоит плеваться тут бранью, ибо те кто всяк морг присматривают за нами могут разом остудить твой горячий пыл. А по поводу ребенка, скажу так. Это ребенок Бога, подаренный нам, къметинцам, как и наше новое величание, как и новые устои, новый континент, новый правитель… Так, точно как когда-то был подарен дарицам первый господин Богдан, сын первой женщины Владелины и Бога Огня.

Гулким вздохом отозвались произнесенные старшим жрецом имена в девушке, столь близкие ей и Крушецу… виденные в воспоминаниях и порой трудноотделимые от собственных переживаний.

– Бога? – изумленно протянул Таислав, вкладывая в вопрос особое уважение. – Какого Бога?

– Мне не позволительно сказывать имя Бога, дабы сие дар, – совсем тихо пояснил Липоксай Ягы так, чтобы услышать, Есиньке пришлось напрячь слух. – Посему ты прав Переяр у ребенка есть отец… И отец его Бог. А по поводу изменения нашего величания и традиций могу молвить следующее. Несомненно, великий, волшебный народ, гипоцентавры, прибывшие на Землю для постройки храмов, близки к Богу или как они сами говорят к Господу Першему. Гипоцентавры не просто чтят, а восхваляют его имя. А это значит, что достигнув такого развития, которое мы нонче все наблюдали они и знают больше нашего. Потому быть может стоит довериться тем кто более значителен, велик, мудр чем ты, Переяр… Хотя, – старший жрец прервался, и, судя по всему, поднялся со стула, так как Еси уловила легкий скрип ножек о деревянную поверхность пола. – Хотя ежели ты Переяр сомневаешься в могуществе гипоцентавров, озвучь это их императору Китоврасу. Я увезу божество отсюда и ты сможешь спокойно с ним все обсудить. Оно как сразу видно, не только мне, но и иным людям, ее ясность для них значит многажды больше чем для тебя.

Нежданно гулкое цоканье копыт подымающегося на ладью по деревянному трапу гипоцентавра прервали толкование Липоксай Ягы, и их дробное звучание услышала не только Есислава, но и люди собравшиеся в каюте старшего жреца. Прошло какое-то время и тот кто поднялся на палубу вошел в каюту, ибо послышался и вовсе тихий стон створки впустившей его в помещение судна. Цоканье также резко прекратилось, но лишь затем, чтобы смениться на негодующе-рычащий голос Кентавра:

– Чего вы дурнятины развели тут свои турусы. Раздребезжались точно алтынники на торжище. Неужели перед уходом со сфероида его имперское высочество не понятно сказал, чтобы следили за собственной болтовней и не беспокоили тем самым драгоценную госпожу Есиславу. А, ты, – Кентавр обратился к войводе, как мгновение спустя поняла юница. – Гнусь Переяр еще раз усомнишься в божественности госпожи или ее сына и будешь наказан. И не так мягкосердечно как сие принято в нашем народе, а так как поступаете вы… вы, люди… Люди которые на протяжении своего существования распинаете своих собратьев на крестах, сажаете их на кол… Помещаете жертву под тяжелый гнет, тем раздавливая его. Ломаете спины, вешаете, сжигаете, отрубаете головы, расстреливаете, пропускаете электрический ток через тело. Словом мы проведем показательное наказание, со всеми присущими вашему людскому племени истязаниями, пытками. Как вы люди это любите, заливая в горло расплавленный металл, сдирая кожу, пригвождая руки, ломая кости, растягивая плоти над растущими побегами бамбука, распиливая, вырывая внутренности… Истязая, измываясь, мучая, как характерно человеческому естеству и с тем получая удовольствие от вида крови мук терзаемого, его стенаний и криков.

Кентавр замолчал, хотя все еще слышалось его раскатистое дыхание, очевидно, он высказал все, что дотоль так распирало его изнутри. Еси, знала от Стыня, что этот величественный народ, которому сам Родитель прописал законы, достиг особого нравственного и материального развития и не раз возводил те самые пирамидальные храмовые комплексы, заключая в них знания в разных Галактиках, системах, планетах, посему многажды встречался и общался с иными людскими племенами. И она внезапно осознала… И осознала с какой-то тягучей болью, что гипоцентавры презирают саму форму людского существования, не просто отдельно взятого человека… а всех их вместе… в целом. Так как, несомненно, знают лучше человеческую суть. А услышав из уст Кентавра не присущие дарицам пытки и казни поняла, почему во взоре не только император, а и вообще гипоцентавров сквозила такая предвзятость, пренебрежение. Вероятно, связанная напрямую с неимоверной людской жестокостью являющейся как таковой их общей сущностью, взращенной ли самими или все же, как и многое другое, только прописанное в генах.

Есислава медленно развернулась, и, направившись к ложу, устало на него опустилась, опустошенно взглянув на свод укрытый лазурным бархатом. Тугая смурь прокатилась по всей плоти девушки, и надрывистым вздохом вырвалась из уст. Она сомкнула очи и увидела темно-синее, почти черное пространство космоса, усыпанное крупными белыми скоплениями звезд. Ярко пылающие в средине туманными пежинами, эти созвездия по мере удаления от центра теряли свою светозарность, и, соприкасаясь с черной гладью космоса, вливались в нее сине-фиолетовой дымчатостью. Некие из звезд, более крупные, раскидав в разные стороны полоски– лучи, пронзали игольчатыми наконечниками марность той глади. Плотные потоки, словно разлитого по глади воды молока, голубо-белого тумана, схоронившегося повдоль окоема, едва зримо колыхали своими рубежами. Степенно разрастаясь они, кажется, пожирали и саму сине-черную космическую даль и ярчайшие сгустки серебряных пятен на собственном полотне… И в такт тому колыханию звучал легкий наигрыш свирели. Успокаивая изболевшуюся плоть Еси и Крушеца своим чудесным мотивом и необыкновенным видом мироздания.

Там в космическом пространстве… не просто витала музыка любви посланная Родителем, в той безбрежности властвовала иная мораль и устои, другие законы. А здесь на Земле, и на таких же как она крошечных ошметках планет, крупиц Галактик люди вельми о себе много мыслящие раздребезжались о сущности Богов, об их возможностях, качествах, дарованиях, так точно имели на это право, или умели… были способны на правильные, мудрые рассуждения и как итог выводы.

Еси, однако, так и не позволила Кентавру себя осмотреть. Хотя он о том ее весьма любезно и не раз просил, убеждая, что выполняет повеление Господа Першего. Это девушка сделала не только потому, что ее основательно утомили осмотры, но и потому как смущенно чувствовала себя среди гипоцентавров. Посему когда они с Липоксай Ягы вернулись в Свечи, и вовсе замкнулась во дворце.