Ученик архитектора - Элиф Шафак

Работа встала. Несмотря на все усилия Синана, ему не удалось убедить людей вернуться на стройку. Рабочие не сомневались: главный придворный строитель, желая заслужить благосклонность султана, готов подвергнуть их жизнь смертельной опасности. «Кому нужна вода, если она приносит несчастье? – роптали они. – Старые акведуки были возведены еще во времена неверных. Восстанавливать их – значит потворствовать идолопоклонству».

Джахан с удивлением обнаружил, что о призраке мусульманского мученика все успели забыть. Ныне человеческая фантазия изобрела новые страхи. В присутствии Синана и его учеников рабочие хранили угрюмое молчание, а за их спинами распускали самые пугающие и дикие слухи.

После недельного простоя Синан появился на стройке в обществе какого-то невысокого жилистого человека. Архитектор и незнакомец забрались на вновь возведенные леса.

– Друзья! Братья! – провозгласил Синан. – Нам с вами невероятно повезло. Сегодня нас удостоил посещением почтенный ходжа.[26]

И Синан широким жестом указал на незнакомца. Тот стоял рядом, белый как мел. Судя по всему, он боялся высоты. Наконец ходжа сделал шаг вперед, закрыл глаза и принялся нараспев читать стихи из Корана. Впоследствии рабочие узнали, что их гость был известен под прозванием ходжа Соловей. Он родился в Боснии, мог разговаривать с Богом на семи языках, был знаком с множеством религиозных направлений и вероучений. Хотя наружность этот человек имел самую заурядную, голос его, подобно голосу соловья, обладал способностью зачаровывать людские души. Обращаясь к строителям, он убеждал их вновь взяться за дело и не искать зла в тех, кто дал им работу. Шайтан смог так высоко воспарить, ибо имеет два крыла, имя которым – лень и клевета, утверждал ходжа.

С тех пор он приходил на строительство каждый день и оставался там с рассвета до заката. С ног до головы покрытый пылью, он окроплял рабочих святой водой и читал молитву Джавшан аль-кабир. Именно эту молитву, утверждал ходжа, открыл пророку Мухаммеду архангел Гавриил. Пророк тогда был испуган и нуждался в поддержке, ведь иногда даже пророки, подобно простым людям, испытывают трепет перед бесчисленными опасностями, которыми так богат этот мир. Наконец ходжа освятил акведуки, разом погасив страхи и мусульман, и христиан, и иудеев.

– Отныне это место свободно от любых проклятий, – заявил он. – Оно стало чистым, как материнское молоко. Принимайтесь за работу и ничего не бойтесь.

Строители вняли его словам. Работа вновь закипела. Ремонт акведуков был завершен. Теперь они снабжали город водой столь безупречно, что даже заклятые враги архитектора Синана вынуждены были прикусить языки. Султан Сулейман был доволен. Он не скупился на похвалы, пожаловал зодчему множество богатых подарков и оказал ему великую честь, назвав его Аль-исан аль-камил – Тот, кто достиг совершенства.

После этого случая Джахан осознал: из любой схватки учитель выходит победителем отнюдь не потому, что облачен в неуязвимую броню. Нет, его секрет в ином: в умении приспосабливаться к обстоятельствам, не изменяя себе, восставать из руин после самых сокрушительных ударов судьбы. Джахан решил, что сам он сделан из дерева, Давуд – из металла, Никола – из камня, Юсуф – из стекла. А вот учитель подобен реке. Если что-то преграждает русло, поток воды не останавливается: он огибает препятствие или же смывает его. Если препятствие кажется непреодолимым, вода просачивается в мельчайшие щели и продолжает свой путь.

То была ужасная ночь. Чота изнывал от боли. До самого рассвета он оглушительно трубил, ревел и стонал, размахивая хоботом. Джахан прилег в сарае рядом со слоном, но всю ночь не мог сомкнуть глаз. Утром, заглянув своему питомцу в рот, он понял причину его страданий: нижний коренной зуб слева почернел, а челюсть бедного животного покраснела и распухла.

