Сердце Черной Мадонны - Ольга Володарская

И он, не обращая внимания на ошарашенно-вопросительные взглядыгостей, прошествовал к камину, отодвинул одну из ваз, выставив на всеобщееобозрение объектив миниатюрной камеры.

– Сейчас я прогоню запись назад, – сказал он, берякамеру в руки и нажимая на одну из кнопок, – и мы все увидим…

В зале повисла тяжелая тишина. Напряжение нарастало с каждойсекундой. Казалось, еще немного, и воздух начнет искрить и потрескивать.Наконец Макс остановил перемотку и, нажав на кнопку «пуск», развернул камерутак, чтобы окошечко экрана было видно всем, а особенно Ирке.

И вновь первое, что бросилось в глаза, так это кочерга.Только она не валялась, а торчала в подставке, и к ней тянулась рука… Еще былавидна манжета рубашки… клетчатой ковбойки, так любимой Аланом…

– Ты? – ахнула Ирка, вскинув глаза на застывшего вдверях Ку.

Тот не ответил, возможно, даже не услышал, так был поглощенпросмотром.

А на экране тем временем происходило следующее. Сидящая наполу спиной к двери Люся плакала, уронив голову на согнутые колени. Она неслышала шагов, но, когда Алан выдернул кочергу из подставки, вздрогнула. Итолько начала оборачиваться, как Ку обрушил ей на затылок страшный удар. Люсярухнула на пол, пропав из кадра. Теперь на экране был один Алан. Опустивкочергу рядом с трупом, он свел указательные и большие пальцы обеих рук такимобразом, что получился круг, и стал водить этим «объективом» (Ку всегда такделал перед тем, как начать съемку, ему тогда нагляднее представляласькартинка) по полу, бормоча себе под нос:

– Отличный кадр… Сначала так, вокруг… толькоокровавленные доски… Потом резкий скачок, и рана крупным планом… – Он сталпятиться. – А потом откат, чтобы все тело оказалось в кадре… Камераудаляется, свет гаснет…

И свет действительно погас – это Макс выключил камеру. И вгробовой тишине раздался голос Алана:

– Точно, вот откуда нужно было снимать… с другой точки…Так гораздо эффектнее, правда? – Он говорил сам с собой и смотрел куда-тов пустоту. – Хотя нет, нужно сразу две камеры… И крови побольше… В прошлыйраз было в самый раз, а теперь мало… Да и вообще… – Тут взгляд его сталблуждать, пока не остановился на лице Ирки. – Ты не представляешь, как этобыло завораживающе… Красивый мужчина, неподвижно стоящий у камина… Черныеволосы, белая рубашка. А потом на ней должны появиться кровавые пятна.Классическое сочетание цветов! Я подумал тогда, что нашел идеальный кадр длятриллера… И тут увидел кочергу. И понял, каким должен быть следующийкадр… – Он опустил голову на грудь, и длинные патлы закрыли его лицоцеликом. – Оказывается, я рожден, чтобы снимать триллеры, а не любовныемелодрамы…

– Алан, – потрясенно протянула Ирка, – это некино, а жизнь… Ты убил двух ни в чем не повинных людей…

– Как там говорится? Весь мир – театр, а люди в нем –актеры? – Ку поднял голову, и Ирка увидела, как сверкнули его безумныеглаза. – Так вот, мир – кино, люди в нем актеры, а режиссер – бог!

Он развернулся и зашагал к винтовой лестнице.

– Куда он? – вскричал Броня. – Надо задержатьего, а то сбежит!

– Я не сбегу, – бросил Алан через плечо. – Яхочу снять финальный кадр…

И, выставив перед собой «объектив» из сомкнутых пальцев, онзашагал по ступенькам вверх. Через несколько секунд скрылся из виду, а минутуспустя в окне промелькнула черная тень – это Алан бросился с башни вниз,устремившись к заснеженному речному откосу…

Последний кадр снятого им фильма был девственно белым. Какчистый лист бумаги.

Судимость с Ирки сняли. А она сняла фильм о Лешке. Сама.Оказалось, у нее есть талант режиссера.

Найк Броневой после выхода ленты был признан «Человекомгода», а его партия «Сила слабых» в рейтингах политических движений занялатретье место.

Себровский заключил контракт с «Конс-Евро» и уже черезполгода заполонил рынок своими консервами. Паша к тому времени была на третьеммесяце беременности и готовилась к свадьбе.

Машуня, поднапрягшись, переоборудовала свою палатку вмагазин. Дела у нее пошли в гору. В планах – открыть свою птицефабрику ивытеснить с рынка Себровского. Коляна, без ее присмотра спившегосяокончательно, она выгнала. Тот не особо расстроился и вернулся к прежнейвольной жизни. Теперь он живет в подвале, моется раз в месяц, а иногданаведывается в поселок, где жил с Машуней, чтобы полазить там по помойке.

Валя вышла замуж за следователя Ольгинской прокуратуры, скоторым познакомилась на допросе. Супруг, переехав к ней в Москву, быстроразобрался с Евгением. Того отправили в психиатрическую больницу, где он умерот кровоизлияния.

Мила забеременела от Паши и родила очаровательную дочку.Девочку крестил отец Феофан в церкви одновременно с ее матерью.

А вот в жизни Макса мало что изменилось. Он по-прежнему жилв деревне и разводил собак. С любимой женщиной виделся редко, несколько раз вмесяц. Она приезжала, как правило, поздним вечером, а утром уже уносиласьобратно в Москву, где ее ждала работа. Но однажды – со времени их знакомствапрошел год – Ирка сказала ему: «Ты был прав насчет гармонии. Теперь я тоже ееощущаю. Поэтому счастлива. И больше не хочу никому ничего доказывать. В томчисле себе самой. Поэтому я остаюсь…»