Пятая рота - Андрей Семенов

Я вскочил в люк и пролез под башню. Пулеметы я видел в первый раз в жизни.

— Откинь крышку у ПКТ и вставь ленту, — подсказал водитель, повернувшись ко мне.

Я нажал на кнопку в торце меньшего пулемета: крышка отскочила вверх и открыла гнездо, куда следовало положить первый патрон ленты. Я потянул из коробки ленту и вложил патрон в гнездо.

— Теперь захлопывай крышку и передерни затвор, — подсказывал водила.

Я так и сделал. Теперь оставалось только зарядить большой пулемет и развернуть башню.

— А КПВТ как заряжать?

— А ну его на хрен, — махнул водила, — разряжать его потом запаришься. Разворачивай башню. Электроспуск не включай.

Я развернул башню, поставил ее на стопор, чтоб не вертелась на ходу, и вылез через задний люк на броню. Бэтээр тронулся. В хвост к нему пристроился еще один, и пара покатила из полка.

Мы были в чужой и враждебной стране, куда нас никто, кроме афганского правительства не приглашал. Обезьянье правительство в Кабуле, наверное, посоветовалось не со всеми обезьянами, потому что аборигены стреляли и по колоннам, и по отдельным машинам, и вообще всякими пакостями демонстрировали нам свою неприязнь. То дорогу заминируют, то позицию обстреляют. Словом, не давали скучать Ограниченному контингенту, всячески разнообразя его досуг. А обстрелять машину — одно удовольствие. Засел подлец-душман на скале, что нависает над дорогой, пристроил гранатомётик на плечо, прицелился, собака, нажал на спуск — и полетела граната с пламенным приветом к экипажу. И что самое обидное — безнаказанно! Скала крутая — хоть овчарок пускай! Скала крутая — не вскарабкаешься, а если и хватит ловкости залезть, то пока ты там будешь искать удобные уступчики, на которые можно поставить хоть край башмака, пока ты будешь перебирать напряженными пальцами камни, которые сыпятся у тебя из-под рук, пока ты раздирая брюхо и набивая себе синяки болтающимся на плече автоматом доберешься до того места, где лихой гранатометчик из соседнего кишлака устроил себе место для засады, то моджахед пешечком и налегке уйдет восвояси и через несколько километров вы встретите мирного дехканина, который с самого утра потом поливал свою землю, обрабатывая ее для будущего урожая. Ничего он не видел, ничего он не слышал и гранатомета у него при себе вы не найдете. Не он стрелял — и все тут. И это еще самый легкий случай. Потому что, люди грамотные, которые воюют уже не первый год, и засады организуют правильные. Подобьют машину, подождут, пока товарищи из других экипажей поспешат на помощь подбитой машине — и давай из пулеметов в упор со скалы поливать. И нет никакого спасения для шурави. Как в тире перехлопают их духи кинжальным огнем. А чтоб советские солдаты не расползались по местности, то сбоку дороги душманы не позабудут заботливо воткнуть несколько мин-растяжек. Наступил сапог на невидимую сталистую проволочку — и ухнул взрыв, укладывая десяток пацанов в выгоревших хэбэшках на раскаленную каменистую землю.

Поэтому, передвижение по Афгану осуществлялось «парами». Подбили одну машину — пересаживаемся на другую и бежим. За подбитой после вернемся, если ее духи по колесикам не раскатают.

Зато — все живы. А это — главное.

Пара от полка доехала до бетонки, наш бэтээр качнулся, будто нюхал носом воздух, и повернул направо.

Месяц в Афгане, а ведь это — только первый мой выезд из полка. Полковые писаря, повара и комендачи за все два года ни разу не высовывают носа из полка и нисколько не страдают от этого. Но я-то — нормальный пацан! Не для того я приехал в Афган, чтобы палатку караулить. Поэтому, настроение у меня зашкаливало от восторга. Слева — пустыня, справа — полк, парк, склад ГСМ, уже знакомая мне дорога на полигон и бесконечная гряда гор, нависшая над полком и загораживающая горизонт. В голову пришли строки, которые я, кажется, уже где-то слышал:

Айбак!

Как много в этом звуке

Для сердца русского слилось!

Я, правда, был не до конца уверен, что в стихотворении шла речь именно об Айбаке, а не о другом населенном пункте, но это нимало не омрачало моего настроения. Зато пришла другая мысль: комбат не приказал взять мне личных вещей — только два автомата. Значит, меня не переводят в Айбак и я все еще остаюсь во втором взводе связи. Из этого можно сделать вывод, что Баценков на мне крест не поставил и у меня остается хоть маленький, но шанс на реабилитацию. В карантине тоже все началось с губы, а закончилось — благодарностью перед строем.

«Ничего! Мы еще себя проявим».

Слева показался город без небоскребов — Ташкурган. И тут же дорога ныряла в узкое ущелье. Две огромных вертикальных скалы сжимали бетонку с двух сторон как тиски. Почти отвесные кручи уходили метров на полтораста вверх. Я обмер: если с этой верхотуры, рассчитав время и скорость нашего движения, скинуть что-нибудь тяжелое, то это тяжелое проломит наш бэтээр как кувалда — спичечный коробок. Но на смену тревожной мысли пришла мысль успокаивающая:

«А с другой стороны, если скинуть гранату, то она разорвется, не успев долететь до нас: слишком высоко. Она пролетит метров сорок-шестьдесят и рванет. Нам не достанется даже осколков, потому, что наш бэтээр проедет за эти четыре секунды семьдесят метров. Они просто не долетят до него. За ущельем справа от дороги был вкопан танк и оборудована позиция. Наискосок и через дорогу от танка к горам лепился кишлак — подобие дагестанского аила. Маленькие глиняные домики висели на скале как ласточкины гнезда.

«И зачем тут люди живут?», — подумал я.

Через несколько минут Баценков повернулся ко мне и показал рукой вправо:

— Шахский дворец.

Я посмотрел туда, куда указывал комбат и метрах в двухстах от дороги увидел небольшое озерцо, с заросшими камышом берегами. Над озерцом стоял белый двухэтажный дом. Красота дома никак не вязалось с убогостью «ласточкиных гнезд», которые я только что увидел.

— Он тут со своими одалисками парился, — пояснил комбат, — а теперь тут стоит наша восьмая рота.

«Искупаться бы», — позавидовал я восьмой роте.

Так и шла бетонка до самого Айбака: горы справа, горы слева. Они то приближались, то удалялись, будто преследовали нашу пару, но никуда не пропадали. Через час наконец мы въехали в Айбак.

Для сердца русского тут ничего не сливалось: обычный пыльный кишлак, заросший абрикосами и яблонями за пыльными дувалами. На окраине стояла позиция и большой склад боеприпасов. Возле комбата тут же возник старлей — командир взвода.

— К бою, — ровным голосом сказал комбат и посмотрел на часы, засекая время.

— Взвод, к бою! — проорал старлей и из землянки один за другим стали вылетать солдаты в бронежилетах и касках с автоматами наперевес.

Мне никогда еще не приходилось отрабатывать норматив «к бою» на позициях, так как я служил в полку. Наблюдать за этим было забавно. Кто-то, по виду дух, одел броник задом наперед, кто-то держал в руке автомат без магазина, словом — веселуха, негорюйка и несуразица, как и всё в нашей армии.