Бродяга: Побег - Заур Зугумов

Я прекрасно знал из тюремного опыта, потому что сам не единожды вскрывал себе вены, что даже если ко мне долгое время никто не придет, я не истеку кровью. Со временем кровь свернется и остановится.

Правда, все зависело от того, как порезаться, но технологию членовредительства я хорошо изучил в заключении еще малолеткой, а затем специализировался на разных режимах. Поэтому в моем положении я ничем не рисковал, только выигрывал.

Если бы, конечно, я был среди северных шакалов ГУЛАГа, то боже упаси было заниматься там членовредительством, потому что эти твари давно потеряли всякую человечность.

Они умудрялись даже порой посыпать песочком кишки, когда кто-нибудь, не выдержав давления стен камеры, распоров живот, вываливал их через узкую щель между полом и дверью в коридор. Я уже не говорю о том, как они относились к тем, кто резал вены и горло.

Но здесь, в Дагестане, менты еще не стали бесповоротно и окончательно бесчеловечными скотами. Некоторые из них не могли себе даже представить такое отношение к людям. И это, безусловно, вселяло робкую надежду в таких людей, как я.

В общем, картина, которую застал мой нерасторопный надзиратель, была более чем впечатляющей.

Что здесь началось! Сбежалось все начальство всего отделения милиции. А КПЗ находилась тогда в подвале двора Ленинского райотдела. Я лежал с закрытыми глазами, по-колымски наблюдая через тоненький просвет между ресниц за тем, что происходит вокруг, и временами еле сдерживал улыбку. До такой степени смешно выглядели некоторые легавые, которые сбежались в подвал КПЗ, но не потому, что произошел сам факт членовредительства одного из подозреваемых, а потому, что они хотели впервые увидеть преступника, перерезавшего себе горло и живот, чтобы, придя домой, рассказывать об этом домочадцам. Как они были наивны!

Но всем хотелось бы, конечно, чтобы именно таких работников правоохранительных органов было у нас побольше. Ибо сегодня им как раз той человечности, что была раньше у их коллег, и не хватает.

Но вернемся в камеру КПЗ, откуда немедленно вызванная «скорая помощь» везла меня уже в «бессознательном» состоянии в первую городскую больницу. Сзади «скорой помощи» ехал милицейский «бобик», а замыкала этот необычный эскорт машина начальника КПЗ Махача.

Пользуясь случаем, хочу отметить, что во всех отношениях Махач, хоть и был ментом, да еще и начальником КПЗ, оставался всегда добрым и порядочным человеком, что бывает очень редко. А знали мы друг друга не один десяток лет. Привезя в больницу, меня вынесли на носилках из машины скорой помощи и положили на стол в приемном покое, все еще «без сознания».

Здесь, так же как и в КПЗ, посмотреть на меня сбежался чуть ли не весь персонал. В один момент слух о том, что привезли серийного убийцу, который сам решил покончить с жизнью, да еще таким варварским способом, облетел всю больницу. Но и мусоров с большими звездами понаехало немало.

В общем, получился неплохой спектакль, честно говоря, я и не рассчитывал на такой эффект. Меня подлатали чуток, аккуратно обработав все раны, дали понюхать нашатырного спирту, и я как бы пришел в себя.

Первым ментом, которого я увидел возле себя, был Зубайруев. Мы знали друг друга тоже очень давно. Не вдаваясь в какие-либо дебаты, а он один, по-моему, хорошо меня понял, он тихо проговорил:

— Заур, я тебе обещаю, что отсюда тебя повезут в тюрьму. Не выкидывай, пожалуйста, больше никаких фокусов, о которых тебе впоследствии придется здорово пожалеть.

Он стоял прямо у моего стола под лампой и говорил тихо, чтобы его никто не мог услышать. Я так же тихо ему ответил:

— Ты разве не видишь, в какой капкан затянули меня эти гады?

— Я все вижу и знаю очень многое. Ты знаешь меня, Заур, я к тебе всегда хорошо относился, поэтому позволь дать тебе совет. Когда после этих процедур приедешь в тюрьму, хорошенько подумай, как тебе в дальнейшем противостоять ложному обвинению, если оно действительно является таковым, и бороться, чтобы выжить. Еще раз запомни: бороться, чтобы выжить! Сильные люди борются, не занимаясь членовредительством, а думая головой. Впереди тебя ждут очень большие испытания, и не здесь, на родной тебе земле. Готовься к ним, они уже не за горами, но я тебе этого, естественно, не говорил, понял? Когда сможешь подняться, внимательно посмотри на наше начальство, стоящее за моей спиной, которое приехало сюда, как только узнало, что ты пытался покончить жизнь самоубийством, и тебе многое станет ясно. И еще одно: запомни, с детства зная тебя, я не верю в то, в чем тебя обвиняют, кстати, так же как и многие другие работники.

— Добро, — ответил я ему по-прежнему тихо, по-заговорщицки. — Я тебе верю, не бойся, все будет «ровно».

Зубайруев был единственным ментом, который за все это время сделал для меня не одно, а сразу два добрых дела. Во-первых, он дал мне очень дельный совет, а во-вторых, сказал правду о том, что меня ожидало в самом скором будущем. А эти сведения в моем положении были намного важнее, чем обычная информация о перемещении заключенного, то есть о моем перемещении.

После всех процедур, связанных с оказанием мне медицинской помощи, я, как и обещал мне Зубайруев, без всяких остановок все с тем же эскортом был доставлен прямо в следственный изолятор номер один, то есть в тюрьму Махачкалы. Среди ночи, что было крайне редко, меня бросили в ту же камеру, из которой еще утром вывозили в КПЗ, но уже перебинтованного с головы до ног в буквальном смысле этого слова. Как тюремные надзиратели, так и сами заключенные, которые находились со мной в одной камере, были нимало удивлены и не могли понять, как тюрьма могла принять меня в таком виде?

За все то время, которое мне осталось еще просидеть в этой тюрьме, меня ни разу ни к кому не вызвали, все было тихо и спокойно, но я знал, что после этого видимого спокойствия и тишины неминуемо последует буря.

Примерно через неделю после описанных только что событий я получил маляву по тюремному телеграфу. Когда я ее вскрыл, то был настолько удивлен ее авторством, что сразу и не понял написанного. Малява была от Шурика Заики. Оказывается, не на шутку взявшиеся за раскрытие этого преступления легавые, обнаружив из источников, одним им ведомых, что последние годы на свободе я общался с Заикой и Лимпусом, решили этапировать Шурика из Свердловской области, с «Азанки», где он отбывал четыре года срока, в Махачкалу, в надежде на то, что Шурик прольет какой-либо свет. В действительности же менты прекрасно сознавали, хорошо зная Заику, что если даже Шурик что-то и знал, он ни под страхом смерти, ни под пытками никогда не выдал бы друга. Так что для человека, понимающего толк в мусорской кухне, было ясно как белый день, что этот вызов бродяги чуть ли не с края света был лишней галочкой в отрабатывании версий по делу о громких убийствах.

Даже с точки зрения основ криминалистики, мы никак не подпадали под убийц, потому что были ворами и даже никогда не были осуждены за что-либо иное. В этой маляве было еще немало новостей как об обитателях северных острогов, так и о жизни преступного мира в целом.