Пепельный восход - Иван Константинович Чулков

и требовал устав. Пока можно было бежать, мы должны были бежать.

– Люди всегда гниют заживо и жрут друг друга. Но я благодарна тебе. И судьбе за то, что ты появился в моей жизни. Ты лучший из моих "отцов", если так можно выразиться, – Талиса трогательно улыбнулась, а затем вновь повернулась к океану. Эта водная громадина была спокойна вопреки всему. – Я хотела проститься. В прошлый раз у меня не было такой возможности. А завтра мы опять улетим… – Талиса отошла от обрыва и провела рукой по скамейке, снимая своими пальцами толстый слой сажи. – Это был наш летний домик. Здесь мы сидели с мамой и смотрели на океан. Столько воспоминаний… На каждой улице, на каждой площади, в каждом доме. Это мой город. Это мой дом. И здесь осталась вся моя семья. А теперь мне приходится уходить, понимая, что я никогда сюда не вернусь.

– Да. Я знаю. И понимаю, как никто другой…

********

– Жилат офара!

Треск ломающихся костей под ногами въедался в разум. Скрип шестерней в стенах тяготил воображение об участи носителей лежащих на полу костей. Яркий блеск золотой двери в конце залы возбуждал желание. Но посол остановился куда как раньше.

На середине пути он повернулся к невзрачному камню, формирующему стены комнаты, и мягко, будто ласкает котенка или любовницу, провел рукой по нему.

Невзрачность открывшегося пути соответствовала стенам, а сам он успешно оскорблял чувства всех, кто был выше полутора метров и толще восьмидесяти килограммов.

Звон денег, драгоценностей и украшений под ногами приятно сменил треск костей. Эти сокровища многих явно не ценились здесь. Ведь властвовал тут один, а для него сокровищем было нечто иное. А блеск золота и шелест купюр – лишь последний рубеж обороны.

Посол ловко пробирался через завалы драгоценностей к очередной невзрачности. И вновь мягкое поглаживание возбудило действие пыльных механизмов. И вновь гигант Лурм оказался невероятно оскорблен стереотипом прохода.

И вот они у цели. Несколько десятков стеллажей, и в каждом скрыта история, облаченная в предмет. Все это артефакты созданы величайшими из живущих. Доспехи и клинки, камни и кольца, свитки и книги. Все порождено магией с одной простой целью – уничтожать магию.

Талисе не пришлось терзаться выбором. Венцы коллекции Кайнара давно уже определились: доспехи прелата Белой Башни и Вердикт Сирига.

Первые сотворены самими этернал для собственной стражи. Это одеяние сшито из нитей Киэриса. Никто из смертных не способен плести ими. Но этернал заботятся о своих подчиненных, а также собственном комфорте. Ведь если не страже, то им самим придется разбираться с несогласными. Ни капли магии не просочится сквозь сплетение заклятых нитей. Никто из магов и даже эфериалов не сокрушит эту броню.

Второй артефакт был вручен палачу, исполнявшему правосудие над Сиригом. Этот кинжал сотворили в соответствии с традицией специально для великого преступника, попавшего в немилость собственных братьев и сестер. Мало какое оружие способно причинить вред эфериалам, не говоря уже об этернал. Это изогнутое лезвие было способно на все. Кроме главного: дотянуться до врага.

Лезвие длиной в десять сантиметров, а также руны, нанесенные на него, заключали в себе иную суть. Это была метка смертника и разрешительная грамота в одном флаконе. Имя, выгравированное на клинке, принадлежало обреченному, а на рукояти – палачу. Убийца правосудия при предъявлении кинжала получал неограниченные возможности в достижении цели.Он мог рассчитывать на любую помощь от всех встречных. Но ни Кайнар, ни его дочь, ни посол не знали об этом.

Тем не менее Талиса получила роскошный подарок от отца. Доспехи защищали от любой магии, за исключением той, источником которой являлись сами этернал. И кинжал с громадным потенциалом, который все-таки был достаточно острым.

– Забирайте все! Это мое наследство! – прокричала девушка. Ее отряд тут же приступил к радостному разграблению. А сама Талиса обратилась к Дароту:

– Доставь доспехи с кинжалом в мою каюту.

– Хорошо. А ты куда?

– Мне нужно пройтись.

– Я с тобой.

– Нет. У тебя есть приказ. Исполняй его.

*************

Множество коридоров Сильтора были завалены обломками. Некоторые двери не открывались из-за поломки, некоторые заварили еще при жизни Кайнара. Подняться на верхние этажи Башни казалось невозможным, но именно туда направлялась Талиса.

Медленно она поднималась все выше и выше, пока не столкнулась с безнадежным тупиком. Ни протиснуться между камней, ни обогнуть через соседнюю комнату. Конец?

Ни за что! Вот и пригодились детские навыки. Ей никогда не было просто в этой Башне. Парадные пути всегда закрывались прямо перед носом девочки. Довольно долго она не верила, что это происходит по воле ее папы.

"Это все слуги и стражи! Они злые, но я им покажу!" – Тала выбегала на мост и быстро забиралась на край скалы, на котором стоит Сильтор. По нему девочка огибала Башню. Балконы со стороны океана часто оставались открытыми и располагались не так высоко, как смотрящие на Тримвар. Этим она и пользовалась, протискиваясь сквозь решетки внутрь.

Дальше было сложнее. Прошмыгнуть мимо обитателей этой твердыни – та еще задача. Именно в этой паутине коридоров чаще всего заканчивались вылазки Талы. Но иногда ей везло, и, пробравшись на самый верх Башни, она оказывалась у неприметной двери на чердак. Прямо за ней располагался кабинет Кайнара.

Маленькое, скромноеи совсем не величественное помещение. Будто подсобка отеля. Но одна деталь делала из этой комнатки настоящую жемчужину Сильтора. Панорама океана из верхнего окна. Самое высокое и без каких-либо решеток и ставней. Завораживающее зрелище.

Тала трепетала, входя в кабинет отца. В памяти все еще жило воспоминание, когда он пускал ее сюда по собственной воле. Теперь она лишь мышка, скользящая в тени. И вот момент истины. За дверью сидит папа. Он весь в работе, но точно будет рад ее видеть!

– Привет, – сказала Талиса в пустоту. Она давно не ребенок, а папы больше нет. Не будет криков и стражи, выволакивающей девочку прочь. Лишь опустевший кабинет. Вот и все, что осталось. На первый взгляд…

**********

Глаза Талы слезились и никак не могли привыкнуть к внутренней темноте. Только что ей приходилось слепнуть под полуденными лучами. Теперь эта тьма.Окно наспех заколотили досками. Вернее, это были куски шкафов и стульев, разломанных тут же.

Постепенно она узрела отличия от воспоминаний. Всякомнатаоказалась исписанной одними и теми же словами. Черта многих безумцев – путать стены с блокнотом.

"Это что, мое имя? И имя… мамы…?" – раз за разом он писал. Писал то, что мог. То, что помнил. Имена любимых и родных, не потонувших в безумии.

Вскоре Талиса увидела и