Дом Солнц - Аластер Рейнольдс

В реальности ей не место.

— Прошу прощения. От недосыпания ерунду болтаю.

— Ничего страшного, миледи, — отозвался Цирлий. — Но касательно Калидрия…

— Я найду его. Прежде чем исчезнуть, Калидрий сделал мне подарок. — Из складок платья я извлекла вышитый прямоугольник набора для рукоделия.

Добентон и Цирлий опасливо на него взглянули, не понимая, в чем дело. Я открыла набор и разложила на коленях. Иглы, булавки, наперстки и вышивка были там, где я их оставила.

— Миледи! — снова окликнул меня Добентон.

Я потянулась к кармашку с иглами и вытащила самую маленькую, которую никогда не использовала при шитье:

— Вот что мне подарил Калидрий. — Я подняла иглу повыше, и она замерцала в неровном свете свечей. — На первый взгляд самая заурядная игла, но это не так. На нее Калидрий наложил заклинание кровной связи.

— Я о таком не слышал, — признался Цирлий.

— И я тоже до некоторых пор. Это магическая уловка. Калидрий понимал, что ему нужно исчезнуть, поэтому и спрятался средь бесталанных простолюдинов. Но мудрость подсказывала ему: в один прекрасный день он очень понадобится Королевству. Придет тяжелая пора, когда нас спасет только магия.

— Магия Калидрия едва не расколола наш мир пополам, — напомнил побледневший Добентон.

Я не могла не согласиться. Темная сила Калидрия распахнула врата ада.

— Так, может, его магия спасет наш мир, когда его раскалывает другая сила? Калидрий это предчувствовал. Он далеко не глуп и лучше всех в Королевстве осознавал опасность. Однако он дал мне иглу кровной связи. Она поможет мне его вызвать. Стоит уколоть палец, выдавить капельку крови — и Калидрий услышит мой зов.

— Но как?

— Невидимая игла уколет ему палец и пустит кровь. Калидрий почувствует это, обратит взор на Облачный Дворец и поймет, что нужен мне.

— Вы готовы его вызвать? — спросил Цирлий.

— Других вариантов нет, — проговорил Добентон.

— Секунду назад вы не были так уверены, — напомнила я.

— Лучше дать свободу магии, чем смотреть, как облавы графа Мордекса губят Королевство, — устало пожал плечами Добентон. — Конечно, мы из двух зол выбираем меньшее, но альтернативы я не вижу.

— Потому что ее нет, — подсказала я. — Нам нужен Калидрий.

— Чтобы выдать Мордексу в обмен на фрейлину и безопасность наших деревень? — спросил Цирлий. — Вариантов впрямь нет? А что Реликт, тот нерадивый ученик, паршивая овца? Он ведь у нас под стражей. Реликт нас не выручит?

— Я пообещала Калидрию, что даже в самый недобрый час не обращусь к Реликту. Калидрий не доверял своему ученику. Магический дар Реликта он считал темным и извращенным.

— Калидрий не мог предвидеть наших нынешних бед, — заметил Цирлий.

— Это несущественно. Я не намерена выдавать Калидрия Мордексу. Граф своих обязательств по договору ни за что не выполнит. Уж я его знаю. Одно время нас с ним хотели поженить.

— Миледи, граф Мордекс — ваш сводный брат, — тактично напомнил Добентон.

Замешательство на миг спутало мне мысли. Я не сомневалась: нас с графом хотели поженить, пока закулисная политика не сделала помолвку невозможной. Откуда я могла знать его голос, его манерность и неумение держать слово, если не входила в ближайшее окружение Мордекса на правах будущей супруги?

— Он прилетал ко мне играть… — Я осеклась, почувствовав, сколь нелепы мои слова. — Я помню его корабль, роботов…

— Миледи нужно выспаться, — проговорил Добентон. — До полного изнеможения довела она себя заботами о своем народе.

Цирлий молча смотрел на меня. Я не знала, о чем он думает.

— Калидрий должен вернуться, — увереннее прежнего сказала я. — Не для того, чтобы мы обменяли его на фрейлину, а чтобы использовать магию против Мордекса. Какого чародея им ни выдай, наши враги из Черного Замка могут нарушить свои обещания.

— Истинная правда, — согласился Добентон.

— Я отдаю отчет в том, что говорю, и настроена решительно. Время пришло.

— Решать вам, миледи, — проговорил Цирлий.

— Да, — отозвалась я. — Да будет так во веки веков.

Я уколола палец иглой кровной связи и выдавила чисто-алую каплю. Больно не было. Где-то в Королевстве Калидрий, могущественнейший из чародеев, прочувствовал боль за двоих.

— Ты же неглуп, — сказала Волчник нарочито громко, чтобы слышали все собравшиеся, хотя она обращалась к пленному. — Опыта тебе не занимать — многое в жизни повидал. Ты прекрасно понимаешь, какую участь я тебе уготовила.

— Так давай к делу, — отозвался Синюшка. — Ты уже надоела мне до смерти.

Допрос проводили на свежем воздухе — на одном из самых больших балконов имирской башни. Синюшку вывели из стазиса. Шаттерлингу Бархатницы повезло меньше — он превратился в кучку пепла, а вот Синюшка уцелел. Как и предполагала Волчник, его стазокамера была в лучшем состоянии, чем три другие. Переход в реальное время он выдержал без проблем и теперь, в прямом и переносном смысле, оказался в руках Горечавок.

Точнее, оказался на несколько минут. Опасаясь, что Синюшка лишит себя жизни или возможности полноценно отвечать на вопросы, Волчник распорядилась поместить его в ограничитель — стойку сложной конструкции, жесткий каркас с прозрачным параллелепипедом из механогеля, — в который Синюшку, теперь раздетого, усадили силой. Ограничитель позволял дышать и общаться, а выбраться из него пленник не мог. Предположение об имплантированном устройстве для самоубийства мы отмели сразу — Синюшка активировал бы его еще в стазокамере, когда ради допросов уменьшали кратность сжатия времени.

Аппарат для рассечения поставили в центр балкона, подсоединив ограничитель, в котором сидел Синюшка. Над ограничителем повисли вертикальные стеклянные панели, каждая длиной и шириной с жесткую стойку. Расположились они правильным кругом, над каждой — серая перекладина с фланцем и леваторами. Панели могли выполнять элементарные команды Волчник. Все это синтезаторы изготовили по древним чертежам.

Механогель, проникнув Синюшке в легкие, действовал на нервную систему, поставлял воздух и информацию, позволял дышать, двигаться, правда до определенных пределов, и слышать вопросы. Мы видели, как вздымается его грудь, как его глаза следят за Волчник, расхаживающей взад-вперед.

— Трех твоих сообщников я уже убила, — начала она. — Я и тебя убила бы без колебаний, да ситуация изменилась. Погибла наша сестра. Ее уничтожили, потому что она докопалась до важной информации. Поэтому тебя я не убью, то есть пока не убью — сперва выжму все соки, а там, глядишь, и интерес потеряю. Ты для меня — ничто, лишь хранилище известных тебе сведений. Их я из тебя выбью, если не сразу, то постепенно.

— Делай что хочешь — ничего у тебя не получится.