Физиогномика и выражение чувств - Паоло Мантегацца

Такие индивиды часто соединяют в себе дряхлость старика с привычками и стремлениями молодого человека; сон их всегда прерывист и сопровождается страшными сновидениями; умственная способности у них притуплены, а память почти совершенно утрачивается.

У женщины клиторизм вызывает подобные же эффекты, хотя и не так быстро ведет к полному истощению. Розовый цвет лица уступает место страшной бледности; губы обесцвечиваются; глаза быстро утомляются; нижние веки расслабляются и приобретают синевато-свинцовый цвет; нос принимает иногда болезненное выражение; грудь сплющивается и делается слабою; гнойные прыщи беспрестанно обезображивают лоб, и т. п.[93].

Полли составил так же несколько прекрасных описаний различных болезненных телосложений; мы приведем здесь в виде примера, изображения апоплектика и чахоточного[94].

Телосложение апоплексическое. Плотное, коренастое туловище; мускулистые члены; округленные плечи; широкая и очень короткая шея; короткие и толстые пальцы рук и ног: неловкие, грубые, но твердые движения; лоб широкий; хорошо развитый затылок; глаза обыкновенно маленькие; веки большею частью закрывают половину глаза; кожа на носу ноздреватая: щеки и подбородок объемистые, жирные, лимфатические; живот часто вздутый, тучный; голова постоянно горячая, потому что сердце смежно с мозгом: характер раздражительный, беспокойный, упрямый, почти всегда тщеславный и дерзкий.

Телосложение чахоточное. Это телосложение почти во всем противоположно предыдущему; отличительные признаки следующие: фибры худощавые, напряженный, нежный и раздражительный; белизна и тонкость кожи; присутствие некоторых признаков английской болезни и золотухи; волнистые волосы; тонкий и длинный нос; очень выдающиеся челюсти; большие, широко открытые, чаще всего голубые (?) глаза; молочная белизна склеротики глаза; тонкая, длинная, наклоненная вперед шея, на которой ясно выступают синие вены; узкая и плохо сложенная грудь; высокий стан и длинные, тонкие конечности. Этой конституции присущи: живой, влюбчивый характер, проницательный, иногда сатирический ум, наклонность копировать других, а также очень раннее развитие умственных способностей. Особы такого темперамента говорят много, едят и спят мало, крайне обидчивы, любят развлечения и легкую литературу.

Есть, однако, и другая разновидность чахоточного сложения, отличающаяся исхудалым, как бы измятым телом, непропорциональной длиной членов, плохо уравновешенными движениями; представители ее лишены той нежности и тонкости очертаний, какие свойственны первому типу; они обладают слабым, нерешительным, застенчивым характером и в свою очередь представляют болезненную расположенность к легочному страданию.

Удачнее описывает Полли физиономию чахоточного, когда болезнь находится в последнем периоде и когда истощение членов достигло крайней степени.

Глаз прячется под бровями, то с живым и блестящим взглядом, точно в нем собралась вся жизненная энергия, прежде чем ей исчезнуть навсегда, то прикрытый посиневшим веком, окаймленным темным кругом; лоб имеет выражение скорее унылое, чем сердитое; волосы небрежно разбросаны, что придает лицу много выразительности, особенно у женщин; виски и щеки ввалившиеся, высохшие и исхудалые; углы рта опущены к зубам, как при горькой улыбке; подбородок заострен и угловат; губы стали тоньше, бледны, бессильны и более не соединяются одна с другой; румянец, выступающей в виде небольших пятен, придает скулам лица обманчивую жизненность, напоминающую, по выражению Бальзака, вечернее зарево, которое предвещает заход солнца. Длинная, худая, немного искривленная шея оканчивается двумя выдающимися шнурками, между которыми находится глубокая впадина, пересекаемая у мужчины резко очерченным кадыком гортани; межреберные промежутки широки, и ребра настолько выступают из-под кожи, что образуют на груди двойную лестницу; у женщины грудные железы почти исчезают, так что от них ничего не остается, кроме сосков; ключица почти отделяется от туловища и, по-видимому, угрожает продырявить растянутую кожу; конечности, почти лишенные мускулов и превращенные в кости, обтянутые кожею, готовы, кажется, сломаться при малейшем движении; сочленения толсты и резко выдаются; исхудалые, удлиненные, прозрачные пальцы рук оканчиваются загнутыми синеватыми ногтями; повышенная температура кожи и ускоренный пульс свидетельствуют о том, что организм пожирается внутренним пламенем, очаг которого находится в легких; живое вещество мало помалу исчезает, и остается один только остов тела. Эта ужасная болезнь, часто похищающая прекрасные существа в полном блеске молодости, придает выражение глубокой скорби всему лицу и особенно взгляду умирающего, ум которого остается нетронутым, который лично присутствует при угасании и разрушении собственного тела и живо чувствует, как ускользают от него все радости, все счастье, которые сулила жизнь его молодости; с этих пор у него не остается ничего, кроме жалкого утешения быть предметом сострадания ближних.

Как ни живописны эти картины, тем не менее, они имеют важный недостаток: почти на каждом шагу они колеблются между смутною фразеологиею и карикатурным преувеличением правды. Ипохондрики, которые будут читать эту книгу, должны хорошо помнить об этом; в противном случае каждый из них в этих картинах может увидеть свой собственный портрет.

Старинные врачи занимались патогномонией гораздо больше, чем новейшие, потому что они не знали ни постукивания, ни выслушивания больного, и вообще – всех современных способов объективного клинического исследования. Но, с другой стороны, врачи нашего времени, слишком пренебрегающие этим учением, впадают в противоположную крайность. Поэтому, и теперь еще можно воскликнуть вместе с Лафатером, почти ничего не изменив в его словах: «Медицина, опирающаяся на физиогномику, была бы произведением достойным вашего имени, знаменитый Циммерманн»[95].

Между старинными авторами, которые писали более научно о патогномонии, кроме божественного Гиппократа, известны следующие: Аретей, Леомний, Эмилий Камполонг, Вольф, Гофманн. Шредер отец. Сочинение Самуила Квельмальца «De prosoposcopia medica» (Lipsiae, 1784 г.) в свою очередь весьма замечательно, равно как и труд Сталя «De facie morborum indice seu morborum aestimatione ex facie» (Halle, 1700 г.). Остается, наконец, указать еще на более древнюю семиотику Фомы Фиенскаго, имеющую важное значение «Thomae Fieni, phuosophi ас medici praestantissimi», «Semiotica, sive de signis medicis» (Lugduni, 1664 г.).