Неизвестный террорист - Ричард Фланаган

Куколка вытерла уголки губ кончиком пальца, чувствуя, как заскорузла кожа от въевшейся в нее грязи из города мертвых. «О каких глупостях я размышляю!» – сказала она себе. Однако эти глупости заставили ее улыбнуться. Глупые мысли глупой женщины… Но что, если в ее мыслях есть хотя бы доля правды? А она чувствовала, что это, возможно, именно так. Тогда той самой горстке людей террористы просто необходимы – ведь без террористов им и делать-то будет нечего, о них и не узнает никто. И в глубине ее души вдруг проснулась какая-то странная глупая гордость, словно именно она оказалась избранной для этой странной роли, явно кому-то необходимой.

С экрана телевизора донеслось: «А теперь перед вами выступит человек, сделавший невероятно много, чтобы собрать воедино многочисленные факты, связанные с этой историей. Итак, встречайте: Ричард Коуди! Рады снова вас видеть, Ричард».

«И я рад быть в вашей студии, Ларри», – сказал Ричард Коуди, показавшийся Куколке куда более молодым и оживленным, чем в тот вечер у них в клубе. Похоже, и для него «проблема терроризма» оказалась эликсиром молодости.

«Я бы хотел, Ричард, задать вам вопрос, который, как мне кажется, сейчас у всех на уме: зачем австралийской девушке понадобилось встревать во все это безумие?»

«Дело в том, – начал Ричард Коуди, – что и эксперты, и психологи твердят одно: терроризм постоянно мутирует подобно некоему супервирусу; если угодно, это нечто вроде вируса птичьего гриппа, поражающего душу. И если сперва терроризм был явлением, свойственным в основном Ближнему Востоку, то затем он распространился даже на такие далекие уголки, как Чечня. А вскоре и в Британии мы увидели мусульман, родившихся на английской земле, но превратившихся в террористов-самоубийц. Джина Дэвис – это, пожалуй, одно из самых последних проявлений всемирного терроризма: австралийская женщина, не исповедующая, насколько нам известно, ислам и не имеющая соответствующего этнического бэкграунда, но нашедшая с террористами и общий язык, и общую цель. Это абсолютно новое явление, а потому упомянутая Джина Дэвис и воспринимается нашими властями как лицо чрезвычайно опасное».

«Но ведь это же просто кошмар! Страшно подумать, что австралийка, одна из нас, способна на подобные поступки!»

«Да, это действительно страшно, Ларри, – сказал Ричард Коуди. – А когда наши зрители сегодня вечером увидят специальный репортаж, который мы назвали «Неизвестный террорист», им, боюсь, станет еще страшнее. Полагаю, они будут по-настоящему потрясены увиденным. Меня, во всяком случае, все обнаруженные факты просто потрясли. Все это очень печально и очень тревожно. И все это мы покажем вам сегодня в половине седьмого вечера».

Когда мужчины вышли из паба, Тони Бьюканен предпринял последнюю попытку отстоять мнение Ника Лукакиса, поскольку они остановились и некоторое время постояли в тени здания, не торопясь вновь вылезать под лучи палящего солнца.

Мимо них по тротуару, ловко лавируя между прохожими, промчался на здоровенном скейтборде невысокий коренастый человек, крепко державшийся за поводок собаки, которая и тащила его вперед. Они летели с такой скоростью, что какая-то женщина была вынуждена отступить за бордюрный камень, чтобы ее не сшибли. Тони Бьюканен только головой покачал, глядя на это, а Сив Хармсен громко крикнул вслед скейтбордисту: «Ублюдок траханый!» – и тут же снова повернулся к Бьюканену.

– Послушайте, Тони, даже если вы окажетесь правы, – сказал он, – вы все равно ничего изменить не сможете. Понимаете, эта история служит куда более значительным целям. Ясно вам?

Тони Бьюканен смотрел, как Сив Хармсен ковыряется пальцами в зубах. Наконец он извлек ошметок волокнистого мяса, застрявший у него между глазным зубом и соседним, изучил его, сунул в рот, проглотил и снова заговорил:

– Ну, предположим, мы ошибаемся, – голос его зазвучал решительней. – Ну, предположим на минуту, что это действительно так. Вы следите за моей мыслью?

– Да, конечно.

– Но, знаете ли, даже в таком случае нам по-прежнему было бы важно, чтобы публика знала: эти ублюдки террористы где-то неподалеку, а значит, и здесь в любой момент может случиться нечто ужасное. И чтобы это остановить, нужны такие люди, как мы. Вот что особенно важно. Публика должна быть уверена, что есть люди, которые о ней заботятся, присматривают за ней. Например, мы с вами. Это очень, очень важно. И я уверен, что вы это прекрасно понимаете. А какой нехороший эффект произведет информация о том, что мы ошиблись? Да эти ублюдки из своры бен Ладена просто победу будут праздновать! Ведь основная масса людей не понимает, насколько серьезна угроза терроризма; понятия не имеет, где его истоки; не задумывается, что на самом деле у них на глазах совершается борьба добра со злом. Впрочем, откуда им это знать? Люди в большинстве своем глупы и невежественны, и нам необходимо дать им урок, объяснить, что для них на самом деле важно, а что нет. Вам так не кажется?

– Мне кажется, людям важно знать правду, Сив.

– Послушайте, дружище, я был на Бали. Я видел, что там сделали эти засранцы. И это была самая настоящая правда. Но Австралия-то тамошней правды не видела. Не видела тех обугленных липких ошметков, которые еще вчера были живыми людьми. Террористы хотят все наши города превратить в Багдад. И это чертовски страшно, Тони. Вот чего людям надо бояться. А чтоб они боялись, их необходимо напугать. И это тоже часть нашей работы.

– По-моему, вы сказали, что люди уже напуганы, – напомнил ему Тони Бьюканен.

– Недостаточно, – возразил Сив Хармсен. – В данном деле не вредно испугать и посильнее. – Он брызнул себе в рот освежителем дыхания, сунул баллончик обратно в карман брюк и с улыбкой протянул Бьюканену руку для прощального рукопожатия. – Повторяю: люди глупы, Тони. Сейчас у нас десятилетие «дружественных изнасилований» – это как изнасилования с помощью транквилизатора. Такое ощущение, будто люди не в состоянии ничего запомнить, хотя какая-то смутная мысль о том, что с ними происходило нечто нехорошее, у них в голове все же остается. Как и у этих изнасилованных девиц. В общем, пока людей не напугаешь, они не согласятся ни с тем, что мы делаем, ни почему мы вынуждены это делать.

И тут в голову Тони Бьюканену пришла странная и ужасная мысль.

– А те три бомбы, Сив, – спросил он, – их кто сделал?

– О чем это вы?

– О правде, – сказал Тони, удивляясь тому, что повторяет это слово, казавшееся теперь на редкость тривиальным. Да и голос у него, как он чувствовал, звучал неубедительно и слабо.

– Лучше все что угодно, только не еще один Sari Club[33], – ровным тоном выговорил Сив Хармсен. И как-то странно улыбнулся – устало и понимающе, и это его выражение лица очень встревожило Тони Бьюканена. – Уверяю вас, Тони, вся Австралия испытывает те же чувства, что и я. Подумайте об этом на досуге.