📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгРоманыПретендентка на русский престол - Елена Арсеньева

Претендентка на русский престол - Елена Арсеньева

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 70 71 72 73 74 75 76 77 78 ... 81
Перейти на страницу:

Валерьян, кстати сказать, выглядел нынче ужасно. Это поразило Елизавету и наполнило ее сердце новой тревогою. Он всегда много пил, но в последние дни – особенно: лицо его покрылось мелкими багровыми прожилками. Глаза сделались водянистыми, бесцветными и при черных, некрасиво отросших волосах казались зловеще-белесыми. Между обрюзглых, плохо выбритых щек (прибитый Филя не успел довести дело до конца) нос казался особенно маленьким, словно бы случайно попавшим на столь массивное лицо. И эти тонкие губы, и скошенный подбородок… Елизавета старалась пореже смотреть на мужа; при каждом взгляде ее просто-таки дрожь пробирала! Он и раньше не казался, мягко говоря, красавцем, однако была в нем этакая молодая, лихая привлекательность; теперь перед нею сидел резко, внезапно постаревший человек, желчный, переполненный ядом, как скорпион, и, как скорпион, непрестанно себя же самого жалящий. Человек, положивший жизнь свою на погубление самого себя! И тут впервые кольнула Елизавету мысль, что не только она – лицо, страдающее в этом браке; Валерьян страдает тоже, и, пожалуй, не в меньшей степени. Но поскольку он был из тех людей, для кого собственное страдание – разменная монета, которая жжет руки и которую надо как можно скорее пустить в обиход, Валерьян и наделял ею всех окружающих без разбора. «Вот еще одна судьба, которую она изломала», – сурово подумала Елизавета о себе, как о ком-то постороннем.

Она думала свою печальную и тревожную думу, а обед между тем тащился к концу. Он был столь изобилен, что, когда подали какое-то жирное пирожное, одолеть его хватило сил только у Потапа Спиридоныча. Остальные клевали носами. Один Валерьян был бодр, несмотря на выпитое. На губах его блуждала такая ехидная улыбка, что Елизавета поняла: забава, которую он обещал, не замедлит свершиться. И будет она остра. Весьма остра!

Гости уже начали было вставать, как вдруг двери распахнулись, и почтенный лакей Ануфрий в белых перчатках внес огромную чашу, над которой курился пар. Когда ее водрузили на стол, стало видно, что в ней гуляет синий летучий пламень, в котором было нечто адское, хоть пахнул он не серою, а гвоздикой, корицею и ромом.

– Жженка! – взревел Шумилов.

Князь Завадский, как человек более светский, поправил, поджав губы:

– Пунш, друг мой. Это пунш!

Ануфрий ловко наполнил большой ложкою какие-то особенные хрустальные чаши и подал каждому гостю. А Елизавета, уставясь в скатерть неподвижными глазами, вспомнила, как там, в пылающих римских катакомбах, она испуганно воскликнула: «Вы хотите сказать, что ром загорелся? Да ведь он жидкий!» – а граф де Сейгаль, грязный и закопченный, будто подручный дьявола, пожалел, что она пуншу не пробовала никогда и теперь уж и не…

Этот Казанова, или как там его, думал, что они не выйдут из треклятого подземелья. Но ошибся! И пунш – вот он. Неужто Елизавета уже так стара и многоопытна, что на каждое событие ее настоящего то и дело отзывается эхо из прошлого: насмешливо, или тоскливо, или с погребальным колокольным звоном? Что происходит, почему эти тени клубятся вокруг, заглядывают в глаза, шепчут, подают знаки? И какие знаки, о чем?..

Елизавета очнулась. Гости уже вылакали последние капли пуншу, и только она одна сидела перед полной чашею. Потянулась к ней и вдруг наткнулась на пристальный взгляд Валерьяна. Рука дрогнула, чаша опрокинулась, и глаза Валерьяна полыхнули такой яростью, что Елизавете стало страшно.

