Цепь измен - Тесс Стимсон

— Есть другой человек, — наконец сдается Бэт.

Сижу в машине в полной темноте, глядя на дом. Внизу горит свет — вижу, как ее силуэт движется по гостиной, отбрасывая тень на задернутые шторы. Не представляю, сколько времени я жду; не представляю, зачем вообще я здесь. Легкий ветерок покачивает ветви над головой; лепестки боярышника осыпаются на капот машины словно конфетти.

Господи, защити меня от моих друзей; врагам я могу дать отпор сам.

В отдалении церковный колокол бьет одиннадцать. Орет кот; миг спустя на землю с грохотом падает крышка мусорного бака.

Неожиданно распахивается входная дверь. Я быстро нагибаюсь, прячусь за рулем, но Элла даже не смотрит в мою сторону. На ней светлое шелковое вечернее платье; бриз облепляет ее фигуру текучей тканью, обрисовывая силуэт против света, что льется из дверного проема. Она похожа на богиню: прекрасная — и коварная.

Из-за ее спины возникает другая фигура — высокая и широкоплечая. Человек оказывается в островке света, и я тихо бормочу проклятие. Он так похож на Джексона, что все предположения сводятся к одному-единственному.

Элла оборачивается и поднимает к нему лицо; он целует ее. Даже отсюда я чувствую страсть, силу их поцелуя.

Завожу машину, гневно врубая передачу. Довольно уже заниматься самообманом! Мы с Эллой никогда не существовали. Тепличный роман, не выдержавший столкновения с реальностью. Она будила во мне страсть и желание, провоцировала на поступки, которые я не в состоянии описать. Брак должен строиться на другом. Элла была прекрасной любовницей — не более.

Бэт любит меня. Может, у нас не все идеально, но она моя жена. У нас трое детей и двадцать лет совместной жизни за плечами. Она права: за это стоит бороться.

Тихо-тихо открываю дверь и захожу в дом; уже перевалило за полночь. Швыряю ключи от машины на столик в прихожей. Каннель тихонько поскуливает, когда я треплю его по золотистому загривку: пес спит, уютно устроившись в корзинке на теплой кухне.

Плеснув в стакан односолодового, закрываюсь в кабинете. Пора повзрослеть, Уилл, сынок. Скажи спасибо, что ты не повел себя как полное дерьмо и не бросил жену ради дешевой побрякушки.

Она изменяла Джексону со мной, а теперь наставляет мне рога с его братом. Весьма предсказуемо, прямо классика.

И еще — охренительно больно; впрочем, я справлюсь. Я же не птенец в агонии первой любви. Я достаточно много раз терял голову, чтобы знать: от разбитого сердца не умирают, как бы порой ни хотелось. У меня все еще есть Бэт. Она меня обожает. Мы по-прежнему хорошая пара. Не менее драгоценно ощущение солидарности и надежности, что приходит в совместных испытаниях, перенесенных за два десятилетия. Бэт по-прежнему смеется над моими шутками, в который бы раз она их ни слышала.

Залпом опрокинув стакан, гашу свет. Надо бы проявлять к жене больше внимания. В последний месяц она выкладывалась по полной; мое же участие, по чести сказать, было не совсем добросовестным. Не считая секса, конечно. Думаю, тут ей меня упрекнуть не в чем.

К моему удивлению, в спальне обнаруживаю Бэт в кровати за чтением. Увидев меня, она откладывает книгу и убирает очки на прикроватную тумбочку.

— Зря ты не ложилась спать, милая. Я же предупредил, что вернусь поздно. — Сдергиваю галстук, присаживаюсь на край кровати, развязываю шнурки. — Что-то не так?

— Да, Уильям. Извини.

Поднимаю взгляд на жену.

— Извинить за что?

— Боюсь, я приняла решение, — четко произносит Бэт. — Я ухожу от тебя.

Лик Иисуса в тарелке хлопьев — тревожный знак для кого угодно.

У меня появился второй шанс наладить отношения с дочерью. Третьего не будет.

Я не сомневалась: рано или поздно опять придется принимать таблетки. Я бы не повезла их с собой в Париж, засунув под подкладку сумки и притворившись, что совсем о них забыла, если бы не знала, что время истекает. Сегодня утром я потратила в магазине при гостинице девятьсот евро на эксклюзивные пенковые трубки для Уильяма — а ведь он даже не курит.

Я не могу позволить себе очередного приступа мании. Я же взяла с собой таблетки. Теперь остается доказать, что взяла не зря.

Муж пытается протолкнуться мимо меня к двери. Собравшись с духом, я пускаюсь в самую дикую авантюру в своей жизни. Я знаю, что могу потерять все.

— А как насчет твоей интрижки, Уильям?

У него от лица отливает кровь. На воре шапка горит. Только теперь я осознаю, как сильно надеялась, что это окажется неправдой.

Отворачиваюсь к окну — прячу лицо.

— Ну, то есть мне следовало бы сказать «интрижек» — во множественном числе, — жизнерадостно добавляю я. — Уверена, их было числом больше одной. Мы ведь, в конце концов, не занимаемся сексом уже восемь лет. Надо быть каменным, чтобы за такой срок не захотеть секса, а подцеплять шлюшку на вокзале не в твоем стиле. — Сама не верю собственному спокойствию. — Кейт убежала, потому что мы подвели ее. Знаю, во многом виновата я. Я причинила ей боль, и с этим мне придется жить всю жизнь. Но тут дело еще и в нас. В тебе и во мне. Уильям, она еще ребенок. Мы все еще нужны ей.

Буквально чувствую спиной: Уильям мучительно размышляет, как совладать со мной и с ситуацией. Он ненавидит сцены.

— Бэт, я никогда не хотел причинять тебе боль…

— Я не виню тебя, Уильям. Я сейчас не об этом.

Излагая свои требования, я почти не сомневаюсь: Уильям изобразит удивление или даже начнет возражать против идеи бросить меня. Может, на каком-то уровне сознания он действительно против. В конце концов, он всего-навсего мужчина. Он привык к своим земным благам, к повседневной домашней рутине. Он не захотел бы уходить, если бы только у него не было куда — и к кому. Как и большинство мужчин.

Я оказываюсь не готова к открытому, отчаянному голоду в его глазах.

Наблюдаю, как он мысленно взвешивает мое будущее. Я понимаю, что он не воспринимает мое предложение всерьез, — по крайней мере, воспринимает его не так, как хотелось бы мне. Если он и согласится, то не потому, что хочет дать нашему браку шанс пойти на поправку, а потому, что ищет беспрепятственного выхода, за который потом не станет корить себя.

— Год, — медленно повторяет Уильям.

Теперь или никогда, говорю я себе. Дэн хотел меня. Этна хотела меня. Если я хочу удержать мужа, я должна заставить и его хотеть меня. Где-то там есть безликая женщина, которая знает, как испустить вздох, как польстить и доставить удовольствие моему мужу; она похитила его у меня, соблазнила длинными ногами, нескромным взглядом и гибким телом. Я должна вновь завоевать Уильяма. Пусть вновь меня захочет.

Хочу ли я его, значения не имеет.

— Есть еще кое-что, — говорю я.

Не сводя с него взгляда, начинаю раздеваться. Во рту у меня пересохло; никак не могу унять дрожи в руках. Он не видел меня — не видел по-настоящему — так долго! Мне сорок один год (а сколько той?). У меня обвисшая грудь; живот в складках и растяжках (а у нее есть дети?). Вдруг ему будет отвратительно заниматься со мной любовью? Вдруг он рассмеется мне в лицо?