Джахан вспомнил, как прошлым летом он сам страдал от жуткой зубной боли. Цирюльник, бривший главного придворного конюха, сжалился над ним и предложил вырвать больной зуб. Не обращая внимания на стоны и завывания пациента, он тянул и тянул, пока гнилой зуб не покинул челюсть Джахана, положив конец его мучениям. Но кто возьмется вырвать зуб слону? Вряд ли во всем Стамбуле отыщется подобный храбрец.

– Что случилось? – спросил Тарас Сибиряк, входя в сарай. – Вид у тебя веселый, как у утопленника.

– У Чоты болит зуб. Не знаю, что и делать. Он с ума сходит от боли.

– Будь мы в тайге, я бы мигом ему помог, – вздохнул Тарас. – Там растет травка, отвар которой лечит самую сильную зубную боль. Моя бабушка – большая мастерица готовить этот отвар.

Джахан удивленно взглянул на собеседника:

– Она что, до сих пор жива?

– Бабушка? Да, на ней лежит проклятие, – кивнул Тарас. И, заметив испуг Джахана, пояснил: – Я так считаю: человека, которому довелось пережить всех, кого он любил, иначе как про́клятым не назовешь.

В тот момент юноша, поглощенный своими заботами, не придал особого значения этим словам; и все же они глубоко запали ему в душу, чтобы вспомниться много лет спустя.

– Ну, раз этой травки здесь нет, попробуем обойтись без нее, – сказал Тарас. – Возьми побольше чеснока, добавь фенхель, немного гвоздичного масла… щепотку аниса, не больше, и все хорошенько перемешай.

Джахан сходил на кухню, раздобыл все необходимые составляющие и перемешивал их в ступке до тех пор, пока они не превратились в липкую зеленую массу. Тарас удовлетворенно кивнул, когда погонщик слона показал ему снадобье.

– А теперь втирай это в челюсть слона, – распорядился Тарас. – Боль на какое-то время утихнет. Но зуб все равно нужно вырвать.

Джахан поспешил к Чоте. Все попытки втереть снадобье ему в челюсть слон отвергал так решительно, что Джахан сумел использовать лишь половину пасты. К тому же он вовсе не был уверен, что смазал нужный зуб. Изо рта у Чоты шел гнилостный запах. Слон не мог есть, и голод усиливал его ярость. Джахан сшил из тряпья мешочек, наполнил его остатками снадобья и привязал к голове слона слева, со стороны больного зуба. Чота выглядел так потешно, что, несмотря на всю свою жалость к несчастному животному, Джахан то и дело прыскал со смеху.

Надеясь, что снадобье принесет слону хотя бы незначительное облегчение, Джахан отправился на поиски бродячего цирюльника или зубодера. Первый цирюльник, к которому он обратился, расхохотался, едва только узнал, с каким пациентом ему придется иметь дело. Отсмеявшись, он ответил решительным отказом. У второго цирюльника был такой подозрительный вид, что Джахан сам не решился пригласить его в зверинец. Молодой человек уже собирался вернуться ни с чем, когда вспомнил: в городе есть человек, знания которого воистину беспредельны. То был Симеон, старый книготорговец.

* * *

Квартал, расположенный вокруг башни Галата, гудел, как пчелиный улей. Бесчисленные лавочники и разносчики зазывали покупателей; повозки, запряженные волами, грохотали по мостовой; посланники из далеких стран шествовали в сопровождении своих переводчиков; темнокожие рабы несли тахтиреваны, в которых восседали их господа; стаи собак с лаем носились туда-сюда. Молодые люди спешили на занятия в иешиве; старики болтали на перекрестках улиц; женщины тащили за руки детей. Турецкая речь смешивалась здесь с арабской, испанской и французской.