– Эх, матушка, экая ты косорукая! – взвыл светский князь Завадский. – Сколько добра пролила!

Елизавета с изумлением уставилась на него. За подобную наглость он мог бы схлопотать пощечину, даром что князь! И она уже руку занесла, да Валерьян взвился из-за стола, как подстегнутый.

– Забава! – выкрикнул он. – А теперь обещанная забава! Все во двор выходите, кататься поедем на новой лошадушке. На резвой! Зверь, а не лошадь! – И он закатился пронзительным смехом.

Елизавета огляделась. Она думала, что объевшиеся и опившиеся гости мечтают об одном: соснуть часок-другой, ан нет! Все с восторгом ринулись во двор, словно пунш влил в них новые, дьявольские силы, так что через миг Елизавета осталась одна и с облегчением вздохнула.

Все! Ее служба закончилась! Перекрестясь, она метнулась к двери, торопясь уйти к себе, да не тут-то было: на пороге вырос Валерьян.

Без разговоров выволок ее на крыльцо, подхватил и зашвырнул в телегу, где уже расселись хмельные, развеселые гости, с такой силою, что Елизавета угодила прямиком на жирные колени Потапа Спиридоныча, который восторженно загоготал и стиснул ее изо всей мочи.

– Не бойся, голубчик граф! – взревел он. – Я женку твою не обижу, крепко держать буду. Гони!

Только сейчас Елизавета заметила, что телега стоит как-то диковинно. Она была вплотную придвинута к воротам конюшни, приотворенным лишь слегка, так, что не было видно упряжи. Из конюшни доносилось истошное, запаленное ржание коней. Они били копытами в стенки стойла, точно чем-то перепуганные до полусмерти. И этот страх вдруг передался Елизавете: обессилил ее до дрожи, до испарины в похолодевших ладонях. Она рванулась, да где там! Шумилов явно наслаждался своей ролью.

Валерьян заглянул в конюшню и выскочил довольный.

– Пускай! – махнул рукою.

Ворота распахнулись. Молча порскнули прочь конюхи, сверкая пятками. И все наконец увидели лошадушку. Резвую лошадушку, которой хвалился Валерьян.

Это был медведь.

* * *

В том, что все подстроено нарочно для нее, Елизавета не сомневалась. И она не могла оторвать глаз от зверя.

Такого крупного, могучего самца с блестящей бурой шерстью не часто увидишь. Ядреный лесной мохнач, уж и борода у него полезла! Был он как громадная глыба, с огромной пудовой головою, с колышущимися от жира, округлыми боками и широкой, как матрас, спиной. Жиру в паху у него было запасено так много, что лапы раскорячивались. Казалось удивительным, что в начале мая медведь в лесу смог нагулять столько жиру. Видимо, его кто-то нарочно откармливал… да и опаивал, судя по всему, ибо такого сонного и равнодушного медведя и вообразить невозможно. Он стоял в оглоблях, вяло опустив голову, словно и впрямь лошадь, но отнюдь не резвая, а смертельно усталая, так низко пригнув морду к траве, будто намеревался ее пощипать.

Гости, которые такого смирного медведя ничуть не испугались, разразились гоготом. Не смеялась только Елизавета. Дрожа, она уцепилась за рукав Потапа Спиридоныча и не могла разжать пальцы.

Казалось, этот оглушительный, издевательский хохот что-то пробудил в медведе. Он поднял голову и медленно заворотил ее так, что седокам сделалась видна его широколобая скуластая морда, косенькие глазки и желтые кончики клыков.

Смех враз стих. Подпившие гуляки почуяли, с каким огнем играют. Общее настроение выразил князь Завадский:

– Нехороша твоя лошадь, Валерьян Демьяныч! Лучше уж пешком ходить, чем на такой ездить.

– А чем же она нехороша? – спросил Строилов, опасно поблескивая глазами, чего князь, пожалуй, не заметил, ибо поддался неосторожному желанию съязвить:

1 ... 70 71 72 73 74 75 76 77 78 ... 81
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?